Читаем без скачивания Башня - Колин Уилсон

Все засуетились, заспешили. Найл чувствовал общую взвинченность и понимал, что с того момента, как они вступили в квартал рабов, опасность сейчас сильнее всего.

Если где-нибудь в соседних зданиях гнездятся еще пауки, то не успеют они дойти до конца улицы, как те непременно будут тут как тут.

От собственной опустошенности возникало чувство беспомощности. От переживаний отвлекло жжение в груди.

Именно поэтому он полез под рубаху и ощупал досаждающее место кончиками пальцев. Так и есть, язвочки и волдыри. Любопытства ради он повернул медальон овальной выпуклостью внутрь.

В эту же секунду боль усилилась так, что Найл поперхнулся собственным дыханием.

Доггинз тревожно на него покосился. Где-то около минуты мозг напоминал лодку среди бушующих волн нестерпимой муки.

Однако боль, в конце концов, переплавилась в жестокую сосредоточенность, и Найл почувствовал, что самообладание возвращается к нему.

Осознание этого будоражило, наполняя победным торжеством, едва не таким же, как отпор смертоносцу.

Раньше Найлу удавалось переносить боль и усталость лишь до определенного момента, а дальше всегда приходилось отступать. Но вот сейчас, похоже, он одолел эту извечную обреченность и на какой-то миг ощутил себя покорителем горной вершины.

Они дошли до конца улицы, выходящей на широкий проезд, вдоль которого безмолвно высились величественные, почерневшие от времени и обветшалые здания.

Прямо напротив громоздилась стена метров десяти высотой, наверху щетинились длинные шипы.

Поверхность стены была абсолютно гладкой, словно высеченной из сплошного камня. На вид она казалась такой же неприступной, как отвесная скала. Освещенные лунным светом казармы напоминали Найлу о цитадели на плато.

Все озирали стену с унылой безнадежностью; только одному Доггинзу, похоже, все было нипочем. На лице у него читалось тайное злорадство: победа близка.

– Что ты там думаешь отыскать? – спросил Найл.

– Взрывчатку, – ответил тот, почему-то настороженно покосившись. – И оружие.

– Оружие?

– Именно так. Оружие, – произнес Доггинз вкрадчиво и повернулся к остальным. – Ладно, давайте-ка ближе ко мне, и держитесь в тени.

Метров через тридцать они очутились как раз перед центральными воротами крепости.

Огромные монолитные двери, выше самих стен, и тоже унизаны сверху острыми как иглы шипами.

По соседству в стене находилась дверь поменьше, но та податлива не больше, чем сама стена.

Еще триста метров, и они уже возле юго-западного угла, граничащего с выводящим к реке проездом.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: западная часть стены так же неприступна, как и все остальные. В отличие от зданий на проспекте, эти стены возводились явно на века.

Пройдя с полминуты вдоль северной части, они неожиданно вышли еще к одним воротам. Тоже массивные, из литого металла, точно с таким же частым рядом безукоризненно острых шипов по верху, но эти умещены были между широкими столбами, каждый из которых венчал большой штырь.

Доггинз, остановившись, изучал столбы с непонятным вниманием – картина казалась такой же безнадежной, что и возле другого входа.

– Милон, давай-ка веревку, – неожиданно сказал он.

Один из людей стянул с себя серое рубище, под которым оказалась обыкновенная желтая туника жучиного слуги.

Он отвязал обмотанную вокруг пояса веревку (Найлу она показалась опасно тонкой).

Затем Доггинз достал из кармана металлический крюк – оказалось, складной, наподобие якоря-"кошки".

Его он принайтовал к концу веревки и, примерившись, бросил вверх. «Кошка» зацепилась за два крайних от ворот шипа. Подергав для верности веревку, Доггинз быстро полез наверх.

Вскоре он уже стоял на столбе, придерживаясь обеими руками за штырь, чтобы не свалиться.

Теперь было ясно, почему он присмотрел именно этот пятачок. Ширины столба по обе стороны острия хватало как раз, чтобы пролезть человеку сухого телосложения.

Достали еще одну веревку.

Ее Доггинз привязал к основанию штыря и сбросил за стену на ту сторону. Через секунду подрывник исчез.

Найл полез следующим.

Дотянувшись, наконец, до верха, он сумел удержаться на вершине ворот, после чего, перебирая ногами, закрепился на столбе.

Лунный свет падал на виднеющиеся внизу длинные крыши казарм. С этой же точки открывался вид на юг, на реку и небоскребы паучьего города.

В лунном свете башня горела ровным зеленоватым свечением, а непосредственно за ней различалась черная глыба вместилища СмертоносцаПовелителя.

Внезапно Найл почувствовал себя настолько уязвимым и открытым для обзора, что, проскользнув между штырями, поспешил спуститься вниз, за стену.

Дожидаясь остальных спутников, что скатывались вниз один за другим, Найл с Доггинзом молча озирали пустынный строевой плац, окруженный приземистыми солдатскими казармами.

Паутины не было видно нигде, а в целых, непобитых стеклах окон поблескивала луна.

Что-то в атмосфере этого места нагоняло на Найла неизъяснимое одиночество и тоску.

Заговорив с Доггинзом, он невольно поймал себя на том, что говорит тихо, понизив голос, словно боясь потревожить тишину.

– Как ты считаешь, почему пауки никогда сюда не забирались?

– А зачем им? Что им здесь делать?

– Получается, здесь ничего не менялось с той самой поры, как люди оставили Землю?

– Видимо, да, – сказал Доггинз, криво усмехнувшись.

В паре шагов слева возле стены что-то смутно белело. Найл подошел взглянуть и наткнулся на человеческий скелет.

Очевидно, он лежал здесь уже долго, и от времени и непогоды череп сделался тонким и хрупким.

Найл повернулся к Доггинзу.

– Кто-то пытался сюда пробраться. Доггинз пошевелил кости носком башмака, некоторые отвалились.

– Знать бы, от чего он здесь помер, – Доггинз задумчиво разглядывал верх стены.

– Может, паук догнал?

– Может, – не особо вникая, сказал тот. Оба вздрогнули от судорожного, прерывистого поскуливания, исходящего словно от некоего животного.

До Найла дошло, что доносится оно от кого-то из людей Доггинза, тесно сбившихся возле стены.

– Что случилось? – резко окликнул Доггинз.

– Тут что-то с Киприаном!

На земле корчился в муках человек, тело отчаянно извивалось.

Он пытался что-то выговорить, но боль не давала произнести ни звука. Человек давился, на губах проступила белая пена.

Резко выгнувшись, он внезапно обмяк и перестал шевелиться. Глаза закатились, виднелись одни белки. Доггинз пощупал пульс, но и так уже было ясно, что человек мертв. Агония длилась не дольше десяти секунд.

Доггинз выпрямился; даже в темноте было заметно, насколько он бледен.