Читаем без скачивания Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

В следующие несколько дней нашей эскадрилье было не до разговоров, только по служебным делам. Горечь тяжелых утрат чуть не раздавила нас. Почти то же самое происходило и в других подразделениях. Во время одной из утренних атак позиций советской артиллерии к востоку от Орла вместе со мной полетела 1-я группа. 2-й эскадрильей командовал обер-лейтенант Якель. Он стал прекрасным летчиком и в совершенстве овладел фигурами высшего пилотажа. Когда он замечал вражеский истребитель, то неизменно бросался в атаку, хотя противник превосходил его в скорости и огневой мощи. Уже на Кубанском фронте он заставил всех нас долго смеяться. Он всегда считал, что его Ju-87 летает очень быстро, и если дать полный газ, то все остальные быстро отстанут. Это весельчак довольно часто сбивал вражеские истребители. Он напоминал оленя, который ревет, вызывая соперника на бой. И когда тот появляется, олень бросается на него, опустив рога. Якель стал настоящей душой эскадрильи. Он мог, ни разу не повторившись, травить анекдоты с 9 вечера до 4 утра. В его репертуар входили несколько баллад, таких как «Бонифациус Кизеветтер».

В то злосчастное утро Якель вместе со своей эскадрильей атаковал соседнюю батарею, и мы вместе повернули на базу. Мы уже пролетали над линией фронта, как вдруг кто-то крикнул: «Истребители!» Я увидел их, однако они были довольно далеко. Более того, судя по всему, они не собирались нас атаковать. Но Якель повернул назад и полетел навстречу русским. Он сумел сбить один истребитель. Однако его испытанный стрелок толстяк Енш, похоже, смотрел куда-то в сторону, а не прямо перед собой, как положено. К ним сзади подкрался другой ЛаГ-5. Я увидел, как самолет Якеля внезапно вошел в пике, хотя высота не превышала 200 метров, врезался в землю и взорвался. По моим предположениям, в горячке боя Эгберт просто забыл, что летит слишком низко. Так мы потеряли еще одного любимого товарища.

У многих из нас невольно появлялась подлая мыслишка: «Старики уходят один за другим. Я почти наверняка могу с помощью календаря высчитать, когда наступить мой день». Любым несчастьям рано или поздно приходит конец. Мы долго ждали, когда наконец завершится полоса невезения. Если твоя жизнь постоянно подвергается опасности, ты невольно становишься фаталистом, и твоя душа черствеет. Никто из нас не выпрыгивал из постели, когда по ночам невдалеке начинали рваться бомбы. Мы смертельно уставали, так как в течение долгого периода ежедневно с рассвета и до заката находились в воздухе. Поэтому, полусонные и равнодушные, мы слушали, как взрывы подбираются все ближе.

В зоне прорыва к северу от нашего аэродрома дела шли все хуже и хуже. Русские уже подошли к Карейчеву, находящемуся северо-западнее нашего аэродрома, и угрожали захватить его. Чтобы быстрее оказываться в районе боев, мы перебазировались на аэродром Карейчева. Бои шли в основном в лесу, поэтому сверху было крайне сложно что-либо различить. Лесистая местность позволяла красным хорошо маскировать свои позиции, и наши атаки каждый раз были предельно трудными. Лишь с величайшим трудом я замечал танки, поэтому обычно я летал вместе с бомбардировщиками. Так как я командовал группой, противотанковая эскадрилья теперь находилась под моим прямым командованием. Ее личный состав быстро освоил методы операций, приемы технического обслуживания и тактику действий пушечных самолетов, которые я разработал.

Наше пребывание в Карейчеве не затянулось. Снова поползли слухи, что вскоре нас перебросят куда-то на юг, где сложилась критическая ситуация. Мы совершили несколько вылетов, базируясь в Брянске, а потом нам действительно пришлось возвращаться в Харьков. Но на этот раз нашей базой стал аэродром к югу от города.

Глава 11

Отступление к Днепру

За несколько месяцев нашего отсутствия в Харькове произошло много перемен. Наши пополненные дивизии были отведены, и Советы развернули новое наступление. Мы задержались там всего на день или два, а потом советские снаряды начали разрываться на улицах города. На нашем аэродроме не было больших запасов бензина и бомб, поэтому приказ о перебазировании на новый аэродром не стал для нас сюрпризом. Новая база находилась в 160 километрах южнее, рядом с деревней Дмитровка. Так как она находилась на значительном расстоянии от новой линии фронта, то мы использовали два аэродрома подскока: один в Барвенково для полетов к линии фронта на Донце в районе Изюма, второй — в Сталино для полетов к линии фронта на Миусе. На каждом из этих аэродромов находилось небольшое подразделение, чтобы обслуживать самолеты в течение дня. Каждое утро мы брали с собой небольшую группу техников и оружейников. Нашим войскам удалось создать прочную линию обороны на Донце и Миусе, несмотря на сильные атаки советских войск. Очень часто начальник оперативного отдела штаба давал нам знакомые цели: то же самое дерево, тот же самый овраг. Мы вскоре перестали обращаться к картам, что было большим облегчением для пилотов. Как когда-то говорил Штеен: «Мы наконец стали большими мальчиками».

Во время нашего первого вылета в сектор Изюма кто-то произнес по радио мой позывной: «Ханнелора! Ты по-прежнему прикрываешься, когда бьют штрафной?» Я не ответил, однако он повторял свой вопрос снова и снова. Внезапно я узнал голос офицера разведки, с которым мы часто действовали вместе, и чью дивизию мы не раз поддерживали своими бомбами. Разумеется, это было нарушением секретности, но я не смог устоять перед соблазном и ответил, что и сейчас прикрываю кое-что, когда бьют штрафной, и что он — опытный футболист. Невидимый собеседник весело рассмеялся, и остальные экипажи с большим удовольствием слушали наш разговор, совершенно не обращая внимания на яростно грохочущие русские зенитки. Это был обер-лейтенат Эпп из воздушной разведки, один из лучших футболистов Вены. Так как он вместе со своим подразделением сейчас находился в самой гуще боя, я решил отложить встречу с ним до лучших времен.

Обер-лейтенант Антон, который командовал 9-й эскадрильей после смерти Хорнера, сам был убит на Миусе. Его самолет взорвался, когда входил в пике. Еще одно необъяснимое летное происшествие, которое уже повторялось несколько раз. Ушел еще один из «стариков», кавалер Рыцарского Креста. Увы, экипажи постоянно приходили и уходили, и этот конвейер не останавливался ни на день, подчиняясь беспощадному ритму войны.

В воздухе уже запахло осенью, когда мы получили приказ включить в свою зону ответственности и фронт на Днепре. Да, мы откатились уже так далеко на запад, и действовать приходилось с аэродрома северо-западнее Красноармейской. Советские войска наступали на Донецкий промышленный район с севера и северо-востока. Судя по всему, они проводили очень крупную операцию. Кроме того, по нашему аэродрому ежедневно наносили удары бомбардировщики «Бостон». Это было крайне неприятно, так как задерживало обслуживание самолетов, и мы опаздывали с вылетами. Во время налетов русских мы прятались в щелях, вырытых рядом с самолетами, и пережидали там, пока Иван не кончит развлекаться. Наши потери в самолетах и технике были незначительными.