Читаем без скачивания Дурная примета - Герберт Нахбар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, что новенького?
В деревне всегда что-нибудь да происходит. Иной раз у кого-нибудь опоросилась свинья — и то событие, а иной раз смерть уносит едва народившегося ребенка… А бывает, что в море во время лова случится что-нибудь удивительное, необычайное, что-нибудь веселое, или прискорбное, или постыдное. Иногда произойдет потасовка в виде исключения где-нибудь вне стен бишевского кабачка. Мартин Биш все хочет знать, он хочет быть в курсе всех подробностей. И его отношение к новостям не бесстрастное, в его высказываниях сквозит неподдельное участие, а иногда и готовность прийти на помощь, если таковы обстоятельства.
«Ну, что новенького? — Да что ты, скажи пожалуйста! — Не может быть! — Ну, это ты поди расскажи кому другому, а мне нечего очки втирать. Ах, бог ты мой, какая жалость, вот уж это действительно не везет человеку! — Завтра схожу к ним, хотя и сами живем не жирно, да уж полфунта солонины велю старухе отрезать, снесу им, больно уж парень-то он хороший…»
Когда входит Йохен Химмельштедт, Мартин спрашивает, как обычно:
— Ну, что новенького?
И Йохен отвечает:
— Боцман только что перевез Ис-Вендландову Стину к себе в дом. Она вроде будет у него постоянно жить.
Мартин Биш только руками разводит. Он ровным счетом ничего не понимает.
— Что бы это значило, Йохен?
— А кто его знает! — отвечает Йохен. — Сам в толк не возьму.
Однако разговор об этом происшествии идет долгий и обстоятельный. Карты на целый час отложены в сторону, даже угреловы прислушиваются. Догадки, пересуды, насмешки, но в общем-то никто не может решить загадку, заданную Боцманом. В конце концов — его дело. Может быть, Стина ему приглянулась? Кое-кто почесывает за ухом: что скажет на это Берта?
*
На кухне тепло и уютно. Боцман наладил Стине кровать. Евгений и Фрида перетрогали руками все незнакомые вещи, принадлежащие Стине, и задали ей кучу вопросов. Потом они ушли спать. С тех пор как Берта занемогла, они укладываются самостоятельно. Боцман обычно поднимается с ними наверх, чтобы пожелать им спокойной ночи, но сегодня он этого не делает. Прежде чем лечь, Стина присаживается на кровать. Тихо хрустит солома тюфяка. Подперев голову руками, согнув спину, она как зачарованная смотрит на огонь в открытой плите и думает, думает… Длинные косы упали на колени. Ступни ног, небрежно расставленные, соприкасаются носками, образуя незамкнутый треугольник. Происшествия сегодняшнего вечера, незначительные, но волнующие — переезд под покровом темноты, встреча с Йохеном Химмельштедтом, разговор с Бертой, вселение на чужую кухню — все это удивительно проясняет мысли. Перед Стиной еще раз проходит пережитое за последние недели. Она видит себя за работой в ханнендорфском коровнике, видит Конрада Бюннинга, который каждый день является сюда все с тем же вопросом: когда же она переедет, да так, чтобы не было шума; Стина видит кулак, занесенный для удара…
*
Пастор Винкельман сидит в своем кабинете. Пасторша дружелюбно протягивает руку и говорит:
— До свидания, Стинок, не вешай голову.
«А я и не думала вешать. Старый Винкельман мог бы распинаться хоть до завтра».
И опять Бюннинг. Несгибающимся средним пальцем он больно тычет ей в плечо.
— Переезжать, я говорю! Ты должна переехать, а иначе я найду другие средства!..
Старый Вендланд лежит на мешке соломы в старой хибаре, и это так далеко теперь, что кажется, этого вовсе и не было. «Что-то он теперь поделывает? Подвернулась какая-то, там на Блинкере, и он безо всяких остается с ней! Неужели забыл, что давно пропал бы с голоду, если бы я немного не заботилась о нем?»
И опять тележка громыхает по деревне. Кочерга на своих длинных ногах идет своей дорогой, а Боцман говорит:
— Поцелуй меня сзади…
Потом взгляд детских глаз, вопросительный взгляд Евгения, не по-детски умные глаза. «Что-то будет? Хотя Боцман говорил, что он не грубиян и слушается…»
Столовая батраков в Ханнендорфе. Теперь в воображении Стины все ясней возникает лицо Эмиля Хагедорна. Вот кто не боится Бюннинга. Пожалуй, он первый, кто не боится. «Нет, тоже боится, он сам мне об этом рассказывал — но он умеет свой страх запрятать поглубже. А страх все же прорывается наружу, да и немудрено, ведь Бюннинг хотел Эмиля из именья прогнать».
— Я сказал, ты будешь чистить сортирную яму, Хагедорн. Что, нехорошо пахнет и ведро маловато? Но ты не рассуждай, а то выгоню из имения. Что такое, чего еще надо? Неподходящее время года, чтобы чистить сортирную яму? Я вижу, ты опять забываешься? Времена года устанавливаю я, твое дело держать язык за зубами и работать.
Так каждый день. Вечерами за ужином Эмиль Хагедорн еле жив от усталости. Но без молока он все-таки не оставался. Лоденшок, надсмотрщик, ничего даже не замечал. Стина была осторожна. А Эмилю Хагедорну молоко нужно было сейчас как никогда. Иначе он протянул бы ноги…
Вечером в столовой, до разговора с Бюннингом, когда Стина сказала ему, что согласна переехать, Эмиль Хагедорн сидел за столом, — и голова его медленно клонилась набок. Он спал. Шумно поднялись из-за стола остальные батраки, один стал трясти Эмиля за плечо, но тот не проснулся.
— Дайте ему поспать, — сказала Стина.
Все уходят, остается только Стина. Она садится около Эмиля и смотрит на него. Ей приятно на него смотреть. И ее охватывает сострадание. Теплая волна поднимается в груди, на глаза навертываются слезы, и приходится утирать их кончиком передника. «Как не стыдно этому Бюннингу, как не стыдно!» Все, что приходит ей в голову, когда она сидит здесь, за столом, возле Эмиля Хагедорна, — подсказано состраданием. Стина поговорит с Бюннингом. Пусть он не мучает Эмиля Хагедорна, пусть оставит его в покое, она все сделает, она переедет к Штрезовым, пусть только он оставит в покое Эмиля Хагедорна. Она будит Эмиля. Он сердится, огрызается на нее, недовольный, что не дают поспать, но постепенно приходит в себя.
— Ах, Стинок… Знаешь, он меня угробит. Просто живодер какой-то.
Стина гладит Эмиля Хагедорна по голове. Он встает, у двери еще раз оборачивается и говорит совсем тихо:
— Спокойной ночи, Стинок.
Стина сидит на кухне Вильгельма Штрезова и просматривает все эти образы прошлого, словно появляющиеся из огня плиты. Бюннинг. Как он смеялся, с каким злорадством. Но Эмиля Хагедорна он оставит в покое. А это намного важнее…
Бюннинг, Эмиль Хагедорн, Боцман, пастор, Берта, пасторша, Йохен Химмельштедт, Евгений и Фрида, Эмиль Хагедорн, Эмиль Хагедорн — Стина Вендланд…
*
Она поправляет коптилку,
