Читаем без скачивания Почему у собаки чау-чау синий язык - Виталий Мелик-Карамов

За день до игры нас вызвали на так называемый тракт, то есть на генеральную репетицию. Мы встали перед камерами и запели. Я с подачи Рословой, иными словами после ее пинков, тоже успешно заголосил. КВН всегда снимали одни и те же операторы. Я, еще околачиваясь в бакинской команде, с ними познакомился, – два Олега. Тогда двух вполне хватало, сейчас, думаю, работают камер двенадцать. Одного Олега мы называли «черненький», он был помоложе, брюнет с орлиным профилем. Другой Олег – «маленький», хотя «маленький» был старше «черненького». Пою я себе и пою, как вдруг вижу, что Олег «маленький» в истерике сползает по штативу на пол. Тогда под камерами стояли мощные колоннообразные, но на колесиках, опоры. Точнее назвать их станинами. Олег почти лежит на полу и корчится, и тут я понимаю, что пою один. Оказывается, все мои товарищи договорились и в какой-то момент замолчали… А я не только продолжал петь, но еще и очень старался. Но чем сильнее я старался, то есть чем громче «пел», тем фальшивее у меня получалось. Режиссер Белла Исидоровна спросила: «Вы специально это подготовили как номер?» Но я гордо отказался от возможности стать знаменитым на всю страну. Честь, я считал, дороже. Зегалю я сказал все, что о нем думаю. Он клялся, что это не он придумал, но в глаза, гад, не смотрел.

В результате сумасшедшей тренировки, по словам Андрея Климова, «мы достигли дикой синхронизации. Мы боковым зрением, когда говорил партнер, следили за остальными, выдыхали, когда выдыхал стоящий рядом».

На репетициях в зале помимо Станиславского-Садовского и Немировича-Папкова постоянно сидели с непременно иронической, я бы даже сказал сардонической, ухмылкой Андрей Тилевич, преподаватель Сережа Бровченко, влюблено смотревший на Рослову, и бородатый Саша Николаев, будущий скульптор, а пока студент Строгановки, муж Рословой (они поженились сразу после окончания школы), сурово и пренебрежительно оглядывавший всех нас. Сидела и гладко причесанная блондинка в строгом костюме – Лидия Витальевна, преподавательница с кафедры марксизма-ленинизма, которую к нам приставили для идеологического присмотра. Мы, как могли, подшучивали над ее незавидной долей, и она нам отвечала с несвойственным для преподавателей этой кафедры юмором. Иногда она вздрагивала, когда Терлицкий орал: «Идиоты! Неужели нельзя начать петь вместе? Вы даже не можете выйти на сцену с одной ноги!» Тилевич в этот момент радостно ржал.

Лидия Витальевна вела у нас на четвертом курсе научный коммунизм и явно родилась не в свое время. Ей бы появиться в перестройку, тогда она могла бы стать суперпопулярной. Такой, например, как Татьяна Корякина, о которой сейчас никто не помнит. Скорее всего, Лидия Витальевна яро агитировала бы за Ельцина.

Но мы и так знали, что Лидия Витальевна приличный человек. Лёня Шошенский даже запомнил не только когда это стало известно, но и где – в 102-й аудитории.

Нас, студентов факультета ЖОС (жилищное и общественное строительство), то есть четыре группы, собрали и загнали в небольшую аудиторию. Все сидели, трепались, потому что дело происходило сразу после зимних каникул и, естественно, у каждого полно впечатлений: кто кого встретил, кто где отдыхал. Семидесятый год, столетие Ленина. Лидия Витальевна объявила: «ЦК КПСС выпустил тезисы к столетию Владимира Ильича. Я предлагаю купить брошюру, стоит она всего семь копеек, легче будет на экзамене». Шошенский, отвлекаясь от мужского разговора с Наличем, громко говорит, что за семь копеек лучше купить пирожок с повидлом и два стакана воды без сиропа. Тут встает какой-то дядька и прерывает плавный поток изучения марксизма. Это оказался проверяющий из райкома партии. Он заявляет: «Лидия Витальевна, я предлагаю вам остановить лекцию, а этих молодых людей выгнать из аудитории. Мало того, что здесь ругаются матом и стоит гвалт, но они еще позволили себе фразу, что за семь копеек вместо тезисов ЦК лучше купить пирожок с повидлом». И дядька показывает на Шошенского, Налича и бедного Клипина, который просто оказался рядом. Всех троих выгоняют, но потом Клипина возвращают – все дружно зашумели, что он ни при чем.

Мама Шошенского сказала сыну: «Тебя исключат из института. Ты можешь уже и не ходить на занятия. Тебе сейчас пришьют политику. Готовься идти в армию». Пролетает неделя, Лидия Витальевна приходит на семинар, который она у нас вела. И говорит: «Налич и Шошенский, идите в деканат, возьмите направление на занятия и объясните там свое хулиганское поведение на лекции». То есть она политику уже исключила, а ребята, как оказалось, только хулиганили. Пришли Лёня с Андреем в деканат к замдекана Савченко, преподавателю с кафедры конструкции. Они ему сообщают: нам надо писать объяснительную записку, чтобы получить допуск на занятия. Савченко им говорит: садитесь и пишите. Эта парочка начала сочинять объяснительную записку. Они написали, что дают честное слово, что на занятиях по научному коммунизму больше хулиганить не будут. Что на занятиях по научному коммунизму они обещают вести себя хорошо. «Мы, – пишут эти антисоветчики, – не можем ручаться за другие занятия, но на лекциях по научному коммунизму…» В общем, написали такую чушь и отдали ее Савченко. Он прочитал, начал ржать, положил записку к себе в стол и выдал им направление.

Тогда мы поняли, что Лидия Витальевна нормальный человек. А потом 8 Марта выпало на ее семинарское занятие. Она зашла в аудиторию: «Неужели мы в этот день будем заниматься научным коммунизмом?» Тут кто-то с места ляпнул: а Лёня рядом живет, пускай он за гитарой сбегает, мы лучше песни попоем. Шошенский смотался домой за гитарой и несколько песен Галича спел специально для нее. Она ему сказала замечательную фразу: «Шошенский, я думала, что вы такой легкомысленный и пустой, а вы оказывается глубокий и интересный человек».

В конце концов, Лидия Витальевна все же прославилась. Выяснилось, что она читала, с точки зрения идеологических боссов, провокационные лекции. Мы уже закончили институт, когда по Москве прошел слух, что в архитектурном с кафедры говорят такое! На ее лекции приезжали ребята из других вузов. Пафос ее выступлений был направлен против номенклатуры, чиновничьей элиты, черных «Волг», распределителей и прочего… И все это в середине семидесятых! Правильно было бы сказать, что она читала просоветские лекции.

Лидию Витальевну тихо сплавили с кафедры, где никогда не отличались строгостью нравов, но застой крепчал.

Можно сказать, что Лидия Витальевна в некоторой степени тоже жертва закрытия КВНа. Она сильно за нас переживала.

Пришло время отправляться на «Электрозаводскую» – там, у станции метро, на взгорке стояло здание сталинской «классической» архитектуры с портиком и колоннами. Это и был Телетеатр, где проходили все КВНы. Позже Телетеатр стал клубом электролампового завода. По дороге мы большой компанией забежали к Вите Проклову домой. Дальше поехали, прихватив с собой Витину сестру Лену и Таню Грудневу, сокурсницу Лены по школе-студии МХАТ, ставшую через полгода Витиной женой. Заодно забрали символ нашей команды. Кто из нас его придумал, никто сейчас не помнит, я же склоняюсь, что эта идея принадлежала Владу Минченко. В ведерко для льда мы вставили обернутую салфеткой, как заворачивают бутылку шампанского, скрипку-четвертушку. Со словами «Архитектура – это застывшая музыка» ведерко должен был внести на подносе с грацией официанта Любимов. Эта творческая задача была ему вполне по силам.

Скрипку-четвертушку то ли за восемь, то ли за двенадцать рублей мы купили с Зегалем в магазине музыкальных инструментов на углу Пушечной и Неглинной. Ведерко Витя выпросил у бабушки Нади, уже известной читателю как бармен из ресторана гостиницы «Москва». Витя клятвенно обещал его вернуть, чего, конечно, не сделал.

Баба Надя, никак не знакомая с высказываниями американского президента Теодора Рузвельта, регулярно повторяла с небольшой интерпретацией его слова. Президент по поводу какого-то латиноамериканского диктатора сказал: «Он, конечно, сукин сын, но он наш сукин сын!» Надежда Георгиевна о своем внуке отзывалась следующим образом: «Витя наш, конечно, говно, но он свое говно!»

Спустя много лет после закрытия КВН нас еще помнили, так как ведерко с шампанским украшало кабинет главного редактора молодежной редакции Валерия Александровича Иванова. Позже он возглавлял дирекцию московских театров и, похоже, приз переехал вслед за ним в новый кабинет. Каждый раз при встрече Иванов мне говорил: «Вчера у меня опять были иностранцы. Они от вашего приза в восторге». К счастью, мы нечасто встречались…

Видя наше страшное возбуждение, другая Витина бабушка, баба Ира, которая жила вместе с внуками, достала из правой половинки кухонного шкафа валокордин (она его там всегда хранила) и заставила нас всех его выпить. Баба Ира была опытным человеком, всю жизнь проработала в НКВД – КГБ. Витин и Ленин папа, мой будущий тесть Игорь Викторович предостерегал нас, чтобы мы не обольщались ее покорным видом. «Она в 37-м коммунистам иголки под ногти засовывала!» – говорил он про тещу, жутко округляя глаза и испытывая необыкновенное удовольствие, когда его жена возмущенно возражала: «Игорь! Что ты несешь!»