Читаем без скачивания Вслед кувырком - Пол Уиткавер

— Следующая стража моя, — предлагает он. — В смысле, Халцедона.

— Бросай двадцатигранник.

Он бросает.

— Двенадцать.

Дядя Джимми выглядывает из-за коробок:

— Халцедон слышит какие-то звуки за дверью.

— А что это?

— Неизвестно.

— Я приставляю ухо к двери и слушаю.

— Слышно, будто кто-то принюхивается.

— А голоса?

— Нет.

— А вирт? — спрашивает Джилли. — Амбар что видит?

Перед тем, как ответить, дядя Джимми обычно консультируется за своей ширмой с игральными костями (или делает вид, что их бросает — привычка, из-за которой Джеку и Джилли невозможно понять наверняка, действительно ли конкретное событие происходит случайно и ничего само по себе не значит, или же оно входит в более широкую систему событий, организованную дядей Джимми в его личине богоподобного Мастера Игры), но сейчас он не дает себе труда это делать.

— Если бы Полярис не спала, она могла бы сама спросить Амбара и выяснить, — отвечает он. — К сожалению, Джилли, как ты сама отлично знаешь, Халцедон — шахт, а не тельп. Ни с виртами, ни с чем еще в Сети он контактировать непосредственно не может. Может, тебе стоило велеть вирту разбудить Полярис, если кто-то будет принюхиваться с той стороны двери?

— Но я же велела, дядя Джимми!

— Давай не будем начинать по новой.

— Нет, правда! Когда я субвиртуализовала Амбара, в порядке перепрограммирования я велела ему нас всех впускать, и никого другого. Очевидно, что это значит: нас надо предупредить о любой возможной опасности!

— Я не тельп, Джилли, и не умею читать мысли. Ты должна мне говорить точно, что собираются делать твои персонажи, перед тем, как они это сделают.

Джилли пробует зайти с другого конца:

— Халцедон может разбудить Полярис. А она может поговорить с Амбаром.

— Именно это ты и хочешь сделать, Джек? — спрашивает дядя Джимми.

— Ну же, Джек! Там, может, нормалы лезут!

— Не знаю, — говорит он. — Судя по словам дяди Джимми, вряд ли нормалы. Скорее бродячие собаки.

— Иногда нормалы охотятся на мьютов с собаками, — замечает Джилли.

— По звуку похоже на собак, дядя Джимми?

Снова стучат кости за коробками.

— Как я уже сказал, ты слышишь, как кто-то сопит.

— Ты сказал «принюхивается», — цепляется Джилли.

— Какая разница? — Он присасывается к сигарете и пускает струйки дыма из ноздрей, как карикатура на салмандера. — Давай, Джек. Будешь будить Полярис или нет? Не сидеть же нам всю ночь.

— Разбуди меня, разбуди!

Джек думает. Если бы у двери слушал он, то разбудил бы Полярис сразу. Но дежурит не он. Он играет Халцедона, а не Джека Дуна, и действовать должен, как должен был бы действовать Халцедон. Как не раз говорил дядя Джимми, «не просто так игра называется ролевой». Шахты горды и упрямы, терпеть не могут зависимости от других мьютов, и больше всего — от тельпов, подозревая их (не беспочвенно) в том, что они считают шахтов низшей расой. И не только в этом дело, а еще и в том, что шахты — как руслы, салмандеры и эйры — не доверяют умению тельпов вертеться в Сети… не говоря уже про способность читать мысли и внушать действия. И потому вряд ли Халцедон сейчас обратился бы к Полярис, разве что деваться было бы некуда.

— Халцедон решает подождать, не уйдут ли те, кто там нюхает.

— Дурак твой шахт, — говорит Джилли, толкая его снова локтем в бок.

Он отвечает тем же:

— Это Полярис твоя дура.

— Она хотя бы на камень не похожа.

— Это лучше, чем быть похожим на нормала.

— То, что было за дверью, удалилось, — перебивает их дядя Джимми. — Если кому-нибудь еще интересно. До утра осталась одна смена. Кто берет на себя?

— Чеглок, — предлагает Джек.

— Моряна, — одновременно с ним говорит Джилли.

Дядя Джимми вздыхает, глядя, как они злобно таращатся друг на друга.

— Бросьте каждый шестигранную. Кто больше, тот и дежурит.

Как будто вопрос дежурства решит не самый удачный, а самый быстрый бросок, Джек и Джилли хватают кости как можно быстрее, как герои вестерна, стремящиеся опередить противника.

Остановившись перед двухэтажным домом, который, как показала воздушная разведка Чеглока, единственный из всех сохранил крышу, пентада укрывается за остатками какого-то заросшего служебного строения. Перепутанные стебли серебристо-зеленого плюща извиваются, как застывшие змеи, переплетаются лозы, скопления лиловых и желтых цветов беззвучно раскрывают и закрывают лепестки, напоминая Чеглоку рыбьи рты. Весь день прошел в мокрых и промозглых сумерках под гнетущим, сланцево-серым небом, а теперь, когда солнце садится, даже это скудное освещение угасает. Дождь припускает сильнее, где-то ворчит гром и сверкают зарницы, возвещая приближение бури, накапливавшейся целый день. Такой бури, которой Чеглоку не рассеять, хотя ее приход он задержал. Сюда, в этот город, который карты называют Дэгсборо, они заглянули в поисках крова.

Окна и двери обветшалого дома зияют неправильными дырами, проливающими в мир темноту. Но все равно острые глаза Чеглока различают большие черные буквы над черной дырой, где когда-то, наверное, был главный вход: CP НЯ К ЛА «ОРД ЛТИМ», и граффити, покрывающие весь осыпавшийся фасад из красного кирпича: палимпсест выцветших фресок, грубые штрихи, изображающие половые акты, стилизованные имена и даты, нацарапанные ругательства и лозунги. Повсюду лемнискаты и священный символ нормалов: наложение Звезды, Креста и Полумесяца, Крестозвездный Полумесяц, и такие восклицания, как «СМЕРТЬ НОРМАЛАМ!» и «СМЕРТЬ МЬЮТАМ!». Живое напоминание, думает Чеглок, что Дэгсборо не всегда столь покинут, как повезло им найти его сегодня… или, точнее, не настолько покинут, как показалось ему в облете и Полярис в одновременном сетевом исследовании, но он ни тому, ни другому до конца не доверяет. Много есть мест, где можно спрятаться в разрушенном городе, и он не думает, что нормалы — или, кстати, гризлеры — больше любят торчать под дождем, чем он сам.

— Что ж, вид гостеприимный, — говорит Феникс.

Салмандер поднял температуру тела так, что дождь шипит и испаряется на его черной коже, как на горячей плите. От асбестового рюкзака идет пар.

Халцедон пожимает плечами, с капюшона и плаща льется водопад.

— Все лучше, чем еще ночь под открытым небом.

— После тебя, Халц, — приглашает Моряна.

Она сняла сухопутный костюм и осталась только в шортах. Для нее такая погода лучше всего, что бывает на суше.

Никто не двигается. Слышно лишь ворчание грома, стоны ветра, ровное шипение и шкворчание испаряющихся капель.

Наконец Полярис встает, поправляет рюкзак под плащом.

— Смешно. Что, так и будем всю ночь здесь стоять?

— Не нравится мне мысль вот так, дуриком, войти в парадную дверь, — бурчит Халцедон. — А заднего входа тут нет?

Полярис вздыхает, явно услышав сомнения в ее квалификации.

— Есть задний вход, — сообщает она. — Но в нем нет необходимости. В такой развалине это одно и то же. Никого там нет, если не считать нескольких диких собак и кошек, развалины пусты. Весь Шансом проклятый город пуст, сечете? Если бы вы так не боялись Сети, дали бы мне вас виртуализовать и посмотрели бы своими глазами.

— Мы не боимся, — возражает Халцедон. — А только Сеть — это для нормалов.

— А я тогда кто? — резко спрашивает Полярис.

Все молчат.

Наконец говорит Феникс:

— Пол, осторожность не повредит.

Полярис закатывает глаза:

— Вот спасибо, Ложная Тревога!

— Я тебе сказал, чтобы ты меня больше так не называла!

— Слушайте, давайте проголосуем, — быстро предлагает Чеглок, пока они не разругались всерьез. — Кто хочет войти через задний вход, поднимите руки.

Поднимаются четыре руки.

— Ладно, — соглашается Полярис. — Тогда пошли.

Они обходят дом, Полярис впереди. Ступает непринужденно, будто на вечерней прогулке по бульвару в Многогранном Городе. Чеглок и другие спешат за ней, прячась в жалком укрытии неровного кольца кустов и деревьев. — Не слышно звуков, не видно движения, никаких признаков жизни в развалившемся доме — хотя Чеглок и не ожидал, что они будут. Наверное, — Полярис права, но и Феникс тоже. Здесь Пустыня, и паранойя себя оправдывает.

Задняя сторона здания настолько похожа на фасад, что какую-то секунду Чеглоку кажется, будто под дождем они не остановились вовремя и обошли полный круг. У него возникает чувство, что вся эта история не стоила возни, можно было бы найти и лучшее укрытие от бури. Но тут он замечает отсутствие букв над зияющей пастью двери, и недоумение проходит, оставив за собой чуть беспокоящее неуютное ощущение, будто он налетел на паутину в сумерках. Он проводит рукой перед лицом, словно смахивая ее.

— Так будем входить, Чег, — доносится голос Полярис, полный язвительности, — или ты предпочтешь голосовать еще раз?