Читаем без скачивания Крест против Коловрата – тысячелетняя война - Михаил Сарбучев

Недавно Первым каналом был представлен красиво снятый, с большим бюджетом и мгновенно ставший знаковым фильм «Адмирал», где один из ключевых эпизодов связан с ликом этого христианского святого. Эпизод, кстати, не имевший ничего общего с реальностью! Реальную икону Колчаку передал вовсе не государь император, а именно Распутин. Тут мы сталкиваемся с почти «официальной» сусальной историей о Колчаке, так позитивно и «православно» поданной киноиндустрией. После просмотра фильма, наверное, должно сложиться впечатление о Верховном правителе как о фанатичном монархисте и истовом христианине. Несомненно, воспитанный в рамках доктрины православие – самодержавие – народность, Александр Васильевич не мог быть атеистом, а вот насчет его преданности делу монархии – фильм бесстыдно врет. Реальный адмирал Колчак приветствовал приход Временного правительства, более того, собирался баллотироваться в Учредительное собрание. Так что историчность образа, созданного Хабенским, под большим вопросом. Почему именно он? Ведь были и другие яркие личности в Белом движении. И снова у нас поблизости из кустов торчат «аглицкие» ушки. Ведь именно о Колчаке в свое время сказал Черчилль: «Это единственный в России, с кем можно иметь дело!» И образ «многострадального Иова» как будто освящает слова английского морского министра. Ясно, что Иов – это не просто «историческое совпадение». Это – символ. Более чем странный символ для главы великой державы (тем более для диктатора, каким объявил себя Колчак). Ты страдаешь, тебя грабят, убивают, насилуют – и в том есть великий «промысел Божий», но как только «дубина народной войны» адекватно отвечает – тут коллективное сознание (не без помощи «агитпропа») совершает какой-то фантастический кульбит и начинает осуждать адекватность ответа. «А не слишком ли адекватно мы отвечаем?» Что это? Необходимая плата за столь своеобразное понимание «национального единства»? Единство в нищете? Единство в обиженке? Или попытка сформировать новый «национальный код»? Неожиданным эхом этого малинового звона отдается строка Высоцкого «мы тоже пострадавшие, а значит, обрусевшие». Какое будущее может иметь нация, осознающая себя исключительно как коллективный «страстотерпец»? И какую роль в формировании этого комплекса сыграла Церковь? Думается, значительную.

Образ Иова трактуется богословами как образ «воина духа», человека, принесшего жертву во имя торжества идеи Бога. Но если уж выбирать, то совершенно неправославный Муций Сцевола – куда предпочтительнее. Предпочтительнее по одной простой причине – его жертва осознанная. Иов же – жертва обстоятельств. Промысла, о значении которого он не имеет ни малейшего представления.

Для православного сознания вообще характерно восприятие военных и политических неудач, да и вообще неудач мирских, как некоей закономерности, как наказания за грехи. «Бог, ожидая покаяния христиан, обратил татар вспять на землю Таногтскую и иные страны. Тогда же и Чингисхан их убит был. Это за грехи наши Бог вложил недоумение в нас, и погибло без числа много людей. И был вопль, и воздыхание, и печаль по всем городам и по волостям. Об этих же злых татарах не знаем, откуда они пришли на нас и куда опять делись, только бог весть» («Повесть о битве на реке Калке»). «И текла кровь христианская, как река сильная, грех ради наших» («Повесть о разорении Батыем Рязани»). «В год 6746 (1238), по гневу Божиему за умножение грехов наших, было нашествие поганых татар на землю христианскую» («Сказание об убиении в орде князя Михаила Черниговского»). И таких примеров не счесть. Речь идет об устоявшейся, по крайней мере, литературной традиции. А православие – книжная религия в отличие от синтоизма или буддизма. Возможно, такой подход продуктивен, когда речь заходит об индивидуальной духовной практике, но совершенно негоден как базис для национальной консолидации. А уж видеть в военных неудачах страны «промысел Божий» может только сумасшедший либо человек, совершенно не заинтересованный в победе русского оружия.

Сама Церковь достаточно однозначно разделяет заслуги государственные и заслуги духовные: «Если бы Николай II силой подавил революционное восстание, то он вошел бы в историю как выдающийся государственный деятель, но вряд ли при этом стал бы святым. Подавая документы на прославление, Синодальная комиссия по канонизации не обходила вниманием спорные эпизоды его правления, в которых проявлялись не лучшие стороны его личности. Но канонизован последний российский император не за свой характер, а за мученическую и смиренную кончину. Кстати, в истории Русской церкви не так много канонизированных государей. А из Романовых прославлен в лике святых только Николай II – за 300 лет правления династии это единственный случай»56.

Но примеры Иоанна Грозного, Михаила Романова, Александра Суворова, Михаила Кутузова наглядно демонстрируют, что сочетать православные взгляды и лавровый венок победителя вполне реально. Что же из этого следует? Ну, как минимум то, что нет никакой корреляции между православием и патриотизмом, православием и национальным подъемом, приводившим Россию не раз в мировые лидеры. Эти два дискурса никоим образом не противоречат друг другу, но и никакой взаимообусловленности не предполагают. А уж какой из аспектов дискурса считать актуальным – вопрос к национальной элите: кому-то ближе ассоциация с архангелом Михаилом, кому-то с Иовом.

Царство не от мира сего…

Будучи светским человеком, я не могу не понимать, что процесс канонизации не есть механическое «начисление очков» за заслуги перед Отечеством. Это процесс многомерный, включающий в себя самые разные ипостаси – нравственные, духовные, интимный даже, можно сказать, процесс. Но я также не могу не понимать, что такой мощный инструмент нравственной оценки, как причисление к лику святых, не может не участвовать в деле воспитания верующих граждан в определенном ключе, задавать некое направление мысли и… соответствующих действий (или полного бездействия). Это один из тех самых «культурных кодов», о которых сейчас так много говорят. Если православие претендует на роль национальной идеологии, то мне бы хотелось понять: почему успехи государства никак не ложатся на чашу весов этой «нравственной» оценки? Институт святых – это же не просто группа волшебников, раздающих детишкам пряники на Рождество, это еще и очень сильный воспитательный элемент, образцы «делать жизнь с кого». Почему те, с чьим именем связано величие и успехи национальной политики России, не удостаиваются положительной оценки столь мощного общественного института, как Церковь, и почему государственные деятели, чья деятельность была, мягко говоря, неуспешной, предлагаются за такой образец? Решение о канонизации семьи Романовых имело однозначно политическую подоплеку. Я уже не говорю о том, что оно было принято вслед за решением Русской православной церкви за рубежом, когда это были еще совершенно разные сообщества.

Мысль опережает действия. Мыслеформа идет впереди любого политического проекта, и я хочу понять, что я увижу в конце? Торжество нации или очередное убедительное объяснение, почему не получилось? «…Ибо царство мое не от мира сего»? Что же получается? Русские, руководствуясь этой идеологией, должны добровольно «освободить» «мир сей» для других, более подходящих к нему, этому «некошерному» миру народов? Может, я ошибаюсь, но, по-моему, это обоснование геноцида. Нам говорят, Русская православная церковь – последний оплот русской цивилизации в борьбе с «силами Запада». Допустим. Но почему же тогда оценка (нравственная прежде всего оценка) действий монархов российских у нее полностью совпадает с мнением западных, и прежде всего английских, политических институтов?

Нам говорят о царе Николае II, ведшем, может, и не активный в своей неправедности, но далеко не праведный в полном смысле образ жизни, почитаемом как святой, нам говорят, что его смерть во славу веры Христовой искупила все его грехи, если таковые и были при жизни. Но я внимательно изучал материалы, связанные с расстрелом царской семьи. В них нет ни слова о том, что царя побуждали отречься от православной веры и это было условием спасения его жизни. Гражданину Романову вменяли (мы сейчас не обсуждаем, справедливо или несправедливо) уголовные преступления, среди которых имели место массовые убийства людей (православных христиан, между прочим), 9 января 1905 года по его приказу солдаты стреляли в иконы, вплоть до прямого предательства интересов родины и развязывания бессмысленной братоубийственной войны.

«Когда я вошел, присутствующие решали, что делать с бывшим царем Николаем II Романовым и его семьей. Сообщение о поездке в Москву к Я.М. Свердлову делал Филипп Голощекин. Санкции Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета на расстрел семьи Романовых Голощекину получить не удалось. Свердлов советовался с В.И. Лениным, который высказывался за привоз царской семьи в Москву и открытый суд над Николаем II и его женой Александрой Федоровной, предательство которой в годы Первой мировой войны дорого обошлось России.