Читаем без скачивания Полуденная буря - Владислав Русанов

Неподалеку от пригорянина — руку протяни — спали Гелка и Мак Кехта. Больших трудов нам с Гланом стоило уговорить девчушку согласиться с тем, что охранять лагерь должны мужчины. Уж очень она старается быть всем полезной. В отместку Гелка напрочь отстранила нас от готовки еды. Вскакивала с рассветом и хлопотала у огня. Тут у меня возражений не нашлось — похлебку она варила вкуснейшую и вроде как из ничего.

Сида своей помощи никому не предлагала. Всю дорогу хранила гордое молчание, обмениваясь со мной двумя-тремя словами на старшей речи только в самом крайнем случае. Напрасно думалось мне, что в душе Мак Кехты произошли какие-то сдвиги к лучшему. После убийства траппера и нашего поспешного отступления с фактории я понял — показалось. Наверное, свойственно мне выдавать желаемое за действительное. Так, придумываешь себе дружбу, доброе отношение соседей по прииску, а жизнь тебе — на, получи! Мордой в грязь. И хорошо, если только в грязь. Казалось бы, чего уж строить иллюзии в отношении высокомерной феанни? Нет, начал придумывать, искать и находить сочувствие, рассудительность, благодарность в душе перворожденной. А жизнь расставила точки. Как над руной «нор». Показала мне, дурню, что Мак Кехта какой была по ходившей в народе молве «кровопийцей, бешеной сидкой, сумасшедшей ведьмой», такой и осталась. А нас она просто терпит, выискивая какую-то свою, нами не постижимую выгоду. И как, скажите на милость, с нею пробираться по обжитым землям? Там, где нужна скрытность и осторожность, получим кровавый след, по которому нас найдут и уничтожат, словно взбесившихся псов. А как же тогда обещание, данное Волгу?

Ладно… Что рассуждать без толку? Вначале до обжитых мест нужно добраться, а там поглядим.

Ехали мы после переправы через Аен Маху уже десять… нет, пока еще девять дней. Скоро и яблочнику конец, вступит в свои права златолист, а там и до заморозков недолго. Все надежды на то, что лошади существенно ускорят передвижение, пошли прахом, у меня, по крайней мере. В первые дни путешествия по левобережью Аен Махи я вообще разочаровался в верховой езде.

О самой переправе и вспоминать не хочется. Ну, были бы пешком, разыскали ардана-рыбачка подобрее — или пожаднее, это уж как получится, — ненадолго воспользовались бы его лодкой. Туда-сюда, две ходки — и мы уже в левобережье. А кони? Где найти такую лодку, чтобы такого зверя здоровущего запихать? Вот между Восточной маркой и Трегетреном есть один паром. Ходит он через Ауд Мор, и мне доводилось как-то им воспользоваться. Туда, конечно, хоть табун загони. Так он на то и рассчитан: на караваны купеческие, поезда баронские да графские, армейские части на марше. В безлюдных землях к западу от Лесогорья никто такой паром строить и поддерживать не собирался. Да и соберется ли в ближайшую сотню лет? Какая выгода? Кто платить за перевозы будет? Отряды сидов? Наши, человеческие, разбойники? Они заплатят — кошель шустрей развязывай. Стрелой в глаз и копьем в живот.

Но задача переправы, которая казалась мне неразрешимой, Сотником была решена в один момент. По-моему, он даже не задумался, предлагая свой способ. В общем, перебирались мы на левый берег, держась за конские хвосты. Удовольствие на любителя. После безумной тряски в седле — с непривычки я еще и ногу растер о перекрутившееся путлище, а уж сколько раз терял стремя, хватаясь за спасительную переднюю луку, и говорить не хочется, — окунувшись в холодную воду, я пожалел, что Мак Кехта не приколола меня на площади перед «Рудокопом», как грозилась, что стуканец выбрал Этлена, что нож Желвака слишком уж быстро попал мне под руку… Аен Маха никогда не слыла теплой рекой. Она начинала свой путь далеко. Как принято считать, севернее северной оконечности Облачного кряжа, в пустошах, покрытых не тающим даже летом снегом, льдом и круглыми, безупречно окатанными валунами. Впрочем, до ее истоков не добирался никто. Незачем, да и не выживет ни одно живое существо на том лютом холоде. Так что даже в самую жаркую погоду воды Аен Махи несли освежающую прохладу. А тут волей-неволей пришлось искупаться прямо в одежде.

Я терпел, хоть и был готов послать всех и всё подальше. Гелка терпела, но, думаю, восторга от омовения не испытывала. Мак Кехта шипела сквозь стиснутые зубы и тоже терпела. Один Сотник-Глан посмеивался в кудлатую бородищу. А если задуматься, где бы ему набрать привычки через такие водные преграды вплавь переправляться? У них в Пригорье речки узкие и неглубокие, несмотря на то, что холодные и быстрые. Хороший конь с разбегу перепрыгивает. Вот и о конях вспомнил… И до них в моем рассказе черед дойдет.

После переправы мы целый день сушились. Не будешь же в мокрой одежде по лесу ездить. Обогрелись у костров и поехали дальше. Видимо, из жалости к Гелке и мне, совсем никудышному наезднику, Сотник вел отряд шагом.

И слава Сущему Вовне! Полдня рыси — свои первые полдня верховой езды — я буду вспоминать долго. Болели спина и ноги, ломило шею, саднили коленки и почти до крови растертая голень. Кстати, голень мою Сотник назвал мудреным словом — шенкель, а потом долго цокал языком, дескать, как же ты теперь ездить будешь? Ничего. Ногу я себе полечил. Благо наткнулся на редкую в этих местах сосенку и набрал пару пригоршней иголок. На привале заварил их в котелке и после первой же примочки почувствовал облегчение. Боль из прочих частей тела со временем ушла сама. Я понимаю, так бывает после любой непривычной работы, и езда на лошади в этом отношении ничуть не хуже и не лучше рытья ям, например, или рубки леса.

Так или иначе, постепенно мы начали втягиваться в непривычный способ передвижения. Гелка училась с удовольствием, а я всё-таки предпочел бы ноги. Это потому, что забот и хлопот с лошадьми оказалось — как снега в суровую зиму — выше крыши. Достаточно упомянуть постоянные остановки, чтобы они могли пощипать скудную, высушенную летним зноем траву. Вечером лагерь разбивали задолго до сумерек и по той же причине. Коней нужно было охранять от зверей. Не раз и не два неподалеку выли волки, и Сотник приказывал приготовить по несколько факелов — отбиваться. Пронесло. И счастье еще, что клыкан в этих краях — зверь редкий. С его-то силой и прыгучестью плевать он хотел и на наши факелы, и на дротик Глана. Кроме кормежки, лошадей нужно было расседлывать и обратно седлать, спутывать на ночь ноги, чтоб не ушли куда ни попадя, или привязывать длинными веревками (чембурами, как сказал Сотник). А чистка перед седловкой? А ежедневная проверка спин и холок в поисках потертостей и ссадин? Все эти ухищрения делали из меня с каждым днем всё более и более убежденного пехотинца. Пусть говорят, что конница — благородный род войск. Баронская — да. Охотно верю. Там к каждому конному бойцу пара-тройка слуг приставлена. Есть кому о скакунах заботиться. Но это я ворчу скорее по привычке. Через пять деньков втянулся я и в езду, и в уход за лошадьми. Без всякого удовольствия, но вполне исправно выполнял распоряжения Глана. А этих всех: «Спину ровнее», «Стремя на носок», «Пятку вниз» — хватало с избытком. Как же тогда гоняют новобранцев в армии — у петельщиков или, скажем, у конных егерей ард'э'клуэнских? Хотя, пожалуй, нехватки желающих записаться в гвардию нет. Можно выбрать изначально умелых наездников.

Так или иначе, в седле держаться я более-менее сносно наловчился, можно бы и побыстрее поехать. Но тут оказалось, что харчей, купленных у Меткого, надолго не хватит. А если растягивать, придется жить впроголодь. Вот мы и решили каждый третий день делать полную дневку и посвящать его охоте. Или рыбалке, это как получится.

Вот и скорость, с которой мы продвигались к обжитым землям, не намного превышала скорость пешехода. Но поскольку моих спутников такой ход событий устраивал, я не роптал. Надо — значит, надо. Вообще не люблю навязывать кому бы то ни было свое мнение.

Задумался я и сам не заметил, как сон сморил незадачливого сторожа. Будто пелена упала на глаза и отсекла темный сырой лес. А взамен его…

Низкие облака медленно плыли, едва не цепляясь бугристыми брюхами за верхушки длинноиглых сосен. В воздухе пахло сыростью, хвоей и близкой грозой. Светало.

Перед моими глазами возвышались тщательно отшлифованные гранитные монолиты, установленные стоймя, по кругу. Один, два, три… Дюжина играющих блестками слюды, серовато-розовых камней.

Что я тут делаю? Чьими глазами вижу мир и укрытое в лесу капище?

Справа легкое движение. Скашиваю взгляд.

Изящный силуэт в коричневой куртке, украшенной на рукавах бахромой. Серебристые волосы собраны на затылке в длинный хвост. Острый кончик уха виднеется из-под небрежно выпущенной пряди. А в руке зажат хищно поблескивающий наконечником дротик.

Перворожденный?

Истину говорят — только во сне можно оказаться в такой компании…

Слева тоже прижался к земле, вглядываясь в сумрак, настороженный, готовый к схватке сид.