Читаем без скачивания Первая и последняя свобода - Джидду Кришнамурти

4. О знании

ВОПРОС: В ваших словах я чётко уловил, что знания и обучение являются препятствием. Чему они препятствуют?

КРИШНАМУРТИ: Очевидно, что знания и обучение препятствуют пониманию нового, вневременного, вечного. Развитие совершенной техники не делает вас творческим. Вы можете уметь замечательно накладывать краски, вы можете владеть техникой, но при этом не быть творческим художником. Вы можете уметь писать стихи, самые совершенные в техническом отношении, но при этом не быть поэтом. Разве быть поэтом не подразумевает способность воспринимать новое, чувствительную отзывчивость к чему-то новому, свежему? Для большинства из нас знание или обучение превратились в своего рода зависимость, и мы думаем, что, становясь знающими, мы будем творческими. Разве ум, заполненный фактами, стиснутый, зажатый фактами, знаниями, — способен ли он воспринимать что-то новое, неожиданное, спонтанное? Если ваш ум заполнен известным, разве остаётся в нём место для восприятия чего-то неведомого? Несомненно, знание — всегда об известном; и при помощи этого известного мы пытаемся понять неизвестное, нечто такое, что находится вне измерения.

Возьмём для примера очень обычную вещь, то, что происходит с большинством из нас: те, кто религиозен — что бы это слово в данный момент ни означало, — пытаются представить себе, что такое Бог, или стараются подумать о том, что такое Бог. Они прочитали огромное количество книг о переживаниях разных святых, Учителей, Махатмах и прочих, и они стараются представить или прочувствовать то, что является опытом другого; то есть вы пытаетесь подойти к неведомому, неизвестному при помощи знания, известного. Можете ли вы сделать это? Можете ли вы думать о чём-то, что не является известным? Думать вы можете только о чём-то, что вы знаете. Но здесь присутствует необычайное извращение, имеющее место в современном мире: мы думаем, что поймём, если у нас будет больше информации, больше книг, больше фактов, больше напечатанного.

Чтобы осознавать нечто такое, что не является проекцией известного, необходимо просветить путём понимания процесс знания, известного. Почему ум всегда цепляется за известное? Не потому ли, что ум всегда ищет определённости, уверенности, безопасности? Сама его природа заключена в известном, во времени; как может такой ум, сама основа которого в прошлом, во времени, пережить вневременное? Он может мыслить о неизвестном, формулировать, воображать его, но всё это абсурд. Неизвестное может возникнуть только когда известное понято, растворено, отметено. Это чрезвычайно сложно, потому что как только вы переживаете что-то, ум переводит это переживание в термины известного и сводит его в прошедшее. Не знаю, заметили ли вы, что всякое переживание немедленно переводится в известное, именуется, вносится в таблицы и в записи. Таким образом, движение известного есть знание, и очевидно, что такое знание, обучение, является помехой.

Представьте себе, что вы никогда не читали ни одной книги, религиозной или философской, и вам надо было найти смысл, значение жизни. Как вы сделали бы это? Представьте, что не было ни Учителей, ни религиозных организаций, ни Будды, ни Христа и вам надо начать с начала. Как вы делали бы это? Сначала вам пришлось бы понять ваш процесс мышления, не так ли? — а не проецировать себя, свои мысли, в будущее и создавать какого-то Бога, нравящегося вам; это было бы слишком по-детски. Итак, вам пришлось бы сначала понять процесс своего мышления. Это единственный способ обнаружить что-то новое, не так ли?

Когда мы говорим, что обучение или знания мешают, препятствуют, мы не имеем в виду технические знания — как вести автомобиль, как управлять машинами — или эффективности, которую дают такие знания. Мы имеем в виду нечто совершенно иное: то чувство творческого счастья, которого не дадут никакие знания или обучение. Быть творческим в подлинном смысле этого слова означает быть свободным от прошлого в каждый момент, от момента к моменту, потому что именно прошлое постоянно затемняет настоящее. Просто цепляться за информацию, за опыты переживаний других, за то, что сказал кто-то другой, как бы велико это ни было, и пытаться приблизить свои поступки к этому — всё это знание, не так ли? Но чтобы обнаружить что-то новое, вы должны начать сами; вы должны отправиться в странствие, совершенно лишённое чего-либо, особенно знания, — ведь очень легко получить опыт при помощи знания или веры; но такой опыт — только продукт проекции своего ума и потому совершенно нереален, фиктивен, фальшив. Если вам предстоит открыть для себя то, что ново, не годится нести на себе груз старого, особенно знаний — знаний другого, каким бы великим он ни был. Вы пользуетесь знаниями как способом защиты своего «я», безопасности, и хотите быть вполне уверенными, что у вас такой же опыт, как у Будды, Христа или X. Но человек, который постоянно защищает своё «я» с помощью знания, совершенно очевидно не ищет истину.

Для открытия истины нет пути. Вы должны выйти в неописанное картами море — не будучи удручённым, не в поисках приключений. Когда вы хотите найти что-то новое, когда вы экспериментируете, ваш ум должен быть очень спокоен, не так ли? Если ваш ум загружен, заполнен фактами, знаниями, он препятствует новому; для большинства из нас трудность состоит в том, что ум стал таким важным, таким доминирующе значимым, что он постоянно вмешивается во всё, что может быть новым, во всё, что может существовать одновременно с известным. Так знания и обучение становятся препятствиями для тех, кто хочет искать, кто хочет попытаться понять то, что вне времени.

5. О дисциплине

ВОПРОС: Все религии настаивают на самодисциплине какого-либо рода для изменения инстинктов грубости в человеке. Святые и мистики утверждали, что именно с помощью самодисциплины они достигли божественного. Теперь же вы, похоже, полагаете, что такие дисциплины — препятствия для реализации Бога. Я в растерянности. Кто же прав в этом вопросе?

КРИШНАМУРТИ: Вопрос не в том, кто прав в этом. Что важно, так это выяснить истину этого для самого себя — не согласовывая это с каким-либо отдельным святым или с человеком, прибывшим из Индии или из какого-то другого места, чем экзотичнее, тем лучше.

Вы в ловушке между этими двумя: кто-то говорит — дисциплина, другой говорит — никакой дисциплины. Обычно получается, что вы выбираете то, что более удобно, что больше удовлетворяет: вам нравится этот человек, его взгляды, его личные качества, что он отторгает, что он приветствует, принимает и всё остальное в нём. Отодвинув всё это в сторону, давайте исследуем этот вопрос прямо и выясним истину этого для самих себя. В этот вопрос включено очень многое, и нам следует входить в это очень осторожно и тщательно.

Большинству из нас хотелось бы, чтобы кто-нибудь из авторитетов говорил нам, что следует делать. Мы выискиваем указания для поведения, поскольку наш инстинкт — находиться в безопасности, больше не страдать. Кто-то сказал, что он переживал счастье, блаженство или что вам угодно, и мы надеемся, что он скажет нам, что делать для приближения к этому. Это именно то, чего мы хотим: мы хотим такого же счастья, такой же внутренней умиротворённости, радости; и в этом безумном мире смятения мы хотим, чтобы кто-то сказал нам, что нам делать. Это действительно основной инстинкт для большинства из нас, и в соответствии с этим инстинктом мы создаём образец, формируем наше действие. Разве Бог, разве это высочайшее, не имеющее имени и не измеримое словами, разве он приходит через дисциплину, путём следования определённому образцу действия? Мы хотим приблизиться к определённой цели, к определённому результату, и мы думаем, что путём практики, дисциплины, подавления или высвобождения, сублимации или подмены окажемся способными найти то, что мы ищем.

Что включено в дисциплину? Зачем мы дисциплинируем самих себя? — если занимаемся этим. Могут ли дисциплина и разум идти вместе? Большинство людей чувствуют, что мы должны, применяя какой-нибудь род дисциплины, усмирять или контролировать грубость, уродливости в нас. Эта грубость, эта уродливость — контролируемы ли они путём дисциплины? Что мы подразумеваем под дисциплиной? Порядок действий, обещающий награду, порядок действий, который, если следовать ему, даст нам то, что мы хотим — это может быть положительным или отрицательным; шаблон поведения, который, если практикуешь его с усердием, старательно, очень-очень ревностно, даст мне в конце то, что я хочу. Это может оказаться болезненным, но я намерен пройти через это, чтобы получить желаемое. Моё «я», которое агрессивно, эгоистично, лицемерно, тревожно, полно страха — вы знаете всё это, — это «я», которое и есть причина всего грубого в нас, мы хотим преобразовать, подчинить, разрушить. Как же сделать это? Может ли это быть сделано с помощью дисциплины? — или это может быть сделано путём разумного понимания прошлого своего «я», понимания того, что такое это «я», как оно обретает жизнь, и прочее? Должны ли мы разрушить грубость в человеке путём принуждения — или же с помощью разума? Разве разум — дело дисциплины? Давайте на время забудем, что было сказано святыми и всеми остальными людьми; давайте войдём в эту проблему сами, так, будто мы впервые взглянули на неё; тогда в конце этого мы можем получить нечто творческое, не только цитаты из сказанного другими людьми, что так тщетно и бесполезно.