Читаем без скачивания Совесть - поиск истины - Пётр Успенский

117

Совесть: поиск истилы

чтобы исполнить ее уже совсем реальные желания, ему нужно бросить все попытки изобретений и заняться службой, отдавая ей и свое время, и своп способности. Но на это он не мог согласиться. Все его существо возмущалось и протестовало. И вот вечером того дня, когда Хьюг узнал, что его последнее изобретение, на которое он возлагал столько надежд, провалилось, он сидел в своей комнате и думал, что ему дальше делать. Против него на стене висела купленная им года за два до этого гравюра, изображавшая Прометея, прикованного к скале, и орла, выклевывающего у него печень. Прометен это был он сам. А орел была его служба, каждый день выбиравшая из него все его силы. Насколько прекрасен свободный труд, настолько же ужасен и отвратителен подневольный, сказал себе Хыог. Родоначальник всей нашей культуры, это тот дикарь, который, вместо того, чтобы съесть побежденного врага, заставил его работать на себя. Мы побежденные, которых медленно едят победители. Как видишь, Хыог иногда говорил афоризмами. В это время вернулась домой Мадж. Она была у жены одного из служащих завода и в разговоре узнала, что Хыогу сбавили жалованье. Это было уже два месяца тому назад, и он ей ничего не сказал. Мадж была поражена в самое сердце. Во-первых, неискренность Хыога! А во-вторых, чем же это кончится? Его уволят со службы! Мадж была обижена за Хыога, возмущена, а, главное, ее, как всегда, взволновали и наполнили самой глубокой завистью трое веселых ребятишек се подруги. Мадж шла домой с целым вихрем мыслей и решений! Она чувствовала, что должна серьезно поговорить с Хьюгом. Это ее обязанность. Мадж чувствовала, что должна спасти Хыога от пего самого. Он как пьяница или игрок, сказала она себе. Я скажу ему, что уйду, если он не бросит, наконец, всего этого. И если он любит меня, он бросит.

Ну, ты догадываешься, какой разговор у них мог выйти. Начать с того, что Хыог, не надеясь на сочувствие Мадж, уже поговорил с ней мысленно, выслушал очень недружелюбное мнение о своих изобретениях и решил лучше молчать и пережить все одному. Поэтому, услышав, что Мадж пришла домой, он взял шляпу и хотел уйти.

-- Мне нужно поговорить с тобой, Хыог, -- сказала Мадж, входя к нему и садясь. Хьтог поморщился.

-- Мне сейчас нужно идти, -- сказал он.

-- Подожди немного. Я не вижу тебя по целым неделям. Я так не могу больше. Я была у Эвелин Джексон. Это Бог знает, что такое. Послушай только, что про тебя говорят. Директор сказал, что ты или пьешь или куришь опиум. Зачем ты на мне женился, если я тебе не нужна? -- Мадж говорила совсем не то, что хотела. Гримаса Хыога и его нежелание говорить с ней, когда он кругом виноват, сразу взорвали ее, и она уже не могла остановиться. Несколько минут Хыог молчал и слушал Мадж, только у него темнело лицо. Но потом и он

118

___П. Д. Успенский

заговорил, перебивая Мадж. Мадж тоже говорила, и оба они не слушали друг друга, каждый стараясь сказать свое. Хыог говорил, что Мадж его не понимает, не хочет понять. Завод мешает его работе. Он должен бросить службу. Если он до сих пор не бросил, то только для Мадж и ради Мадж. И она хочет уверить его со слов каких-то глупых кумушек, что он портит свое будущее. Будущее на этом заводе! Действительно, подходящее для него место.

-- Совсем Эвелип не глупая кумушка, -- возмущенно отвечала Мадж. -- Она очень умная женщина и гораздо умнее тебя, хоть ты о себе и очень высокого мнения. У тебя все дураки и идиоты. Только ты очень умен. Нет, я не могу больше, не могу, не могу, не могу! -- Мадж начала рыдать. Ну, словом все произошло так, как полагается в таких случаях. Кончилось тем, что Хьюг разбил в щепки два стула и потом выбежал из дому и хлопнул дверью так, что она треснула посередине. Целый вечер он просидел в барс, выпил невероятное количество виски, познакомился с компанией актеров без работы и поил их целую ночь в каких-то притонах. Но сам он, чем больше пил, тем больше трезвел и тем яснее видел свое положение.

В это дождливое серое утро, когда Хыог шел домой после попойки, решив не идти на службу, со всего точно была снята кожа, и Хыог совершенно ясно видел все обнаженные жилы и нервы жизни. Нельзя было обманывать себя в это утро. Голая, неприкрашенная, неприкрытая правда жизни кричала со всех сторон. Подчинись, или ты будешь раздавлен! -- кричала жизнь. -- А, может быть, уже поздно, может быть, ты уже пропустил момент, когда было нужно подчиниться, и, может быть, теперь ты уже раздавлен. Безобразные кирпичные дома, мокрые асфальтовые улицы, серая будничная толпа, некрасивая и неряшливая, очистки капусты I? ящиках с мусором, пьяный старик на костылях, оборванные противные мальчишки с визгливыми криками. Все это Хыог видел точно первый раз в жизни. Он даже не представлял себе, чтобы жизнь могла быть так безобразна. Понимаешь, иногда имеет огромное воспитательное значение утро после попойки, особенно для человека с крепким желудком и головой. Кто физически чувствует себя плохо, для того теряется моральный смысл басни, но Хыог быль здоровый человек, и он увидел все ободранные нервы жизни. И что хуже всего, какими-то стеклянными, безжизненными и вымученными показались Хьюгу все его мечты. Сам еще не сознавая этого, Хыог вернулся домой с готовым решением. Мадж не было дома. На столе у Хыога лежало письмо от нее на десяти листах почтовой бумаги. Мадж, видимо, писала всю ночь. "Я тебе не нужна -- был главный мотив письма Мадж, - ты забыл, что я женщина. Я хочу жить. И не хочу никакого будущего, хочу настоящего". В заключение Мадж прибавляла, что написала тетке в Калифорнию, и если та ответит в благоприятном смысле, то она по

119

Совесть: поиск истины

едет к ней. Хыог начал было отвечать на это письмо, но остановился на второй страницей. Разорвал все, что написал, п лег спать.

Один за другим пошли очень скучные дни. Несколько раз Хьюг пытался заговаривать с Мадж, но из этих попыток ничего не выходило. Тот ключ друг к другу, который дает людям возможность разговаривать и мирно договариваться до чего-нибудь, у них был потерян или казался потерян. Два раза они крупно поссорились. После этого Хьюг почти перестал бывать дома. Служба делалась ему все более и более противной. Работать он тоже не мог и все вечера проводил где-нибудь в баре. Прошли две или три недели. И в одно прекрасное утро, проснувшись довольно рано, Хьюг почувствовал, что думает только об одном, и что думать больше нечего, а пора действовать. Я уже давно знал, к чему он идет, и я заметил это раньше его самого. Очень часто люди не сразу замечают эту мысль; почти никогда не замечают се всю целиком. Ты понимаешь, о чем я говорю. У многих гордых людей есть мысль, что если то или другое, не будет делаться так, как они хотят, то они покончат все сами. У каждого есть своя любимая форма этой мысли, один рисует себе дуло револьвера, другой -стаканчик с ядом. И в этих мечтаниях много успокоения. Жизнь делается легче человеку, когда он подумает, что может уйти. А я люблю эти мысли, потому что они утверждают мою власть над человеком. Ты, наверное, не понимаешь этого. Но человек, который находит утешение в мысли о револьвере или о стаканчике с ядом, верит в мое царство и считает его сильнее себя. Есть неприятный тип людей, которые никогда не приходят к этой мысли. Эти люди не верят в реальность жизни, считают ее сном; действительность для них лежит где-то за пределами жизни. И для этих людей убить себя из-за жизненных неудач так же смешно, как убить себя из-за пьесы, идущей в театре, куда они случайно зашли. Я не люблю этих людей. Но к счастью Хыог не принадлежал к этому типу[7]. Он не сомневался в реальности жизни. Только эта реальность ему не нравилась, вот и все.

Хыог был наблюдательный человек, и он понял, что думает об этом уже давно. Но и он все-таки приписал решающее значение неудаче с последним изобретением, ссоре с Мадж, и все больше и больше усиливавшемуся отвращению к службе. Причина была, конечно, в другом, Просто "мысль" уже выросла помимо его ведома и сознания и закрыла все горизонты. Я люблю эти моменты в жизни человека. Это последнее и окончательное торжество материи, перед которой человек бессилен. И это бессилье никогда не бывает так глубоко и очевидно, как в эти моменты. Ну вот, значит, дело обстояло так. Хьюг был решительный и хладнокровный человек. Все, что нужно было сделать, он уже сообразил, взвесил и рассчитал. И ему не хотелось больше тянуть. Ты знаешь это настроение перед отъездом. Когда

120

П. Д. Успенский

человек чувствует, что он в сущности уже уехал, и когда он торопит последние приготовления, и не может даже допустить мысли о задержке. В таком состоянии духа проснулся Хыог в то утро, с которого я начал мой рассказ.

Все было обдумано. Пять лет тому назад Хьюг застраховал свою жизнь, и теперь Мадж должна была получить страховую премию даже в случай его самоубийства. Хьюг написал ей коротенькое письмо, оставил его в нсзапертом ящике стола, оделся и вышел из дому в тот час, когда обыкновенно ехал на службу. Но на этот раз он поехал в город. Было еще рано. Сойдя с трамвая, Хыог зашел в кафе и с аппетитом позавтракал. Я за него не боялся. Он был холоден, решителен и спокоен. Выйдя из кафе, он поднялся на воздушную железную дорогу и поехал в центр на Бродвей. Засунув руки в карманы пальто, он сидел, чуть-чуть брезгливо разглядывая лица других пассажиров. Это была обычная угренняя толпа. Люди, торопящиеся на службу, в конторы, в банки, в магазины. Хьюг смотрел на них, и в уме у него складывалось что-то похожее на молитву фарисея. "Благодарю тебя, Боже, что я не похож на них, благодарю тебя за то, что ты дал мне силы не терпеть рабства, дал мне силы уйти". Все эти лица без признаков мысли говорили Хыогу о том, во что превратился бы и он, не будь в нем его вечного протеста, его борьбы, нежелания примириться с неудачей. Временами взгляд Хьюга делался совсем холодно презрительным, и я видел, что он чувствует себя, как индеец прежних времен, который, не желая сдаваться, последний раз поет боевую песню перед тем, как броситься в пропасть со скалы. Рабы, думал Хьюг, рабы, даже не чувствующие своего рабства. Они уже привыкли. Они никогда и не мечтали о лучшем, никогда даже не ощущали желания свободы. У них нет даже этой мысли. Великий Боже, подумать только, что я мог бы быть таким же! Нет, пока я верил, что я могу победить, я соглашался терпеть. Но теперь кончено. Из рабства нет выхода, а рабом я быть не хочу. Я и так терпел слишком долго. И он гордо смотрел на входивших и выходивших на остановках пассажиров. Он чувствовал свое превосходство перед ними, чувствовал свою силу. Люди будут продолжать свою серую и скучную жизнь, будут ходить трамваи, рабы будут спешить на работу, будет идти дождь, будет скверно, мокро и холодно. А для него всего этого завтра, даже сегодня, уже не будет. Заглушенный ветром и дождем выстрел на морском берегу[7], толчок в грудь ~ и больше ничего. Так должны кончать смелые, которым не удалось победить. Я видел, что ему на самом деле легко, гораздо легче, чем было накануне. И я радовался, потому что все это приближало его к минуте моего торжества, т. е. торжества Великой Материи или Великого Обмана над духом, волей и сознанием человека. Этот момент необыкновенно интересен психологически. Чтобы придти к нему, человек должен безусловно пове