Читаем без скачивания Морпех. Дилогия (СИ) - Таругин Олег Витальевич

Земляной пол тяжело вздрогнул под ногами, грубо выдергивая старшего лейтенанта из столь не вовремя накативших детских воспоминаний. Раскатисто грохнуло, причем, куда ближе, чем несколькими секундами раньше. Трухлявая крыша, и без того держащаяся на честном слове, с сухим треском просела еще ниже, дальняя стена сарая и вовсе обрушилась. Нос и рот мгновенно забило удушливой пылью, в полуметре от старлея в землю воткнулось одним концом потемневшее от времени бревно перекрытия. Морпех заученно распластался на полу, рывком повалив рядом с собой замешкавшегося бойца. Остальным помощь не потребовалась, залегли сами. Спины и каски обильно запорошило каким-то гнилым мусором.

Похоже, завершившие первый заход Ю-87 развернулись и теперь утюжили поселок в обратном направлении, освобождаясь от оставшейся бомбовой нагрузки. В ответ с разных сторон тарахтели разрозненные пулеметные очереди, часто хлопали самозарядные винтовки. Серьезного вреда стремительно пикирующим самолетам это принести не могло, однако срабатывал психологический эффект: пока ты ведешь ответный огонь, в любом случае не так страшно. А там, глядишь, и попадешь куда-нибудь, пусть даже и случайно. Порой и одной-единственной пули, особенно бронебойно-зажигательной или трассирующей, может хватить, не танк, все-таки, броней только пилотская кабина прикрыта.

Степан внезапно поймал себя на совершенно идиотском желании тоже выскочить на открытое место и выпустить по ближайшему воющему силуэту весь, «до железки», автоматный магазин. Глупость, понятно, никогда бы он подобного не сделал, но сам факт появления таких мыслей настораживал: впервые оказавшийся под авианалетом Алексеев неожиданно осознал, что прошедшие войну ветераны отнюдь не врали в своих воспоминаниях, рассказывая, как люди порой сходили с ума именно во время налета «лаптежников». Уж больно жутко было слышать выворачивающий нутро вой самолетных сирен, сменяющийся свистом падающей авиабомбы, метящей, казалось, однозначно в тебя, и ни в кого больше. Там, ночью на побережье, когда фрицы закидывали их снарядами и минами, все ж таки настолько страшно не было — хотя, казалось бы, куда уж страшнее-то? Помнится, один из батиных знакомых рассказывал, что самым жутким моментом его многочисленных «командировок» в горячие точки стала атака своих же Ми-24, получивших ошибочные разведданные, после которой он с месяц начинал заикаться, едва заслышав шум вертолетного движка. Интересно, что бы он сказал, пережив налет немецких пикировщиков?

Снова взрыв. И еще один, поближе. Если сарай сейчас окончательно завалится, будет глупо и обидно. Насмерть не завалит, конечно, но все равно неприятно. Эх, нужно было сразу из поселка уходить, как ответную радиограмму получили, не зря ж немецкий разведчик над Озерейкой круги нарезал.

Морпех замер, обдумывая сложившуюся в мозгу логическую цепочку: «радиограмма — трофейный бронетранспортер — «Энигма»… Твою ж мать, шифромашина так в бэтэре и осталась! Если сейчас в него бомба угодит — да хоть бы и просто рядом рванет, что там той брони — командованию ценного трофея не видать, как своих ушей! Ну, уж нет, хрен вам, летуны буевы, он себе этого всю оставшуюся жизнь не простит!

— Стой, куда! — заорал комбат, решив, что у Алексеева все-таки поехала крыша. — С ума сошел, лейтенант?! Отставить! Назад, я сказал!

Но старлей уже не слышал. Перекатом выметнувшись из осевшего сарая, ныне больше похожего на кучу строительного мусора, в несколько прыжков преодолел полтора десятка метров до бронетранспортера. Оттолкнувшись ногой от гусеницы, нырнул внутрь через борт. Ушибленное пулей ребро снова дернуло короткой, злой болью, но недавно наложенная повязка, вроде бы, осталась на месте. Подхватив заветный чемоданчик, выбрался наружу — на сей раз через кормовую дверь. И, словно кто в спину толкнул, неожиданно не стал выскакивать на открытое место, а укрылся под измазанным засохшей грязью днищем «бронезапорожца», пропихнув перед собой футляр с шифровальной машиной.

ДУ-Д-ДУМММ!

Пятидесятикилограммовая фугасная авиабомба SC-50 в щепки разнесла крыльцо с резными балясинами и переднюю стену, обрушила крышу. Несколько осколков со звоном влепились в борт бронетранспортера, двор усеяло обломками саманного кирпича-сырца и затянуло дымом и пылью. Где-то на краю поселка рвануло еще пару раз — и все смолкло, лишь гудели, с каждой секундой все тише и тише, моторы отбомбившихся «Юнкерсов», возвращающихся на свой аэродром. Степан закашлялся и натужно сплюнул вязкой, светло-серой слюной. Все? Похоже на то, можно вылезать. Повеселились, блин, птенчики Геринга, чтоб им до посадочной полосы не дотянуть…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Выбравшись из-под бэтээра и вытянув ящик с шифромашиной, обзаведшийся парой свежих царапин, старлей выпрямился, устало привалившись к пыльному борту. Без особого интереса оглядел несколько осколочных отметин на броне. Отметины оказались достаточно глубокими, хоть и без сквозного пробития, так что зря он рисковал, мог бы и в сарае спокойно отсидеться. Хорошо, хоть догадался под бэтэром укрыться, иначе вовсе уж печально могло получиться. Еще и от комбата влетит, вон он как раз из сарая выбирается. Сейчас прибежит, и начнет орать, словно оставшийся в далеком будущем ротный…

Комбат и на самом деле прибежал. Точнее, прихромал, слегка припадая на ушибленную во время экстренной эвакуации из хаты ногу. Несколько секунд испепелял гневным взглядом вытянувшегося по стойке смирно Алексеева, затем опустил глаза на стоящий у его ног чемоданчик и, дернув щекой, буркнул:

— Понятно. Но за неподчинение приказу старшего по званию объявляю два наряда вне очереди. После окончания боевых действий, разумеется. И вот еще что, Степа: хотел тебя на взвод определить, опытных командиров, сам знаешь, как воздуха не хватает, да передумал. Не твое это. Снова возглавишь разведгруппу, пойдете перед основной колонной на мотоциклах. Сам предложил — тебе и выполнять. Уж больно меня та развилка волнует, самое удобное место, чтобы нас всех зажать. Но ты везучий, надеюсь, что и в этот не подведешь. Все, свободен…

Глава 12. РАЗВЕДКА

Район Мысхако, 4 февраля 1943 года

Мотоцикл оставили, закатив подальше в лес и замаскировав в кустах, примерно в километре от развилки. Ехать и дальше по шоссе Алексеев все-таки не решился. Откровенно говоря, к этому моменту старший лейтенант уже не считал свой план моторазведки удачным — по большому счету, им просто повезло не столкнуться с немцами. А если бы не повезло? Если бы фрицы сильно удивились одиночному байку, пусть и с соответствующим флажком делегата связи на крыле (идею подсказал пленный обер-фельдфебель, после бомбардировки еще больше проникшийся идеей уцелеть любой ценой; флажок же нашелся в трофейном бэтэре) и потребовали остановиться? Хотя бы просто для того, чтобы переброситься парой ничего не значащих фраз или попросить курева? Учитывая, что из всех троих по-немецки немного говорил только старшина, да и то с пятого на десятое и с чудовищным акцентом, спалились бы мигом. Пулемет и два трофейных пистолета-пулемета — сила, конечно, но смотря против кого и в каких условиях. Даже если б и отбились, разведка на этом благополучно бы закончилась, практически не начавшись. Нет уж, лучше дальше ножками, время пока терпит — основную колонну они опережали почти на час. Как раз подберутся к развилке и осмотрятся, прикинув дальнейшие действия.

— Все, бойцы, скидываем маскарад, не понадобился, — Степан с превеликим удовольствием избавился от надоевшей шинели, провонявшейся порошком от вшей и чужим потом, скомкал и запихнул под ближайший куст. Утрамбовал подошвой берца и пристроил сверху каску. По-новой перепоясался портупеей с кобурой, ножнами и подвешенными на плечевые ремни подсумками к МП-40. Поерзал — вроде удобно, хоть рыжая трофейная сбруя поверх черного бушлата и смотрится весьма непривычно. Перекинул через плечо полевую сумку с картой, тоже доставшуюся от немцев.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Товарищи не заставили себя ждать, с готовностью сбрасывая трофейную одежду. Аникеев так еще и смачно плюнул сверху напоследок — идея с переодеванием рядовому не нравилась с самого начала, но спорить он не посмел. А как иначе? Приказ командира, с которым, понятно, не спорят. Особенно, такого замечательного командира, каким оказался товарищ старший лейтенант, практически в одиночку уничтоживший целую фашистскую батарею и захвативший бронетранспортер с важными пленными! В глубине души Иван до сих пор тяжело переживал, что не поучаствовал в том бою, оставаясь твердо убежденным, что в этом случае и немцев перебили бы куда больше, и Леха Панкратов свою пулю не поймал. Искоса наблюдавший за ним старшина тяжело вздохнул, но комментировать действия самого молодого члена разведгруппы не стал: