Читаем без скачивания От сессии до сессии (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна

Преданно заглядывая гостье в глаза, Рикки кивает. Соглашайся, мол!

Шустрые мышата, втихаря, пока на них никто не обращает внимания, выстраиваются в изумрудной траве белым сердечком и замирают. А потом вдруг подпрыгивают все и разом. Через несколько секунд — ещё. Снова и снова. Пушистое белое сердце оживает. Пульсирует. И с каждым ударом на сантиметр-другой подвигается к донне. Та, как загипнотизированная, следит за этим удивительным зрелищем. Когда мысок живого сердечка подкатывается к её колену, мышата встряхиваются… и в лапках у каждого оказывается по цветочку. К ногам оцепеневшей от непонятных чувств гостьи падают маргаритки, колокольчики, фиалки…

— Р-расскажите нам всёу, донна. Р-расскажите. Что бы у вас не стр-ряслось — помните: мы поймём. Не осудим. Помоужем.

Даже я, вроде бы успевшая привыкнуть к мягкому голосу Баюна, не могу устоять перед его чарующим мурлыканьем. Очаровывающим, околдовывающим… Почти не могу. Всё же срабатывает иммунитет, приобретённый за месяцы его выхаживания из тощего несуразного существа в то чудо, каким он вымахал, и проживания бок о бок с этим чудом в маленькой квартирке. Поэтому, опомнившись и стряхнув наваждение, перевожу взгляд на Мирабель.

А она, похоже, меня уже не видит. Ушла куда-то в себя, машинально поглаживая по спинкам белых мышат. На лице умиротворение. И совсем не юное сейчас это личико, но принадлежит зрелой женщине в расцвете красоты, просто не слишком уверенной в себе.

«Воут… — с удовлетворение тянет Тимыч. — Соувсем же др-ругое дело! Вы, люди, так пор-рой гр-рубо работаете с воспоминаниями, пр-росто мор-роз по коже. А у нас, Баюнов, всё ювелирно, изящно, и никаких психологических тр-равм. Пр-росто погодим немногоу — и наша гостья сама опр-ределится, что же для неё главноеу, и всё р-расскажет. Ждём, Ваня».

***12.3

…А начиналось всё как в самом настоящем романе, до которых юная Мирабель была большая охотница. Это в Иккаре, столице соседнего континента, где семья Карраско жила когда-то, чтение не приветствовалось, а если девочек из богатых семей и учили грамоте, то лишь для того, чтобы те могли вести хозяйственные книги. Террас же был оплотом цивилизации и прогресса, как любил говаривать дядя Фернандос.

Вернее, дядей он приходился отцу Мирабели, а ей и её братьям — двоюродным дедом. Это к нему, так и не обзаведшемуся наследниками, слетелись по первому зову уцелевшие Карраско, коих судьба долгие десятилетия томила вдали от родных берегов… Много лет назад Фернандос-младший, горячая голова, рассорился когда-то с семьёй, а заодно и убил на магической дуэли какого-то молодчика; убил не слишком честно и вынужден был бежать от мести. За морем ему первое время везло. Прибыльно вложил прихваченное при побеге золото, выгодно женился, перейдя в другую веру, от четырёх жён завёл шестерых сыновей и трёх дочерей… Но начавшаяся полоса финансовых неудач вкупе с эпидемией неизвестной болезни разорила его и изрядно проредила семейство. Стыдно сказать: ему с оставшимися тремя сыновьями приходилось подрабатывать порой контрабандным промыслом да совершать тайные набеги на пустынные гробницы, дабы выжить.

Зато в семье подрастал бесценный капитал в лице единственной оставшейся красавицы-дочки. Мири и четырнадцати не было, когда к отцу зачастили свахи. Пока что лишь с намёками и туманными предложениями, но давая понять, что на рынке невест девочка обещает засверкать настоящим бриллиантом. Очень уж редкая по здешним местам красота, да и разноглазие, что, по местным верованиям, притягивает в дом счастье и удачу, ценится неимоверно… А уж как эта дева расцветёт года через два-три!

Отец уже всерьёз подумывал над брачным предложением одного из визирей, приближенных к султану, когда вмешались жизненные обстоятельства. Обычный дворцовый переворот привёл к новой форме правления — Совету Магов, живо принявшему устанавливать прочим иккарийским магам жёсткие рамки, в которые, к слову сказать, некроманты не укладывались вовсе. Тёмных попросили убраться из страны, не слишком вежливо, но пока попросили, предупредив, что второй просьбы не будет, и, в случае игнорирования, своё слово за Совет выскажет всеочищающий огонь. На фоне этих драматических событий письмо от дядюшки Фернандоса Карраско с просьбой вернуться в отчий дом, с приложенным мешочком золота на дорогу, оказалось не просто кстати, а настоящим спасением. Выжившие Карраско смотрели с палубы удирающего в открытое море корабля на пылающий город и молились всем заморским богам, напрочь забыв только что покинутых.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В незнакомом Террасе для девочки Мири началась новая жизнь.

Можно было свободно ходить и даже гулять по улицам с открытым лицом. Правда, непременно в сопровождении дуэньи и горничной, но ведь можно! Дружить с дочерьми соседей и разговаривать с братьями новых подруг, не рискуя быть наказанной за недостойное поведение. Впервые в жизни Мири разрешили иметь собственные деньги на «приятные дамские мелочи», как выразился дедушка. Мало того: дозволялось самой покупать эти приятные безделушки, и сладости, и… книги. Да, книги! Ведь её стали учить, причём не только грамоте, но и множеству наук, о которых ранее, под иккарийским небом, она и думать не смела. А главное — перед началом обучения пригласили магов-экспертов; те проверили её способности, и оказалось, что у Мирабель Карраско очень высокий ведьминский потенциал. Лет до восемнадцати его лучше не тревожить, чтобы не спровоцировать перекосов в общем развитии организма, а потом — девушку охотно примут на обучение в любую высшую школу магии. Вот так.

И всё было бы прекрасно — и новая жизнь с новыми надеждами, и подобревший родитель с братцами, и заботливый старый дедушка… Но спустя какое-то время Мири заметила, что взгляд отца, бросаемый на неё украдкой, изменился. В нём вновь появились знакомые азартные огоньки. Он дотошно расспрашивал домашних учителей об успехах дочери, с согласия главы семейства принялся заваливать её нарядами и украшениями, самыми дорогими, какие только позволительно носить молоденькой девушке, не нарушая приличий. Во время прогулок по городу старшие братья всё чаще следовали за ней по пятам, ограждая от случайных или воображаемых ими встреч с особями мужского пола старше шестнадцати. Ей категорически запретили общение с молодыми людьми, даже родственниками подруг.

А после бала, где она произвела фурор в качестве дебютантки, отец и дед пригласили её для Важного Семейного Разговора.

Оказалось, что руки и сердца прекрасной Мирабель уже домогаются… о, нет, нижайше просят и уповают на согласие аж три претендента. Все богаты, родовиты, все — известные маги. Породниться с каждым — великая честь. Вот только единственное «но», о котором Мири не сообщили, но которое она, поднапрягши память, догадалась сама, припомнив имена кавалеров, показанных ей подружками-сплетницами на балу. Общий возраст женихов, похоже, набирал не менее чем полтысячи лет.

Бледнея и дрожа от страха, она уточнила: так ли это? И пришла в ужас, когда и отец, и дед лишь пренебрежительно отмахнулись. Дескать, это же маги, милая! Почти Архимаги! Не нравятся морщины и седина — жених в угоду тебе наденет личину молодого. А там, глядишь, привыкнешь… Зато — какие партии, какие партии, Мири!

На попытку упасть в обморок глава семьи хладнокровно заметил, что от счастья ещё никто не умирал, и раз уж его любимая и единственная внучка затрудняется с выбором, они помогут. Выберут будущего мужа сами. Через три дня — помолвка. Что? Быстро? Так женихи уже немолоды, для них каждый день дорог, а за три дня Карраско успеют подготовить небольшое семейное торжество и разослать приглашения гостям. Но главное — должно быть получено разрешение на брак от донны дель Торрес да Гама, нынешней Главы Клана. Сия достойная донна никогда не медлит с ответом на подобные прошения и, как правило, одобряет. Так что…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И пусть неблагодарная дочь и внучка вспомнит о своих летах! Через год ей уже восемнадцать, почти перестарок. Такой изумительной партии больше не подвернётся. А задёшево отдать её какому-нибудь голодранцу они не намерены.