Читаем без скачивания Газета День Литературы # 63 (2001 12) - Газета День Литературы

Сейчас литература задвинута в дальний угол. На телевидении практически нет литературных передач. Писателей вообще не видно. Задаюсь вопросом: может быть, все вняли сентенции Пастернака, что "Быть знаменитым некрасиво"? Дело, видимо, проще. Писатели не появляются на телеэкранах потому, что не приглашают. Телевидение захвачено коммерсантами. Писатель для них — враг, враг давний, еще со школьной скамьи. Про какой-то дуб учили! Граф Толстой наводил ужас! Читать книги для них — равносильно тюремному заключению. Писатель в принципе пишет для избранных. Помните: "Нас мало избранных!" Писатель — публичная профессия для избранной публики. И это надо признать. Писатель не должен стесняться этого, должен понимать, что его знают только те, которые читают, любят. Миф о самом читающем народе рухнул вместе со страной, его провозгласившей. Только прочитавшие произведение знают предмет. Остальные — народ — повторяют только имена, брошенные им знатоками: Пушкин! Вот Пушкин у нас за свет и отвечает! В моей «Вороне» начинающий постмодернист по имени Миша говорит: "Прекрасно быть знаменитым. Это поднимает ввысь. Надо иметь многочисленные архивы, трястись над каждой рукописью… Сограждане не читают книг, исключения лишь подтверждают правила, но как они произносят знаменитые имена!.. Ты постоянно должен быть на виду, буквально окунаться в известность, чтобы злые языки говорили: "Когда же он работает?!"

Постмодернистский ход, центонность, выворотка Пастернака? Разумеется! Я не очень люблю Пастернака. И хочу сдуть с него пыль, посмеяться над ним. Во многом он позер. И с этим "не надо заводить архива"! А сам заводил, хотел быть красивым. Конформизм — самая страшная болезнь людей, занимающих не свое место. Особенно это касается детей известных деятелей литературы и искусства. При жизни родители их устраивают или силком вталкивают на художественное поприще (дабы жили лучше, чем генералы, ибо в художественно-литературной сфере в советский период крутились немыслимые деньги, сопоставимые разве что с доходами государства от реализации водки), после же их смерти детки превращаются в ничто. Эти детки, как правило, ненавидят все русское и возвеличивают всячески западное. Даже Михалков, начинавший, как русский, на глазах американизировался (в Штатах вообще дошло до абсурда — дети становятся президентами) и стал манекенно-платмассовым. К слову, кино накрепко захвачено детьми. В литературе посвободнее, поскольку из литературы ушли деньги, а вместе с ними и все конформисты и их дети. Теперь одни коротают век в бывших привлекательных кооперативах на «Аэропорте», ныне выглядящих убого, или в замшелом Переделкино, другие пытаются найти место за кордоном или у нефтяной трубы. Позорно отделяться высокими заборами и кооперативными кварталами от народа инженерам человеческих душ! Позорно по собственной воле создавать гетто, типа того же «Аэропорта» или Переделкино.

А тут такой блат! Из низов, прямо с улицы врываются всякие-разные Федоры Шаляпины, Василии Шукшины, Петры Лещенко и Аркадии Северные!

Во саду при долине

Громко пел соловей.

Я, мальчишка на чужбине,

Позабыл всех друзей…

В сущности, Аркадий Северный и в родном Ленинграде был, как на чужбине. Ушел от жены, хлопнув дверью, ничего не взяв. Вот это истинно по-русски! Не как, к примеру, у Пастернака, за наследие которого перегрызлись дети, внуки и любовницы. Американствующие прогрессисты! Пастернак страдал на четверти га в двухэтажном коттедже в Переделкино! (Эти дачи прежде принадлежали военморам. Затем их «приватизировали» многочисленные пастернаки.) Пострадать бы ему в парадном под батареей на драповом пальто, как Аркадию Северному. Или пройти жуткий путь Мандельштама! А вообще, в зубах уже навязли все эти мифы про «страдания» Пастернака и переделкинско-"аэропортовских" узкокружковых деятелей. Последние дни свои Аркадий Северный провел в компании обойщиков дверей, пьяниц. Умер в потемках, на полу, хрипя. Типичные признаки обширного инфаркта. Никто даже не обратил внимания на этот то ли хрип, то ли кашель. Он был почти что знаменит, как назвали фильм о нем его друзья. И умирал, по всей видимости, с надеждою, что его голос не забудут.

"Ворона" в целом — выворотка чеховской «Чайки». Я живу на Москвереке, поведение чаек похоже на поведение ворон, мои персонажи убеждены, что чайка и ворона — одно и то же. В финале молодая героиня Маша (ворона) обеляет себя, а кавказец Абдуллаев, который ходит в белом костюме, оказывается аферистом. Он организатор пирамиды, инвестиционного фонда из ничего. Абдуллаев откровенен: "Вы, русские, хорошие, как дети маленькие, мы вам работу найдем… Мы скупаем ваши города и села, мы двигаем производство, мы гоним нефть на Запад, мы устанавливаем курс валют на бирже…" Я написал это летом 1994 года, еще до разворота событий на Кавказе.

То есть я хочу сказать, что писатель обладает даром предвидения. Прежде всего писатель должен быть оригинален. Ни в коем случае он не может быть традиционен, ни в коем случае! Гений начинается с переоценки всех ценностей. Объявляет короля — голым! Такой писатель отбрасывает все условности: литературные, партийные, национальные. Исходя из этого, сам писатель — и пророк, и лицедей. Писатель, который не знает лицедейства, не знаком с системой Станиславского, — не умеет перевоплощаться в персонажей, особенно в отрицательных. Поэтому у такого писателя не персонажи, а муляжи, схемы. Перевоплощаться — очень сложно, практически невозможно. Ты — не ты, а кто-то другой. Твое имя и фамилия — условны. Тебе можно дать тысячу фамилий, а сможешь ли ты тысячу раз быть не похожим на предыдущий экземпляр? Писатели, не владеющие лицедейством, неубедительны. Они пользуются расхожим, примитивным интеллигентским приемом бесконечного монолога. Но это не художество, это — филология. А филолог, критик — враги искусства. Неполноценные завистники, поскольку сами неспособны на высокое художество. Я залезаю в шкуру каждого своего героя. И старухи Ильинской, мечтавшей сыграть Нину Заречную, и Абдулаева. И Маши, которая в Абдуллаева стреляет.

Я большой иронист. Однако многие говорят, что читатель не принял постмодернизма. Или не понял! А читатель нигде ничего не принимает. На читателя ориентируются только посредственности, зарабатывающие бабки на этом читателе. Они связаны одной веревкой своего времени. Когда их время выходит, они исчезают вместе с этим временем. В сущности — их нет, они не существуют! Хотя кажется, что существуют. Вообще, человечество инертно. Новые идеи воспринимает, когда их авторов зароют в могилу, и еще пройдет лет триста, и уже никто не знает, что было, чего не было, есть только миф, вспомните движение христианства. У читателя вызвали шок крайние вещи. Но ведь жизнь, известно, без берегов. И я приемлю эпатаж великого Маяковского — сбросить Пушкина с корабля современности, и — бумага нужна живым! Россия переполнена талантами. Скоро обручи лопнут, таланты хлещут через край. Нет тотального советского мнения (одного) на литературу. Наше время — отсутствие этой всевластной партийной точки зрения! Свои планеты и свои солнца. И я отношу себя к первопроходцам, людям прорыва. Не в формальном смысле, а в узловом, в художественном. Не надо бояться крайностей. И в идеях, и в образах, и в языке.

Вот тут-то и намечается язык улицы!

Юрий Кувалдин

Евгений Нефёдов ВАШИМИ УСТАМИ

“ИКС”УАЛЬНОЕ… Спадает простынь, как трусы…

Бунтарь, мастеровой, холуй

В “Тысячелетии Руси”

Отлил в металле слово “икс”…

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ,

“Открытие в Новгороде

памятника 1000-летию Руси”. С чем русский памятник сравнить?

Не пирамида же, не сфинкс…

В трусы спадает мысли нить,

А там — словцо на букву “икс”!

Меня сей образ обаял.

Я ж сам — и зодчий, и пиит.

Вон, на Тишинке наваял

Свой “икс” — пускай хоть он стоит…

Стою и я, бунтарь в трусах,

За кои дергает Прусак:

— Ты генитально нас воспел!

Совсем, поэт, о”икс”уел…