Читаем без скачивания Родовое влечение - Кэти Летте

P.S. Я знаю, что ты просто шутила, когда говорила о статье в «Ньюз оф зе Уорлд». Ты не способна на такой низкий поступок, ты гораздо выше этого. Если я не звоню, так только потому, что номер в гостинице напичкан «жучками». Привет Мориарти».

Светская оплошность? Что он имеет в виду? Ее приход незваной? Там, где выросла Мэдди, это не считается оплошностью. Кромсать опасной бритвой яйца своего приятеля – вот это и есть светская оплошность.

А Мориарти? Английские мужчины так романтичны. Алекс оставил ей единственное свидетельство своей любви – огромную блохастую псину, щелкающую зубами и брызгающую слюной. Не так-то просто быть вынужденной владелицей зверюги, которая весит больше тебя.

Первое, что посчитала нужным сделать Мэдди, – это выбраться из квартиры в Айлингтоне. Даже на луне дышится легче, чем здесь. Она найдет работу с проживанием.

Мэдди не удалось найти ничего лучшего, чем присмотр за домашними животными. Но это длилось недолго. Мориарти, которого, наверное, купили в питомнике, где выращивают собак-охранников, имел обыкновение есть ее подопечных. Все – от пекинеса до морской свинки – были повержены в прах.

В конечном итоге поиски увенчались должностью «кухарки и компаньонки» у пожилого ипохондрика, проживавшего в Найтсбридже. У него было шестьдесят всяких аллергий, и он мог есть только голубей, треску, дыню и горох. Вскоре Мэдди поняла, что готовить для него – все равно что решать сложнейший ребус. Он требовал «Грив фруад»[46] и «Фрикандо де пуассон»[47] и поглощал эти деликатесы быстрее, чем Мэдди разбиралась в рецептах. Еще одним блюдом его меню была сама Мэдди. Каждый раз, когда она проходила мимо, его пожелтевшие от никотина пальцы обязательно касались какой-нибудь части ее тела.

– Готов поспорить, что ты у нас шалунья, – игриво изрекал он. В углах его старческого рта постоянно пенилась слюна. – Девочки вроде тебя нуждаются в хорошей взбучке.

Если смешать слизняка и бланманже, то конечным продуктом и будет мистер Арнольд Танг. Да, эти деньги Мэдди зарабатывала потом и кровью.

Несмотря на аллергию, он содержал восемь кошек, и Мэдди должна была помнить, какие у каждой из них пристрастия, и исполнять все их прихоти. Надменная персидская кошечка любила Бетховена и требовала, чтобы ей гладили живот. Полосатая кошка, драная и шелудивая, предпочитала слушать хиты «Саут Пасифик». Неженка серая имела склонность к Прусту. У кошек, в отличие от Мэдди, которая пользовалась мрачной, вонючей уборной на заднем дворе, была собственная роскошная ванная. Одной из ее обязанностей являлось перекапывать рыбной лопаткой наполнитель кошачьих лотков, выбирать оттуда их дерьмо и выбрасывать его в туалет. В то время как кошки трижды в день лакомились очищенными вручную креветками (они почти сразу их срыгивали, потому что и так были сыты сверх меры), Мэдди приходилось довольствоваться консервированными спагетти и сухими супами. Если кошка воротила нос от миски, ее немедленно тащили к ветеринару, Мэдди же не могла добиться разрешения сходить к зубному врачу и вылечить воспалившийся зуб.

Втирая чеснок в десну, она успокаивала себя тем, что, если ей совсем станет невмоготу, достаточно будет добавить в еду хозяина оливковое масло, чтобы он мигом отправился в больницу.

Первые две недели Мэдди с головой ушла в работу. Она старалась забыть Алекса, но обстоятельства мешали ей. Одним обстоятельством был потерявшийся презерватив. Она нашла его в себе, когда ехала в поезде в Лондон. Это был своего рода резиновый постскриптум. Другим обстоятельством был Мориарти, которого она тайком поселила в подвале. Он терроризировал кошек и прогрызал дыры в персидском ковре. К тому же Алекса почти постоянно показывали по телевизору. Стоило Мэдди включить «ящик», как ведущий какой-нибудь программы заявлял: «Мой следующий гость не нуждается в представлении». А затем появлялся Алекс. Он участвовал в различных ток-шоу наравне со знаменитостями, которых Мэдди видела только на открытках. Она принималась яростно переключать каналы и натыкалась на кукольное представление «Вылитый портрет», где одним из персонажей был Алекс. Тогда она включала радио, и там тоже был он, на этот раз как участник викторины. Если она открывала журнал, то обязательно натыкалась на его откровения по поводу фарширования перца или нарушения прав животных.

Мэдди даже скучала по его урокам грамматики. Она писала ему любовные письма, подписываясь «Фонетически твоя», и не отправляла их. Она лихорадочно листала «Прайвит ай» в надежде найти сообщение о разводе Дрейков и втыкала иголки в самодельную куклу по имени Фелисити. После еще одной, особенно омерзительной попытки мистера Танга потрогать ее за нижние части тела и после очередного отказа отпустить ее к зубному врачу у Мэдди возникло настойчивое желание перевести хозяина на итальянскую кухню.

Отправив своего перекормленного оливковым маслом ипохондрика в больницу, Мэдди потратила на виски деньги, отведенные на хозяйство, и слонялась по пустому дому, время от времени лакомясь очищенными креветками (кошки были посажены на диету из вареных спагетти), лелея свою сердечную боль и питая свой гнев. Она занималась этим с таким же усердием, с каким другие обкусывают ногти до самого мяса. Она думала об Алексе. Как получилось, что она стала одержима человеком, столь не сходным с ней по характеру? Танцуя, он исполнял па, которые никто уже не делал. Он слушал произведения умерших людей. На дискотеках окружающие удивлялись тому, как быстро он выучивает тексты песен, не подозревая, что он знает их еще с тех пор, когда они исполнялись впервые. Неужели все было галлюцинацией? Может ли галлюцинация иметь над человеком такую же власть, как героин? Кто же на самом деле тот мужчина, которого она любит? Мэдди поклялась выяснить это.

Проникнуть в квартиру не составило труда. Прожив большую часть своей взрослой жизни в одиночестве, она научилась этому наравне с покраской стены и заменой прокладок в кране. Просунув пластиковый билет от метро между дверью и косяком, она запросто справилась с замком.

Квартира на Мейда-Вейл оказалась вовсе не мрачной и обшарпанной, как утверждал Алекс. Она была пронизана лучами света, острыми и блестящими, как клинки. Однако на Мэдди произвели впечатление вовсе не бесценные скульптуры первобытных богинь и не древние окаменелости, а едва заметные детали: приколотые к кухонному шкафу записки с напоминаниями не проспать и купить туалетной бумаги. Целые письма на обратной стороне использованных конвертов с указаниями заполнить формочки для льда, почистить йогуртницу, разморозить лазанью. Удерживаемые на дверце холодильника магнитиками в виде ананасов извещения о «гаражных распродажах», благотворительных базарах, политических митингах и камерных концертах. Анкеты для участия в розыгрыше оплаченного путешествия в Тоскану, детские рисунки с загнутыми, как у заветрившегося сыра, уголками. Расчески без зубьев, всякие безделушки и украшения, прочие символы совместного прошлого. Даты, обведенные кружком в кухонном календаре, – даты, к которым Мэдди не имела никакого отношения.