Читаем без скачивания Город Анатоль - Бернгард Келлерман

— Ах, какие вы, немцы, невыносимые педанты! — смеясь воскликнула она.

Но господин Майер отказался снять воротничок, он предпочел бы задохнуться, чем сделать это. Он знал, как нужно держать себя при дамах.

— Ну, показывайте мне фотографии, — попросила Франциска. — Я сяду рядом, а вы мне будете объяснять.

Майер пояснил, что это виды мексиканских и американских разработок нефти, где он служил. Он не был инженером по образованию, он начал служить простым рабочим-бурильщиком, с самой низшей должности, и гордился этим.

— Вот это нефтяные промыслы в Тампико, — сказал он. — Здесь я начал.

Франциска увидела огромный нефтяной город, лес нефтяных вышек, и нашла этот Тампико весьма безобразным.

— Неважно, безобразен он или нет, главное — здесь нефть! — коротко объяснил Майер. — Вот это горящий нефтяной фонтан в Нью-Мексико. Пламя поднималось на восемьдесят метров, и фонтан горел тогда три месяца. А вот это знаменитый фонтан в Оклахоме, «Сити-Пул». Он выбрасывал три тысячи тонн нефти в день.

Майер знал всё. Он знал доходность каждой скважины, он знал, как она была глубока, сколько стоила. За год они пробурили там более тысячи скважин, беспощадно эксплуатируя землю. Вот как там шла работа! И тут будет то же самое.

Франциска залилась своим беспричинным смехом, каким смеются деревенские девушки. Значит, они только и делают, что грабят землю! Она придвинулась поближе, чтобы лучше рассмотреть снимки. У нее неважно со зрением.

— А это резервуары и нефтеперегонные заводы в Батон Руже, в Луизиане. Разве это не чудесные установки! Да, конечно, всё это просто поразительно. — Тут Франциска извинилась: она близорука, плохо видит, и придвинулась еще ближе. Вдруг Майер прервал свои объяснения. Волосы Франциски щекотали ему подбородок. Он почувствовал ее щеку на своем плече и ее грудь у своей руки. Ее духи окутывали его, точно запахи тропических цветов, и голова у него кружилась. Легкий смешок клокотал в горле Франциски. Он не понимал, что всё это значит, и был смущен и встревожен. Он остановился на полуфразе и внезапно выпрямился. Несколько мгновений он сидел неподвижно, с окаменевшей плоской спиной, совершенно так же, как сидит Гершун на козлах, и большими предостерегающими глазами смотрел на Франциску, но она не поднимала головы.

Затем он тихо и несколько торжественно произнес: «Барышня!»— и слегка отодвинулся от Франциски.

Но Франциска, по-видимому, ничего не замечала. Она тихонько посмеивалась и наливала вино из графина в стакан Майера.

— Вы ничего не пьете!

Майер подозрительно покосился на нее и задумчиво отпил из стакана. Затем он продолжал свои объяснения:

— Вот это нефтяные месторождения близ Баку. Эти рисунки вырезаны из журнала. В Баку, знаете ли, бывало так — да, пожалуй, бывает и теперь, — что нефть плавала по морю и ее зажигали. Буквально можно было видеть горящую воду!

— О, как интересно! — воскликнула Франциска. — Покажите мне, где горит море, я не вижу.

Снова у нее в горле заклокотал странный возбужденный тихий смешок, и снова она близко придвинулась к Майеру.

— Этого нельзя видеть на снимке, — ответил Майер как-то особенно тихо. — Я так только упомянул об этом.

И вдруг правая рука Майера начала тихонько отодвигать Франциску — так медленно, что сперва это было почти незаметно, но с такой страшной силой и так неудержимо, как нельзя остановить паровоз, если даже он движется очень медленно. А затем, когда Майер высвободился настолько, что смог спокойно вздохнуть, он встал и сказал:

— Прошу извинения, барышня!

Он стоял перед Франциской, долговязый и чопорный. Она смотрела на него с растерянным и глуповатым выражением. Легкий поклон, и Майер был уже за дверью.

XVI

Франциска осталась сидеть в той же позе, вцепившись пальцами в стол и вытянув шею. По не успела еще закрыться дверь, как она высунула вслед Майеру язык. Лицо ее исказилось бешенством и стыдом, она тихо взвизгнула, точно ей наступили на грудь.

— Ах ты!..

Она с трудом перевела дыхание и плюнула в сторону двери. Затем бросилась на диван и хотела уже закрыть рукой глаза, чтобы хорошенько выреветься, но тут ее взгляд упал на графин с вином. Что ей сделал графин? Ровно ничего! Но Франциска вдруг схватила его и со злостью швырнула на пол. За графином пришел черед стаканов, стоявших на столе. Она запустила ими в дверь так, что звон пошел, и хотела перевернуть стол. Но тяжелый дубовый стол только чуть-чуть приподнялся, и Франциска остановилась в изнеможении. Мертвенно-бледная, она забегала по комнате взад и вперед. Слезы бешенства текли у нее по лицу.

— Отвратительный, сухой немецкий педант! — бормотала она.

Ах, эти книги на комоде, эти детективные романы, которые она так любит читать! Господин в шелковом цилиндре с револьвером в руке — в угол его! Дама, которая собиралась броситься под поезд, — ее туда же!

В конце концов она убежала к себе в спальню и дала волю слезам. Этого оскорбления она не перенесет! Да кто он такой?! Даже, не настоящий инженер, — высокомерный дурак, с дурой Эльзой в Бреслау! Только что вылез в люди. Ну, подожди! Жак завтра же выбросит тебя отсюда. Выбросит к чертовой матери… Она опять побежала в столовую, взяла из шкафа бутылку вина, налила полный стакан и выпила его одним духом. Затем еще один и еще. Всё еще дрожа от бешенства, она плюхнулась на постель и мгновенно заснула с заплаканным и измазанным лицом, всхлипывая во сне, как ребенок.

На следующий день Франциска не показывалась около вышек. Только в полдень она прошла через двор, направляясь в город. К вечеру она вернулась. Майер, чувствовавший себя неважно, видел, как она шла обратно по двору. Тонкий синий шелк платья плотно облегал ее полные ноги, полную грудь. В лесу она отломила веточку и покусывала ее. Войдя к себе, она позвала Лизу и принялась весело насвистывать.

Через четверть часа Майер осмелился постучать к ней.

Франциска перестала свистеть и отозвалась удивленно и недовольно:

— Войдите!

Стол был накрыт так же, как и накануне. Стояли рюмки для вина, два прибора, а за столом на диване сидела Франциска. Она курила папиросу, и ее черные глаза сурово взглянули на Майера. На лбу у нее залегла сердитая складка, делившая весь лоб на две части. При виде ее холодного, неприветливого лица Майер растерялся.

— Я хотел принести вам свои извинения, барышня! — смущенно пробормотал он. — Боюсь, что я вчера вас не понял. Я не знаю обычаев вашей страны.

Франциска неприязненно взглянула на него. Она даже не сочла нужным вынуть папиросу изо рта, когда презрительно, слегка аффектированно ответила:

— Я тоже не знаю обычаев вашей страны, но у вас, кажется, совершенно особые понятия о том, что значит быть вежливым с дамой.

Майер покраснел. Он не совсем понял ее слова, но почувствовал, что это что-то обидное. .

— Вообще я вижу, что пришел некстати, — пробормотал он. — Вы ждете гостей?

— Да, придет господин Грегор.

— Еще раз прошу прощения.

И Майер вышел.

Франциска опять начала тихо насвистывать. Немного погодя Майер услышал, как вошел Грегор.

Жак бывал у Франциски не слишком часто: раз или два раза в неделю. Конечно, у него работа… Она ведь понимает! Он был неизменно любезен с нею, говорил ей приятные, льстивые фразы, шутил. Его карие бархатные глаза смотрели ласково, зубы блестели. Как бы утомлен он ни был, в комнату Франциски он входил в прекрасном настроении. Да, всё идет хорошо. С инженером Винтером, который руководит добычей, он прекрасно ладит. Вот только директор Мирбах, которого Жаку прислали из Берлина, немного действует ему на нервы. Каждое второе слово у него — «Организация».

— Да, организация заменяет дуракам гениальность, — сказал Жак, улыбаясь. — Тебе, Франциска, в ближайшие дни предстоит удовольствие вести с ним переговоры!

Акционерная компания хотела купить у Франциски выгон, примыкавший к опушке леса. Здесь предполагалось построить нефтеперегонный завод и вокзал. Этот выгон, около двадцати моргенов почти негодной земли, Франциска, по совету Жака, купила за бесценок несколько месяцев назад. Теперь Жак назначил за этот участок очень высокую цену.

— На случай, если на этой земле будут добывать нефть, в договор, разумеется, должен быть включен прежний пункт об участии в прибылях, — прибавил он. — А как идут дела здесь?

— О, очень хорошо!

И Франциска ничего больше не сказала.

После ужина Майер услышал, как Франциска запела какую-то народную песенку. Из комнаты доносился смех. Очевидно, там не скучали. Майер писал письмо невесте в Бреслау, но думал всё время о Франциске. Что это было вчера? Недоразумение?

«Возможно, — говорил он себе, — что она действительно близорука. Нравы здесь, как видно, более свободные, и, может быть, у нее и в самом деле никаких задних мыслей не было?» О, он вел себя как болван. Он мог извиниться, сославшись на жару, и сесть на стул. Но встать и убежать!.. Он не понимал, как он мог это сделать. Да, теперь она смеется, что-то кричит, вероятно рассказывает Грегору, как он себя вел. И, несомненно, привирает! Этот капитан, который во главе своего батальона будто бы опускал перед ней саблю!.. Конечно, всё это только смешно. Кто ей поверит! Но какое ему дело, в конце концов, до этой истории с капитаном Попеску? «Пусть себе хвастается, тебе-то что за дело?»