Читаем без скачивания Хронокосмос - Аллен Стил

Но каблук ее левой туфли застрял в отверстии пола, сделанного из перфорированного алюминия. Леа пошатнулась и, взмахнув руками, попыталась схватиться за ограждение. Туго натянутая парусиновая оболочка дирижабля находилась всего в тридцати футах ниже мостков. Дальше начиналась трехсотметровая пропасть, на дне которой плескались холодные волны Северной Атлантики.

Фрэнк потянулся к Леа, чтобы поддержать ее, но Эрик был ближе. Схватив Леа за плечи, он помог ей удержаться на ногах. Потом вежливо улыбнулся пассажирке и, пожелав фройляйн быть осторожнее, пошел дальше.

Все это заняло всего несколько секунд и не привлекло к себе особого внимания, однако в Хронокосмическом Исследовательском Центре к подобным происшествиям относились с предельной серьезностью, ибо никто не знал, какое влияние они могли оказать на историю. Некоторые ученые полагали, что напряженность мировых темпоральных линий столь велика, что малейшее стороннее воздействие на них может вызвать очень серьезные последствия. В качестве примера подобного воздействия обычно приводили случай, когда появление наблюдателей ХКИЦ в Далласе, за оградой автостоянки вблизи Дилей-Плаза 22 ноября 1963 года, чуть было не изменило ход истории. Другие же утверждали, что пространство-время гораздо более пластично, чем обычно считается, и поэтому при темпоральных погружениях мелкие происшествия вполне допустимы, так как история уже находится в движении. Или, иными словами, сколько бы бабочек ни раздавил в плейстоцене путешественник во времени, динозавры все равно вымрут.

Несмотря на это, когда Фрэнк и Леа вернулись в свою каюту, на душе у них было неспокойно. Они боялись, что происшествие может вызвать парадокс времени. Но события, похоже, продолжали развиваться естественным путем. Когда на следующее утро, накануне прибытия «Гинденбурга» в пункт назначения, Фрэнк и Леа наблюдали из своей каюты внутренние помещения дирижабля, они увидели, как Эрик Шпель прошел по алюминиевому мостику и, оглядевшись по сторонам, поднялся по трапу в отсек номер четыре. Миниатюрная камера, которую Фрэнк установил у основания трапа, не обладала достаточной светочувствительностью, чтобы передать его изображение в видимом спектре, но зато она реагировала на тепловое излучение человеческого тела. На термограмме было хорошо видно, как Эрик, держась за лестницу под газовым отсеком, устанавливает часовой механизм, который должен был соединить две сухие гальванические батареи с небольшим фосфорным запалом.

Итак, история не изменилась. В 19 часов 25 минут по местному времени 203 тысячи кубометров водорода воспламенятся. Через тридцать семь секунд после этого объятый пламенем воздушный гигант весом в 241 тонну рухнет на землю.

«Гинденбург» тем временем все больше и больше замедлял ход. В иллюминаторы прогулочной палубы уже были видны похожий на коробку из-под печенья ангар и ажурная причальная мачта, у подножия которой выстроились крошечные фигуры военных моряков в белых головных уборах.

Фрэнк снова коснулся металлической оправы очков.

19:17:31/-08:29.

Через несколько секунд будет слита вода из кормовых балластных цистерн и сброшены носовые швартовы.

Но не восемь оставшихся минут беспокоили его больше всего, а те тридцать семь секунд, которые пройдут между взрывом и ударом о землю. Подняться на борт «Гинденбурга» им с Леа было совсем не трудно — гораздо труднее будет сойти на землю живыми и невредимыми.

Василий Мец уже давно решил, что самым интересным в начале двадцатого столетия было то, как выглядела Земля из космоса.

Дело было даже не в относительно малых размерах городов, не в чистоте воздуха над ними и даже не в несколько иных очертаниях океанских побережий. Конечно, любопытно было увидеть Нью-Йорк-Сити в те времена, когда город еще не был наполовину погружен в воду и его небоскребы четко вырисовывались на фоне неба, однако не это было самое удивительное. В конце концов, это было третье путешествие Меца в качестве пилота «Оберона», поэтому к подобным различиям он успел присмотреться. Больше всего его поражала девственная пустота околоземного пространства — ни тебе энергетических спутников, ни колоний, ни снующих туда-сюда челноков. Не было даже низкоорбитальной станции «Хронос», служившей основной базой для хронолетов-разведчиков ХКИЦ, откуда они вылетали и куда возвращались, завершив свою миссию. И самое главное, вокруг Земли не было плотного роя разнокалиберного космического мусора, и не мудрено — первый искусственный спутник появится на орбите еще только через четыре десятилетия, и пройдет еще тридцать лет, прежде чем находящиеся в состоянии свободного падения обломки ракет и отслужившие свое спутники начнут представлять опасность для околоземной навигации. Пройдет не менее двадцати лет, прежде чем появится первое сообщение о появлении «летающей тарелки», и если бы кто-нибудь поинтересовался мнением Меца, то он высказался бы за то, чтобы дела обстояли именно так как можно дольше.

На протяжении последних трех дней — после кратковременного визита на Землю, когда Василий высадил Лу и Ошнер в пригороде Франкфурта и совершил суборбитальный бросок, чтобы доставить в Нью-Джерси Тома Хоффмана — он удерживал станцию на геосинхронной орбите, зависнув высоко над Нью-Джерси. Все это время он оставался совершенно один, если не считать переговоров с экипажем «Миранды», пробивавшей тоннель, по которому вернулись на «Хронос» спецгруппа поддержки и два этих милых, спокойных человека — Джон и Эмма Пеннс. Но тремя часами ранее «Оберон» перешел на новую орбиту, пролегающую на высоте 289 километров над Нью-Джерси, и теперь Мец был очень занят. Уравновешивать силу тяготения Земли антигравитационным приводом хронолета, одновременно компенсируя вращение планеты, было далеко не простой задачей. Кроме того, Мецу приходилось поддерживать постоянный радиоконтакт с Хоффманом. Спутников связи, которыми они могли бы воспользоваться, еще не существовало; установить тарельчатую антенну Том тоже не мог, поэтому им приходилось пользоваться обыкновенной радиопередачей в стокилометровом волновом диапазоне, который был бы недоступен любителям-коротковолновикам этого временного периода.

— База Лэйкхерст вызывает «Оберон», — раздался в наушниках Меца голос Хоффмана. — Как слышите меня? Прием.

Мец поправил микрофон.

— Слышу вас хорошо, Лэйкхерст. Доложите обстановку.

— Обстановка нормальная. «Гинденбург» подошел к причальной мачте. Водяной балласт сброшен, только что опущены носовые швартовы. Высота от земли — около девяноста одного метра. Ожидаемое событие наступит через три минуты семнадцать секунд плюс последний отсчет.