Читаем без скачивания Седьмое лето - Евгений Пузыревский

Сказал он лишь два слова – «Поска» и «Оставление». На современном языке означающие «Поцелуй» и «Прощение, Освобождение».

И услышаны они были, и восприняты.

Ушел Просвитер из Свято-Николаевского, в поисках того, пред кем всех больше провинился и пока не найдёт, душа покойной не будет.

Закончив рассказ, обладатель трёх имён, опустил взгляд, молча уставившись в одну точку посередине стола.

Взрослые дома Грачёвых, не ожидавшие такого словесно исповедального излияния, озадаченно переглянулись. Нарушать тишину, служившую фоновой музыкой для большего драматического эффекта в повествовании жизненного пути этого очень худого человека с трагическим прошлым, настоящим и скорее всего будущим, казалось кощунственным, запретным, непростительным. Две одинаковые мысли-благодарности близнецы, рождённые под описываемые священнослужителем события, разошлись по головам мужа и жены, этим самым согревая изнутри грудные клетки – «Спасибо Господи за то, что наша семья здорова, едина, сыта, счастлива!»

Павлик, которому наскучило сидеть вместе со взрослыми ещё на том моменте, когда отца Иллариона («И не отец он вовсе! Папа бывает всего один и это мой папа!») только-только назначили пономарём, первое время, ради приличия ещё пытался удержать своё внимание, разглядывая чёрную женскую одежду, в которой пришел странный гость, но и это занятие быстро надоело. Видя то, что её сын извертелся на месте, Марина, извинившись перед принявшим малую схиму, разрешила ребёнку уйти и заняться своими делами, только, по возможности, при этом не шуметь.

Ребёнок ушел, ребёнок занялся, ребёнок вернулся.

Аккурат в тот момент, когда тяжеловесная плита молчания, готова была порвать сдерживающие тросы, и раздавить всю троицу, её породившую, своей неподъемной массой.

Пятилетний мальчишка, даже не догадываясь о том, что он, в виду устоявшихся тысячелетиями правил, должен испытывать благоговение перед служителем Её Величества Церкви, подошел, держа на руках не особо этим довольную Маньку и непринуждённо сообщил – «Смотри какая красивая. А ещё она мышей ловить умеет»

«И в правду красивая» – очень медленно, дрожащим голосом ответил Илларион, затем, под удивлённые взгляды Грачёвых, встал, надел куртку, шапку, сапоги (и как только эти три, не такие уж и тёплые вещи, защищают его от морозной уральской зимы?) попрощался и вышел из дому.

Звук закрываемой двери сорвал странное оцепенение, что держало Марину, и она тут же засуетилась, накладывая продукты в небольшую вещевую сумку, затем распорядилась догнать не так далеко ушедшего священника, извиниться за поведение Павлика, объяснить, что он ещё ребёнок, и с уважением передать от их семьи это маленькое пожертвование, которое, несомненно, пригодится в его долгой дороге. Затем, вспомнив об обветренных руках гостя, которыми он так скромно держал чашку чая, она, со словами «Тебе ещё свяжу», положила в посылку рукавицы мужа.

Сергей, понимая, что пререкания бесполезны, без особого энтузиазма, отправился догонять ушедшего.

И пропал.

По идее, на всё про всё, должно было уйти не больше пятнадцати минут, но большая стрелка на настенных часах уже преодолела сорок три деления, нарисованные чёрным по краям циферблата.

Заволновавшаяся женщина, стала спешно одеваться, чтоб проследовать за своим мужчиной и выяснить причину такого долго отсутствия.

Но необходимость в этом отпала, так как послышался звук закрываемых ворот и спустя секунд тридцать, объект волнения зашел в дом.

Что-то там произошло.

Тот, кто всегда был сильным, уверенным, знающим выход из любой трудной жизненной ситуации, сейчас представлял собой довольно жалкое зрелище – очень бледное лицо, дрожащие руки, затуманенный взгляд, в котором просматривались контуры Великого Дерева хранящего в своих ветвях сооруженные жилища страха, отчаяния, паники, неуверенности, затаённой обиды, мести.

Он, не разуваясь, прошел к кухонному шкафчику с продуктами, достал из глубины спрятанную от глаз сына бутылку водки, налил полный стакан и тут же его осушил, словно это была обычная вода. Повернулся на что-то говорящую ему Марину, которая, в его восприятии, лишь беззвучно открывала рот, посмотрел на Павлика, всё еще беззаботно возившегося с кошкой и, поставив стеклянную тару с алкоголем на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, резко бросился к шкафу, в котором, под замком, хранилось двуствольное ружьё.

Отпер, достал, зарядил, выбежал из дома, провожаемый смотрящими вслед ошарашенными домочадцами.

Спустя минут десять, вдалеке, раздался еле слышимый хлопок выстрела.

Ночь.

Манька, натерпевшаяся за день от «весёлых игр с ребёнком», ловко запрыгнула на кровать к его родителям, в надежде блаженно уснуть, удобно свернувшись в человеческих ногах. Но её невинным планам, осуществиться было не дано – обладатели этих самых ног, нагло спихнули представителя семейства кошачьих обратно на пол. В итоге, ничего не оставалось, как уйти к своему мучителю, и попытаться погреться на нём.

Гроза всех местных грызунов, быстро и бесшумно переставляя четырьмя лапками, удалилась, совершенно не обращая внимания на услышанные обрывки фраз – «…простил…», «…поцеловал…», «…Ваня…», «…не смог…», «…отпустил…»

А под одеялом, крепко прижав к себе, заботливая жена утешала плачущего мужа.

37

Пальцы, обмотанные лоскутами порванной одежды, хоть и болели, но наконец-то перестали кровоточить.

Уже неделю, Павлик, под руководством крота Подкопкина, на определённом отрезке, строгал стеклянными осколками разбитых банок брёвна, что являлись стенами в его новом месте жительства. Сначала он ещё сомневался, в целесообразности данного действия, но сородич скупого жениха Дюймовочки, с лёгкостью его переубедил, используя, доводами, многочисленные рассказы о своих побегах. Чего только стоит тот случай, когда он был схвачен злыми, вечно голодными, четырёхрукими Кракозюбронологивцами, которые собирались сварить из него суп на ужин, а так как только недавно прошел обед, то его заперли в темнице, которая находилась на самой верхушке самой высокой башни в мире. И естественно он сбежал. И не просто сбежал, а ещё умудрился съесть весь запас морковки – любимого блюда этих мерзопакостных Кракозюбронологивцев. Или, например, когда он был пойман опаснейшими, одноглазыми, острозубыми Гривогривогривогурками…

Деревянная стружка, разнесённая семилетними ногами, уже валялась по всему полу, попадая, во время сна под одежду, от чего тело постоянно чесалось.

Но это того стоило.

Слава богу, или тому, кто его там сейчас заменяет, строители продуктовой ямки использовали не такие уж большие по диаметру брёвна, к тому же, явно не высшего качества. Поэтому, за семь дней, с перерывами на сон, еду и традиционные вечерние посиделки с друзьями у самовара, мальчик умудрился, стесать, насквозь, два мёртвых дерева и, наконец, добраться до земли.

Если пойти на поводу у тех товарищей, которым подавай точнейшие цифровые значения, то возьмём линейку, измерим итог недельного труда и получим отверстие в сорок три сантиметра по горизонтали (в некоторых местах доходящее до сорока семи) и в двадцать четыре по вертикали.

С одной стороны, дырень то не такая уж и большая, а с другой, на её создание ушло две банки стеклянных осколков и пятнадцать литров крови, вытекшей из порезанных пальцев (может даже и больше, Павлик не смог до конца определиться с наиболее точным объёмом). Повезло хоть, что рядом жил Доктор Айболит, и он пришел на помощь (правда ненадолго, так как у него в больничке собралось сто двенадцать зайчиков, которым нужно срочно перевязать лапки), посоветовав порвать часть одежды на лоскуты и использовать их, в качестве бинтов.

«千里之行，始于足下(Дорога в тысячу ли начинается с первого шага)»[45]

Ребёнком уже был предпринят не то что первый шаг, а целое шажище, так что земля, расположившаяся за брёвнами, чуть холодноватая на ощупь, но такая желанная, хорошенько встряхнула, потихоньку начинающий чахнуть оптимизм.

Работа закипела с удвоенной энергичностью.

38

Семнадцатое февраля.

Сергей, с вечера, готовился к завтрашней охоте на тетерева.

Во время своего временного жизненного отрезка «Там», он познакомился с Толькой Раскольниковым, по паспорту Стрельцовым, но из-за того, что он, по пьяни, приревновал свою жену к соседу, затем зарубив топором их обоих, к нему и приклеилась фамилия персонажа романа Достоевского. Так этот любитель помахать, в синем угаре, плотницким инструментом, оказался заядлым охотником (И чего он их не пристрелил? Так ведь проще), который уже с двенадцати лет, вместе с дядькой, исползал всю Смоленщину. Именно он поведал будущему отцу Павлика большинство охотничьих тонкостей, секретов в подготовке, поиске, выслеживании, стрельбе и других фатальных действий, по отношению к птицам из отряда курообразных (крупную дичь он не признавал, считая это жестокостью по отношению к божьим созданиям). Так же он рассказал о своём многолетнем наблюдении, что тетерев (а как известно, сие пернатое существо достаточно крепко на рану) на весеннем току, находящийся в возбуждённом состоянии, более бронебойный, чем только что разбуженный в лунке в зимний период. Поэтому, во втором случае, вполне достаточно патрона с дробью от четвёртого, до второго номера, не крупнее. Главное – это хорошая резкость выстрела, а не кучность.