Читаем без скачивания Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин

Это — показатель влияния, которое, быть может, не видно по официальным деловым документам, но весьма и весьма осязаемо при решении самых важных дел при дворе.

Для сравнения: в 1547 году, на свадьбе юного монарха и Анастасии Захарьиной-Юрьевой, «дружками» Ивана Васильевича числились высокородные аристократы князь Д. Ф. Бельский и боярин И. М. Юрьев. В «дружках» царицы оказались князь И. И. Пронский и представитель старинного боярского рода М. Я. Морозов. Воеводы, аристократы, столпы царства… Любые Годуновы и тем более Скуратовы-Бельские по «отечеству» им в подметки не годились. А в 1571 году произошла «рокировка»: «худородные» заняли место «высокой крови».

Как уже говорилось, историк Р. Г. Скрынников считал, что обилие Скуратовых-Бельских на свадьбе не случайно: не родня ли они Собакиным? Малюта, по его мнению, строил планы породниться с царским семейством и протолкнул дальнюю родственницу в монаршие невесты.

Но, повторим еще раз, невозможно ни доказать этого, ни опровергнуть — не хватает данных.

Более того, приходится учитывать и совершенно иной вариант. К исходу 1571 года Григорий Лукьянович получил все выгоды от положения царского приближенного. И он мог вывести свое семейство на почетные места не из-за кровной связи с Собакиными, а просто ради того, чтобы все видели степень его влияния на царя.

Что же касается Собакиных, то им Григорий Лукьянович мог быть в равной степени и другом, и врагом. Имел возможность возвысить — родня они там или просто удобные люди. А мог уничтожить самым жестоким образом, хотя бы и уморив царицу… если видел в Собакиных помеху собственным планам — конкурентов, недоброжелателей. Совесть вряд ли ему помешала бы.

И тут пора отложить перо, чтобы не уйти в стихию чистой фантазии.

Глава девятая

«ЗВЕЗДНЫЙ ГОД» МАЛЮТЫ

Итак, в начале 1570-х Малюта — на вершине. Всего за три года он вынырнул из вод полной неизвестности, заработал статус доверенного душегуба и желал продолжить карьеру.

Да вот только в каком направлении?

Хорошо бы двигаться по дипломатической или военной стезе. Таков традиционный путь русского служилого человека, пошедшего в чины. Однако положение Григория Лукьяновича в армейской иерархии опричнины никак не соответствует его влиянию на дела опричного руководства в целом. Политический фаворит Ивана IV продолжал оставаться среди военачальников… никем. При дворе — ферзь, в армии — пешка.

В. Б. Кобрин считал, что Малюта «…в разрядах появляется впервые как военный, как голова, и в дальнейшем не раз бывал воеводой»[170]. Это сказано в полемике с С. Б. Веселовским, который, в свою очередь, склонялся к прямо противоположному мнению: для военной деятельности Малюта не располагал ни соответствующими знаниями, ни опытом. Кобрин, таким образом, выставляет Малюту человеком войны, командиром. Но это не соответствует действительности. Г. Л. Скуратов-Бельский для опричного боевого корпуса был, скорее, случайным и нежеланным приобретением. Когда это Григорий Лукьянович успел «не раз» побывать воеводой, если он оказался на воеводском посту именно что один-единственный раз — на излете опричнины?!

Военная карьера Малюты видна как на ладони. Разрядные списки сохранили имена десятков опричных и земских воевод. Так вот, до опричной эпохи у Григория Лукьяновича не было возможностей сделаться воеводой в полевом соединении — из-за явного худородства. После появления новой, опричной, иерархии он такую возможность получил. Но его назначения в действующую армию хорошо известны, и в списки опричных воевод он точно не попадал ни в 1567-м, ни в 1570-м.

В 1570 году до воеводского поста Малюте еще очень далеко…

В сентябре 1570-го государь Иван Васильевич вышел с войском против крымского хана и встал под Серпуховом. Малюта оказался тогда среди дворян, предназначенных для пребывания «в стану у государя»[171]. Что за должность ему досталась? На один шажок выше тех же «сменных голов», что и осенью 1567 года… Список «сменных голов» идет в разрядном реестре 1570 года следующим пунктом после перечисления дворян «в стану у государя». Это намного ниже любого воеводского поста.

Вот и вся военная карьера Малюты перед появлением его на крупном воеводском посту. О сколько-нибудь солидном опыте командования и речи быть не может. С. Б. Веселовский, таким образом, прав, в то время как В. Б. Кобрин ошибается. Григорий Лукьянович в гораздо большей степени «дворовый» человек, нежели военный. Он специалист по карательным операциям, а не по тактическим.

Ставить его воеводой, доверять ему войска означает идти на большой риск.

Тем не менее весной 1572 года в смешанном земско-опричном походе он идет к Новгороду Великому вместе с Иваном IV как второй "дворовый воевода"[172]. Иначе говоря, второй воевода в составе государева полка. Назначение — высокое. По старшинству воевод, заведенному для русских полевых соединений XVI века, «младше» Григория Лукьяновича оказывается добрая половина военачальников. Истинный триумф Малюты!

Тем более почетно для Григория Лукьяновича получить такую должность, что он никогда не бывал на других, более низких воеводских постах. Между тем пребывание его среди больших начальников не грозит армии тяжелыми последствиями. Первым воеводой и фактическим главнокомандующим в этом походе поставлен весьма опытный князь Ф. М. Трубецкой[173]. Ему помощники не требуются, он и сам знает, как справиться с армией.

Надо полагать, для Федора Михайловича Трубецкого и для прочей высокородной знати, стоявшей тогда на воеводских должностях, пребывать в близких чинах с абсолютно незнатным Малютой — крайне неприятно. А для Замятии Сабурова, Михаила Яковлевича Морозова и Ивана Дмитриевича Плещеева это явная «поруха чести» и повод для тяжбы «об отечестве». Все трое — представители древних и заслуженных боярских родов, не чета ничтожным Скуратовым-Бельским! И все трое поставлены ниже Григория Лукьяновича… Если бы выше их поставили другого «выскочку» из «худородных», не Малюту, очевидно, все трое били бы государю челом «о местах». Но они молчат, опасаясь затевать местнический спор. Надо полагать, боятся государева гнева, который может обрушиться на них самих и, еще того хуже, на родственников, если будет обижен монарший любимец. Ужасная ситуация: и надо затеять местническую тяжбу, и нельзя!

Кроме того, все трое знают, как Малюта резал Висковатого, как топил Данилова, как душил Филиппа, как обваривал кипятком Фуникова, как сносил голову князю Серебряному. Никто же ничего не скрывал, всё делалось публично, демонстративно. И главный царев палач, надо думать, выглядел после всех этих художеств не столько как жестокий фаворит Ивана IV, сколько как порождение преисподней, существо инфернальное.

А с нелюдью связываться — страшно.

Ситуация — парадоксальная. В качестве военачальника Григорий Лукьянович для армии бесполезен, поскольку не располагает должным опытом. Как величайший раздражитель прочих воевод он даже вреден. Однако Малюту все же назначили на крупную воеводскую должность, а значит, государь почтил его явным знаком доверия. Самым очевидным образом нарушался традиционный порядок, сложившийся в русской армии. Притом нарушение совершалось не в интересах службы.

Парадоксальное возвышение Г. Л. Скуратова-Бельского в армейской иерархии сопровождалось не менее странным возвышением его в делах внешней политики.

Первый раз Григорий Лукьянович соприкоснулся с нею вскоре после того, как получил звание думного дворянина. В мае 1570 года ему пришлось участвовать в думском заседании «всем бояром земским и из опришнины» о рубежах Полоцкого повета, то есть о конфигурации западной границы России. Г. Л. Скуратов-Бельский был там среди «дворян, которые живут у государя з бояры». Но тогда он сколько-нибудь активной роли не играл, источники показывают одно лишь его присутствие[174].

В декабре 1571 года, когда Иван IV совершал «поход миром» в Новгород Великий и уже добрался до Клина, его посетил представитель короля Михаил Галабурда. Малюта Скуратов вместе с двумя зубрами российской внешней политики — дьяками Андреем и Василием Щелкаловыми — выполнил часть дипломатической работы на переговорах с Галабурдой[175]. Щелкаловы без труда всё сделали бы сами. К чему тут Григорий Лукьянович? Непонятно.

Но, может быть, это всего лишь эпизод?

6 января 1572 года Г. Л. Скуратов-Бельский опять оказывается участником переговорного процесса, хотя и в прежней пассивной роли. Тогда царевич Михаил Кайбулич, князь Петр Шейдяков и князь Иван Федорович Мстиславский принимали в «розрядной избе» Новгорода Великого шведских послов. Среди тех, кто составил подобие свиты для царевича и знатнейших аристократов, перечислены «думные чины» обеих боярских дум: земской и опричной. Попал в общий список и Григорий Лукьянович — он упоминается при перечислении «дворян, которые живут у государя в думе»[176].