Читаем без скачивания Теория описавшегося мальчика - Дмитрий Липскеров

— Человек-ксилофон!!! — Зал бился почти в истерике. Губернатор старался быть сдержанным, а Карловна неистово крестилась. — Иван Диогенович Ласки-и-ин!!! Играет Анастасия Переменчивая!!!

Сноп света… Сверкание азиатских глаз из-под инструмента. Красивая женщина с молоточками в руках… Взмах…

Музыка, тревожная и опасная, потекла со сцены, как и в прошлый раз, тягуче, обволакивающе. Лицо Ивана, подсвеченное белым лучом его выражение, говорило о том, что человек-ксилофон сейчас пребывает в другом измерении. Тревожность музыки болезненно нарастала, и зал, как и накануне, в слаженном порыве завыл песню ужаса, зрители закрутили головами, оглядывая уголки мироздания, куда их перенесло в одно мгновение невиданное чудо.

Иван заговорил. И опять его слабый голос без микрофона был слышен каждому уху:

— Вселенных великое множество… Их нескончаемое множество… — Он словно проецировал картинки мироздания прямо в зрительские мозги. — Вселенные висят во тьме, как гроздья бананов… — И все тотчас увидели эти гроздья, прозрачные, словно в рентгеновских лучах. — И в каждой из них мириады звезд, а вокруг звезд — планеты, и на этих планетах живем мы. Наши души тиражированы бесчисленное количество раз…

И в этот момент на сцену опять поползла Карловна. Она ощупывала пространство вокруг, будто рядом ползли десятки таких же, как она, губернаторш.

Иван замолчал, и зритель постепенно пришел в себя, вернувшись из глубокого космоса воодушевленным для новых потрясений. Все завороженно глядели, как губернаторша все ближе подползает к человеку-ксилофону.

Она доползла и вновь распласталась крестом перед Иваном.

— Что есть смерть? — спросила почти мертвым голосом.

— Ничего. Ибо смерти нет.

— Комментарии! — запросили из середины зала. — Обещал!

— Если смерти нет, зачем комментировать то, чего нет?

— Так, значит, не будет комментариев?

— Нет, но я просто расскажу про смерть, какой вы ее видите и какая она есть на самом деле. Можно я сам задам вопрос?

— Валяй, — разрешил народ.

— Верите ли вы в бесконечность мироздания? В то, что у Вселенной нет конца?

— Проходили в школе, — хихикнул женский голос.

— И Вселенных бесконечное множество, — продолжил Иван. — Если взять космический корабль и полететь на нем далеко-далеко, несколько Вселенных, например, пронестись, то мы найдем планету, идентичную нашей. Так как все бесконечно, то и бесконечна вариация событий и производных. Настолько бесконечна, что можно отыскать самих себя. На такой же планете будем жить такие же мы, до атома тождественные себе, прилетевшим. У нас там будут те же дети, родители, мы будем работать на тех же должностях и говорить, что говорили на своей планете в те же отрезки времени. Даже наше дыхание будет синхронным. Даже ковырять в носу мы станем, как в зеркале отображение…

— И что? — не выдержал кто-то. — Нам про астрономию неинтересно. Объясните: почему смерти нет?

Неожиданно человек-ксилофон поднялся над полом на двадцать сантиметров, закрыл глаза.

И опять из зала:

— Видели уже. И у Кио видели!

Иван положил освободившуюся руку на затылок губернаторши. Карловна, словно кукла, тотчас села на пятую точку и открыла рот. Попыталась что-то сказать, но лишь закашлялась. Иван легонько постучал ей по спине. И Карловна, как-то странно улыбнувшись, заговорила голосом… человека-ксилофона:

— Я… Я хочу сказать…

— Не волнуйтесь! — поддержал Иван голосом губернаторши. Это был славный трюк. Зааплодировали все. После, когда стихло, опять женским голосом: — Говорите, Валентина Карловна!

— Но все могло быть совсем не так, — продолжила она вновь голосом Ивана, — не так, как сейчас… Представьте себе, что в школе вас учили неправильно. Что совсем не сильнейший выживает в природе. Зачастую самый слабый случаем возносится до небес. Представьте, что в то время, когда будущая мать Наполеона предавалась любовным утехам с отцом будущего императора, в тот момент, когда семя с гением устремилось к его зачатью, чресла матери вдруг изменили бы свое положение на один градус — ну дернула жена бедрами! И вот из-за этого «дернула бедрами» самого слабого представителя эякулята волна сока вынесла к одинокой яйцеклетке первым. И у хилого сперматозоида, отхода биологической материи, — неожиданно такой шанс! И хватило же сил доходяге внедриться в женскую природу! Вот и выиграл слабейший. Вот вместо Наполеона, великого полководца, — маленький никчемный человечек, клошар вполне!

Иван погладил Карловну по затылку и, вернув себе собственный голос, продолжил:

— Могло бы не быть Гитлера — вышел бы бездарный художник или пивной алкоголик… Могло бы не быть и всех вас, здесь сидящих.

— Спасибо, мама, что не дернула задницей! — обрадовался кто-то в партере.

А женский голос добавил:

— Жаль, что не дернула!

Зал заржал. Улыбнулся и Иван, он поднял голову и посмотрел на Настю.

— Вот и Анастасии Ольговны тоже бы не было! Пару черт бы изменилось, и вместо красавицы — дурнушка! А от этого мир бы потерял значительно… — Здесь зал поддержал человека-ксилофона одобрительным гулом. — Но оригинальность в том, что сущности, уже произведенные на свет, никогда не меняются. Если Наполеон единожды был рожден, то и на какой-нибудь другой планете он вновь родится Наполеоном, но вполне возможно, и не завоюет почти весь мир. Или завоюет!.. А Иван Иванович Иванов украдет из кассы своего предприятия не тридцать тысяч, а триста тысяч рублей. Или вместо бухгалтерии станет работать в зоопарке директором. Где все же тридцать тысяч тиснет!

Все восприняли последнее как фигуру речи, но в глубине зала, почти в самом углу, скромный человек в скромном костюме нервно заерзал в своем кресле…

— Но все это произойдет только в субъективном времени, в котором мы сейчас с вами находимся.

— Непонятно! — услышал Иван из разных частей зала.

— Времени не существует. Оно субъективно, и всем это понятно. Многие ученые ошибались. Прошлое и будущее существуют в одной точке. Будто их можно насадить на острие иглы… На самом деле ни прошлого, ни будущего не существует. Есть только настоящее…

Зал вновь недовольно загудел. Фуга Баха опять замедлила свое движение к органам слуха филармонического зрителя. И опять все с ужасом пронеслись по Вселенной, возвращаясь в состояние благодушного восприятия информации.

— Прошлое — это то, что записано в ваших ячейках памяти. То есть то, что вы помните, и десятки человек вместе с вами. А на самом деле сего и быть не могло… Приведу пример. Уважаемый мэр еще с детства рассказывал о том, что потерял девственность в четырнадцатилетием возрасте. Мол, молодой да ранний! В молодости нам всегда важно показать, что мы успешны. Если мы в двадцать лет успешны в сексе, я имею в виду, конечно, мужскую часть зала, то мы успешны во всем!.. Так вот, господин мэр рассказывал, что как-то вечером к нему, семикласснику, в квартиру пришла студентка-практикантка, работающая в его классе. Мол, она пришла жаловаться на плохое поведение подопечного. А отец будущего мэра, вернувшийся накануне из командировки в Голландию, привезший массу фирменных шмоток и двухкассетный японский магнитофон, находился вне стен квартиры, оставив сына в полном одиночестве. Мальчишка, мол, предложил девушке-практиканточке рюмочку «Амаретто», пористый шоколад и включил модных тогда итальянцев. Ну и, конечно, студентка не устояла от западных вкусностей и фирменной музыки. Здесь же отдалась счастливцу семикласснику, будущему мэру. Вот с этих своих четырнадцати лет мэр рассказывает всем эту небывальщину и давно в нее сам верит. Самое главное во всей этой ситуации, что те, с кем он делится этой простой историей, принимают рассказ за чистую монету, а значит, для них это было на самом деле. Она записалась в ячейку памяти как факт, как зрительное воображение и стала прошлым мэра. Другого прошлого у него нет, так как все события со временем приобретают новые подробности и очертания, а значит они ложные и память наша ложная. У всех!.. На самом деле мэр потерял девственность со своей женой, после бракосочетания, на большой кровати, подаренной молодым родителями жены будущего мэра.

Зал зааплодировал. Мэр, сначала возмущенный, а потом уразумевший, что рейтинг его поднялся, встал со своего места и раскланялся почти как конферансье Шарманский.

— Спасибо, — поблагодарил он зал.

— Но вы, — продолжил человек-ксилофон, — будете помнить историю со студенткой-практиканткой, так как ячейка памяти занята. Мэр потерял невинность в четырнадцать лет с той же вероятностью, с какой произошла и история со свадебной идиллией. А вывод из этой истории один: что помнить более того, что всплывает в нашей голове в виде фантазий, мы не можем! Мы вспоминаем факты нашего прошлого тысячу раз. Наша фантазия добавляет к ним все новые детали, а потом картина воспоминаний меняется на противоположную. Прошлого нет, есть импровизация на тему прошлого. Хотя в другой Вселенной мэру все же удалось затащить практикантку в постель. Но там, в другой части мироздания, он уже не мэр, а кто-то совсем другой… Так и с мировой историей! Кто-то ее смог придумать от начала до конца и поведать нам как правду.