Читаем без скачивания Лосось сомнений (сборник рассказов, писем, эссе,а так же сам роман) - Дуглас Адамс

Намного труднее заметить это в эволюции жизни — временные шкалы широки, а наши перспективы осложняются тем, что мы изучаем самих себя. Однако изобретение компьютера впервые позволило нам почувствовать, как это работает, — точно так же, как изобретение гидравлического насоса помогло понять механизм работы сердца и кровообращения.

И вот еще почему невозможно отделить науку в чистом виде от техники: они питают и стимулируют друг друга. Так, последнее чудо компьютерной мысли — передача звука в формате mpЗ из одного компьютера на другой через все континенты. Если заглянуть в его внутренности и породившую его инфраструктуру, которая, в свою очередь, стала его частью, — чудо это не менее интересно, чем механизм деления клетки, чем формирование мысли в мозгу, или жук, пожирающий в чащобе тропического леса Амазонии свою добычу.

Все это часть одного и того же общего процесса, и мы, в свою очередь, тоже его часть — вот где генерируется наша творческая энергия, и она в любое время победит комиков, телевидение и футбол.

Октябрь 2000 года

Дайте людям заполнить вопросник, и они начнут завираться. Один мой друг как-то раз готовил анкеты для заполнения в Интернете. По его словам, полученная информация о положении дел в мире оказалась весьма обнадеживающей. Например, известно ли вам, что почти 90% населения — главы собственных компаний и зарабатывают более миллиона долларов в год?

Существует ли искусственный Бог?

Поначалу об этом было заявлено как о дискуссии, потому что я очень волновался, не зная, принимать или не принимать участие. Времени на подготовку у меня почти не оставалось, а кроме того, оказавшись в зале, где было полным-полно знаменитостей, я подумал: «Ну что я, любитель, собственно, могу сказать?» Поэтому лучше ограничиться дискуссией. Но проведя здесь пару дней, я понял, что все остальные в принципе тоже люди. Главное, что идеи рождались прямо на глазах. Я тоже выдал немало свежих мыслей, разговаривая с людьми или слушая, что они скажут. В конце концов я подумал, а не стоит ли мне устроить дебаты с самим собой? Встану с места, заведу речь, скажу что-нибудь эдакое, чем расшевелю сонную публику, глядишь, в конце концов дело дойдет до бросания стульев.

Но прежде, чем я заведу речь о том, о чем мне хотелось бы порассуждать, должен вас предупредить, что я могу уйти в сторону от темы или начну повторяться, поскольку многое из того, что я скажу, пришло мне в голову после того, что мы сегодня слышали, поэтому если я вдруг… Ну, да ладно…

Я уже говорил кому-то сегодня, что у меня есть четырехлетняя дочь. Мне ужасно нравилось наблюдать за ее лицом, когда ей было всего две-три недели от роду, и неожиданно до меня дошло — о чем, наверно, никто никогда не задумывался! — что она перезагружалась, словно компьютер!

Позвольте попутно сказать еще одну вещь. На первый взгляд совершенно бессмысленную, но я ею горжусь! Я родился в Кембридже в 1952 году, и мои инициалы,— ДNА![6]

Тема, на какую мне хотелось бы порассуждать, предмет нашей сегодняшней дискуссии — которая, по всей видимости, так и не состоится, — звучит несколько глупо: «Существует ли искусственный Бог?» Вы, наверное, немало удивлены, но погодите, посмотрим, куда она нас заведет. Уверен, что большинство присутствующих в этом зале разделяют эту точку зрения, но даже самый закоренелый атеист — и тот признает, что идея Бога оказала огромное влияние на человеческую историю на протяжении многих веков. Интересно было бы выяснить, откуда эта идея взялась и что она значит в современном, пронизанном научным знанием мире — ну или по крайней мере в мире, который мы таковым считаем.

Я уже размышлял об этом сегодня утром, когда Ларри Ейгер рассуждал на тему «Что такое жизнь?». В конце своей речи он упомянул нечто такое, чего я совсем не знаю, а именно такую вещь, как распознавание почерка. И тогда меня посетила довольно странная мысль: пытаться понять, что есть жизнь, а что нет, и где пролегает граница, в некотором роде похоже на распознавание почерка. Прекрасно известно: когда мы с чем-то сталкиваемся — будь то комочек плесени в углу холодильника или что-то еще, — мы инстинктивно знаем, что нечто есть живой организм, а нечто другое — нет. А вот дать научное обоснование подчас бывает чертовски трудно.

Помню как-то раз, уже давно, мне в речи понадобилось дать определение жизни. Решив, что таковое существует, я заглянул в Интернет и был ошеломлен тем количеством определений, которые там обнаружил, причем самых разных! И как все они вдавались в мельчайшие подробности, дабы обязательно упомянуть «это», но не дай бог включить «то». Вы только задумайтесь! Это нечто вроде коллекции, в которую входят и навозная муха, и Ричард Доукинс, и Большой Барьерный Риф — то есть совершенно несопоставимые вещи! Но мы всегда пытаемся обнаружить правила, причем такие, что являлись бы самоочевидными и были применимы всегда и везде.

А теперь сравните это с такой вещью, как распознавание, что есть «А», или «В», или «С». Процесс тот же самый и одновременно совсем иной, потому что вы можете сказать о чем-то, что вы «не совсем уверены, считать ли это формой жизни или не считать, скорее это нечто переходное, на грани живой и неживой природы, а если все-таки живое, то на самой низкой ступени организации, или лучше сказать, почти живое. А может, и вообще нет».

То же самое вы можете сказать и о чем-то из области цифровых технологий: «Считать это живым или нет?» То есть — если воспользоваться фразой, сказанной кем-то до меня, — запищит оно, если на него наступить, или нет? Задумайтесь о вызвавшей столько споров гипотезе Геи. Некоторые спросят: «Жива ли целиком вся планета?» или «Экосфера, жива она или нет?» Все зависит от того, какое определение жизни вы взяли за основу.

А теперь сравните это с распознаванием почерка. В конце концов вы зададите вопрос: «Это А или Б?» Люди пишут буквы А и Б по-разному — кто-то размашисто, кто-то коряво, кто-то мелко. Так что бессмысленно говорить: «Это что-то вроде А, а вон там просматриваются элементы Б» — ведь, если так пойдет, буквы попросту утратят смысл, не напишешь даже такое простое слово, как «арбуз». Так что А, каким бы оно ни было, всегда А, а Б — Б. Но как определить, что есть что? И если вы занимаетесь распознаванием почерка, в ваши задачи не входит распознавание степени соответствия написанного кем-то А или Б. Фактически вы пытаетесь определить намерения автора письма. То есть: А это или Б. Ага, все-таки А! Потому что автор использует его для написания слова «арбуз» — именно это он и хотел написать. Вот и выходит, в конечном итоге, что в отсутствие обладающего намерением творца трудно сказать, что есть жизнь, а что нет, ибо ответ зависит от количества частных определений, которые вы намерены включить в определение всеохватывающее. Без Бога жизнь — вопрос субъективного мнения.

А сейчас я хочу затронуть еще несколько вещей, о которых говорилось сегодня. На меня произвела огромнейшее впечатление речь Ларри (опять Ларри!), когда он говорил о тавтологиях. Дело в том, что мне в свое время задали вопрос, на который у меня тогда не нашлось ответа. Помнится, вопрос застал меня врасплох; я ужасно растерялся и не сразу сообразил, что на это сказать. В общем, как-то раз подошел ко мне один тип и спросил: «Не кажется ли вам, что вся идея эволюции построена на тавтологии? Выживает тот, кто выживает».

Поскольку довод этот построен на тавтологии, он ровным счетом ничего не значит. Я тогда над этим задумался, и наконец до меня дошло, что тавтология — это нечто такое, что ничего не значит, в нее не заложена никакая информация, и поэтому из нее ничего не следует. Вот так мы ненароком и наткнулись на самый главный ответ: это единственная вещь, единственная сила, возможно, самая мощная из всех нам известных, которая не требует, чтобы к ней что-то добавили, не требует никакой внешней поддержки, она самоочевидна и потому тавтологична. И тем не менее порождает на удивление мощное воздействие.

Трудно найти что-либо равное тавтологии, вот почему я поместил ее в начало одной из моих книг. Я свел ее — как мне казалось — до минимума, что весьма похоже на то, с чем вы уже сталкивались ранее, например: «Все, что происходит, происходит; все, что при этом становится причиной чего-то еще, что происходит, становится причиной чего-то еще, что происходит, и все, что становится причиной того, что само происшедшее повторяется, становится причиной того, что само происшедшее повторяется».

Собственно говоря, вам не требуются вторые два определения, поскольку они вытекают из первого, которое само по себе очевидно и к нему больше нечего прибавить. Ибо все вытекает из первого. По-моему, мы наконец нащупали некую фундаментальную истину, против которой невозможно возразить. И обнаружил ее тот самый тип, который назвал ее тавтологией. Верно, так оно и есть, но это уникальная тавтология, которая не нуждается ни в каких добавлениях, зато из нее вытекает удивительный объем информации. Вот почему я считаю ее первопричиной всего сущего во вселенной.