Читаем без скачивания Зона Пси - Артур Рунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На стене висела фотография мальчика в чёрной деревянной рамке, прикрытая стеклом, — очень ему знакомого. Но Солдат никак не мог вспомнить — кто это. Зато — отлегло на сердце: значит, детская принадлежит не его сыну, Илюшке. Да конечно — нет! Что за глупость?! Причём здесь его сын?! Это уже слишком неприемлемо! Или — как другие говорят: не смешно!
Солдат пнул камуфлированного коня, стоящего на колёсиках: и конь такой же. На полке перед взором предстали три игрушки: ванька-встанька, юла и большущая матрёшка.
Это невыносимо.
Уже стало страшно подходить к письменному столу. Там виднелись серые листы открытой тетрадки. Виктор никогда не курил, разве что пару раз довёл до губ пепел сигареты, набитой анашой. И то — получилось так, что водки не оказалось, но как-то нужно было на войне помянуть погибших друзей. Да ещё несколько раз искурил косяк, когда пребывал в унылом трансе. Но сейчас — Виктор желал просто задохнуться сигаретным дымом, когда прочитал:
«Папа, мой. Спаси меня, пожалюста».
Этого… не может… быть. Таких совпадений — не бывает.
— Мой сын так говорил — пожалюста. — «При чём здесь мой сын?! Оставьте его в покое! Он давно уже умер! Умер! Уме-е-ер! Он был маленьким и ещё не мог писать!»
«Убили, убили, убили!»
— Это кто? Это кто сейчас сказал? — Виктор посмотрел на двор за окном. — Или я схожу с ума? — спросил он себя сощурившись. — Или меня убили? Или я давно мёртвый?! Или… или я сейчас убью весь этот поганый мир. Найду самый мощный ядерный заряд и разнесу этот грёбаный шарик! Где мои боги?.. — простонал Солдат жалобным голосом, упал на колени, склонил лицо. Подбородок прижался к груди, веки сомкнулись.
Солдат притих.
«Папка, папка с работы пришёл!» — Тот мир, в котором вы не живёте, давно сдох… — шептала чья-то ненависть. — «Папка, мой папка, я так тебя люблю!» — Будьте оба прокляты, — захлёбывался гневный шёпот. — «Папка! Пап-ка!.. Пап-п-п-па-а-ап… Бха-ап, бхг-ых, па-а-а-а… бль-па-ап, а-а-апа… б-ха…»
— Однажды, — шёпотом произнёс Виктор, — я высоко взлечу. И больше — никогда не упаду. И тогда я основательно пошатну ваш мир. И если непомерная злоба, завёрнутая в неистовую ненависть, ненасытно переполняет вас, ваш позорный мир, то тогда ответьте мне: кто решил, что, когда ваш мир уничтожает человека — человек не может уничтожить этот мир? Я уничтожу мир ваш так, что вы больше никогда не сможете возродиться. Я больше не пущу вас — на наш Миргард. И на расстоянии звёзд — я испепелю ваше появление.
И Виктор услышал смех: это были смешки несостоявшихся клоунов и дебилов, смех падших и обезумевших, смех ненавистных и злобных, смех рвачей и позорных недочеловеков, считавших себя избранными. И много, много ещё кого — у кого нет чести и справедливости, нет чистоты сердца и богом данной доброты, у кого в душах одна лишь зависть и жмотство. И кто-то сквозь смех очень тихо прошептал:
— Поживём — увидим.
— Да пошло оно всё. — Солдат встряхнул головой и пошёл из детской комнаты в последнюю дверь, отделявшую его перед таинственным снайпером, засевшем на верху очень высокой каланчи и не желающем видеть гостей.
Не желаешь — так заставим.
От последнего дома до заправочной станции — ширина футбольного поля, может, чуть меньше. А ещё — метров двадцать до самой каланчи.
Виктор усмехнулся: надо же, пожарная башня стоит почти впритык с бензоколонкой.
По обе стороны дороги, шедшей по горизонту, разрослись двухметровые туи. Площадь — из ровного асфальта блестела, словно каток для зрелищных катаний по льду. Вдалеке справа и слева возвышались торговые палатки. Над одной возвышался билборд, в центре которого — к губам в красной помаде прикасался столбик белого мороженого.
«Это — для родителей, которые приезжали навестить несчастных детишек? А что — возможно, так и есть. Есть пионерский лагерь — а этот для несчастных деток, вошедших сюда по «собственной воле» — по воле глупых родителей. Или тех родителей — кто без оглядки отказался от родного чада».
И я хочу — чтоб мир погас,
Чтобы о судьбе моей не знали
И больше никогда не вспоминали.
А ещё Солдат вспомнил песню «Генералы песчаных карьеров». После того как отец оставил мир, а мать его бросила ради любовника — иногда, очень редко, он садился на пол в углу за шкафом, забивал папиросу анашой и слушал эту песню, размышляя, что его жизнь изначально дала ох. енную трещину. Беда одна не ходит — бедовая жизнь остаётся на всю жизнь.
«Вы рождены во грехе. И уже — должны».
— Мы рождены во грехе? Если бы я встретил того, кто когда-то начертал эти слова, то точно воссоздал истину его словам — принял бы на себя грех: отстрелил ему не в меру умный мозг, чтобы больше не смог философствовать и возносить мусорное понимание как истину.
Мозг Солдата вошёл в ступор: бежал-бежал, прыгал под пулями как бешеная макака — и что теперь? Как преодолеть площадь перед каланчой? А потом — как оттуда скинуть на землю снайпера? Ведь наверняка все двери закрыты. Придётся скакать и уворачиваться от пуль под башней, как вьетконговец в любимом фильме «Взвод» под выстрелами из автомата Чарли Шина, пока не поймёшь, что затея оказалась бессмысленной.
— Чёрта с два! Я вырву глаз этому стрелку!
Солдат на мгновение приподнял лоб над подоконником, рискуя получить пулю в глаз, успел запечатлеть картинку и нырнул под окно. С обеих сторон каланчи — по небольшому одноэтажному зданию. Недалеко справа по центру площади стоит разбитый автобус. И легковая машина притихла на дороге напротив автобуса. Возможно, дальше идут ещё дома и заборы. Тогда можно промчаться вдоль заборов к машине, оттуда к автобусу и дальше к одноэтажным постройкам, примыкающим к каланче. А там уже думать, как пробраться внутрь. Не вечно же снайпер сидит на самой макушке башни. Должен хоть разок выйти. Дождаться, проломить лопаткой башку, отнять ствол и с криком «ура» ворваться и перебить остальных — если таковые есть.
Только Виктор решил, как будет пробовать действовать, пуля расколотила подоконник по центру, обрызгав щепками пол и голову.
— Что, и подумать уже нельзя?! — взорвался криком Солдат и отскочил к углу стен. — Или приметил, когда выглянул?
Виктор подождал — выстрела больше не последовало. Выбежал из комнаты в холл, пробежал вдоль стены к следующей двери, за которой оказалась большая кухня с пристройкой и вторым —
