Читаем без скачивания Убей-городок (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Глава шестнадцатая. Опорный пункт и его обитатели

Мой «опорник» за сорок лет с лишним ничуть не изменился. На стенах висели знакомые плакаты, график работы дружинников — когда дежурят парни с ЧМС (Череповецметаллургстрой), когда «сталепрокатчики», а когда прочие. Из угла взирал на присутствующих товарищ Дзержинский. Вернее — не сам железный Феликс, а его портрет, но это неважно, потому что под пристальным взором «первочекиста» наши дружинники становились собраннее, дисциплинированнее и посторонние разговоры вести не решались, а свои силы тратили на борьбу с правонарушениями.

Добровольные народные дружинники стали спасением для череповецкой милиции в пятидесятые годы, когда население города резко выросло, а количество сотрудников ОВД оставалось на уровне довоенного.

Хулиганы боялись дружинников больше, нежели милиционеров. Что мог сделать тот же участковый? В худшем случае доставить в отделение, составить протокол, отправить на сутки. Но это, если удастся поймать. А дружинники — молодые и здоровые парни догонят запросто, а потом могут завести дебошира за угол, подальше от лишних глаз, и воспитать физически. Так, без особого членовредительства, но синяки будут, а самое главное — позор. Отчего-то считалось, что попасть в КПЗ, вроде и доблесть, а огрести от дружинников — неприлично. Но и жаловаться на них, писать заявление в милицию, тоже не выход.

И потом, дружинники по одному не ходят, как правило стайкой, из четырех — пяти человек. Попробуй тут с ними справиться. А если женщины в группе будут, ещё страшнее — такую сирену включат, что всех прохожих соберут поглазеть. Где уж тут дебош продолжать.

Я тут же решил уравновесить похвалу ДНД малой толикой дёгтя, который способен не только бочку мёда испортить, а в далёкие времена, как говорили, и репутацию невесты, если у той ворота этим снадобьем измазать.

А дёготь в отношении ДНД такой. Во-первых, не такой уж добровольной эта дружина и была. Её «добровольность» крепко поддерживали три дня к отпуску по месту работы и молва, что жизнь и здоровье дружинников защищены законом на уровне сотрудников милиции. На самом деле, это так и было, только вот на моей памяти не было ни одного случая, чтобы дружинникам от хулиганов перепадало. В шестидесятые, говорили, такое бывало. Даже был случай, когда во время массовой драки один из дружинников был убит. А вот в мое время... Нет, не припомню.

И не все общественные защитники правопорядка дружинили по-честному. После инструктажа вышли за порог опорного, повязку в карман — и по своим делам. А к двадцати двум назад на сдачу дежурства, точнее — красной повязки. Председатель опорного пункта по количеству повязок естественную убыль в рядах дружинников подсчитывал и строго взыскивал с командира дружины, не сберегшего своих бойцов.

Ещё и так бывало, что выбирали дружинники в рамках назначенного маршрута улицы посветлее, да дворы поспокойнее, от хулиганов подальше. И всё-таки позитив сильно перевешивал, и стало это особенно заметно, когда дружин не стало, сгинули они в кипящей пучине нарождающегося частного предпринимательства. Кто тебе три дня будет давать к отпуску, когда и самого отпуска не допроситься?

Разумеется, уже был на месте председатель опорного пункта Александр Яковлевич Котиков. Как же мне без него?

Председатель восседал за обшарпанным столом, делая какие-то заметки в своем журнале. Причем, пользовался Александр Яковлевич исключительно перьевой ручкой. Не той, что именуется «автоматической», а самой, что ни на есть, настоящей. Вон, как он ловко макает перо в чернильницу-непроливашку. А почерк у него идеальный. Только вот, несмотря на ловкость манипуляций, цепочка мелких чернильных следов тянется от непроливашки к месту осуществления каллиграфии. Раньше-то на столе большое стекло лежало, и мелкие кляксы никакого вреда не наносили, стёр влажной тряпочкой — и все дела. Только вот однажды какой-то нарушитель в приступе буйства стекло расхвостнул, а привычку свою Александр Яковлевич изжить уже не смог. Но, если честно, никакого визуального ущерба эти синие пятнышки на фоне прочих дефектов столу и не наносили.

Дружинников или внештатных сотрудников пока нет, но им и рано, вечером явятся. И соседки — Веры Ивановны, инспектора детской комнаты милиции, тоже нет. Где-нибудь на участке, воспитывает своих малолетних подучётников, а заодно и их папок с мамками, нередко тоже когда-то числившихся ее воспитанниками.

Иной раз мне казалось, что Вера Ивановна живет на своем участке. К стыду своему я даже не знал — есть ли у нее семья? Есть ли муж, дети? Если судить по возрасту — а ей за далеко сорок, так должны быть не только дети. Но и внуки. Но она никогда не говорила о доме, а я отчего-то не спрашивал. Говорила только о своих трудных детях, радовалась их успехам, если такие были. Она вообще никогда ни с кем не скандалила, ни о ком не сказала худого слова. Разве что, за исключением Никиты Сергеевича Хрущева. Из-за него с сотрудников Детской комнаты милиции сняли погоны и на десять лет превратили в вольнонаемных. Потом, разумеется, срок службы вернули в общемилицейский стаж, но звание-то никто не компенсирует, равно как и зарплату. Впрочем, Никиту Сергеевича не любили все ветераны милиции. Возможно, что идея у Первого секретаря ЦК КПСС и была благая — не только построить коммунизм к 1980-му году, но и заменить профессиональную милицию «народной» — то есть, бесплатной, но ни к чему хорошему это не привело, за исключением того, что из органов внутренних дел было уволено огромное количество профессионалов. К тому времени, как я стал участковым, МВД еще только-только «зализало» раны.

Если посмотреть на председателя опорного пункта Александра Яковлевича со стороны — этакий живчик, с животиком. Но мало кто знал, что у этого «живчика» отсутствует две трети желудка и часть кишечника. Но не из-за операции ввиду язвы желудка. В сороковом году хирурги долго выковыривали из студента института имени Лесгафта осколки финской мины, а заодно удалили и часть его собственных внутренностей. Сашка Котиков — студент третьего курса, кандидат в мастера спорта СССР, спринтер, подававший большие надежды, как и его однокурсники ушел добровольцев на фронт, став бойцом лыжного батальона. Командовал отделением, а потом взводом. Ну, а потом бой, тяжелое ранение.

Долго лечился в Ленинграде, а в сорок первом оказался у нас. Когда началась Великая Отечественная война, его признали негодным к военной службе.

Но, тем не менее, во время Отечественной Александр Яковлевич добавил к медали «За отвагу», которой его наградили за финскую войну (он принципиально не желает менять колодку, так и носил старую, прямоугольником), еще и орден «Красной звезды».

Бывший студент-физкультурник, имевший боевой опыт, стал сотрудником военкомата, отвечающим за военную подготовку допризывников. Александр Яковлевич создал спортивную секцию, где занимались подростки от пятнадцати и до семнадцати лет. На занятиях не только бегали и ходили на лыжах, но и осваивали оружие, учились стрелять. По слухам, этих подростков потом «загребали» даже не в действующую армию, а в какие-то специальные группы, действовавшие в тылу у немцев.

Сейчас уже сложно представить, как подростки — а в секцию входили ребята, работавшие на заводе «Красная Звезда», отработав смену по десять-двенадцать часов, еще и шлина занятия. А ведь и шли! А завод наш (кстати, единственное в те годы промышленное предприятие города), специализировавшийся на производстве автогаражного оборудования, наладил выпуск сугубо военной продукции — отливал корпуса авиабомб, мини осколочных гранат. Любопытная вещь — когда в первый раз занялись осколочными гранатами, то главный технолог две недели бился, чтобы «испортить» сплав, а иначе граната не желала разлетаться.

Но наградили Котикова орденом не за работу с молодежью, а за другое, потому что кроме своих прямых обязанностей, Александр Яковлевич был еще заместителем командира истребительного отряда.