Читаем без скачивания Адов Пламень - Петр Верещагин

– Возьми, – проговорил он уже обычным своим голосом, вложил Ангусу в левую руку горячую металлическую пластинку и заставил его сжать кулак. Острые края врезались в ладонь, гвардеец поморщился. – Сильнее, – приказал Грызь и сам сдавил руку капитана гвардии. Боль стала еще сильнее, металл словно въедался в кожу… и нагревался, прижигая рану.

– Достаточно, – заметила наконец Адрея. – Посмотри.

В центре ладони Ангуса сиял металлический овал размером с венецианский цехин. Ночью, в слабых звездных лучах, он казался серебристым. Гвардеец несколько раз сжал и разжал кулак; металл не отставал от кожи, он был теперь един с нею, оставаясь, однако, металлом. Боль не исчезла, но стала настолько слабой, что ее можно было вовсе не замечать.

– А теперь – дверь, – произнесла Марга, и снова закашлялась. – Не надо, Пепин… – остановила она лекаря, – мне уже все равно… не помочь.

Неподалеку от домика Пепина валялось несколько валунов, оставленных тут, судя по всему, еще древним ледником, когда тот отступал на север. Марга уверенно ткнула пальцев в один из камней.

– Приложи…

Ангус пожал плечами, но к этому моменту он уже был готов поверить во все что угодно. И коснулся левой ладонью шершавого камня; не толкнул, просто коснулся. Глыба в полтора человеческих роста послушно откатилась в сторону, открывая отверстие, что даже в ночи зияло потусторонней чернотой. Ширина колодца была локтя в четыре, но не виднелось и намека на ступени или упоры.

– ВНИЗ, – молвила ведьма. – Выводите всех, кроме одного.

– Кого?

– Узнаете на месте. И – удачи!

– Удачи! – согласно отозвались три голоса.

Капитан еще раз взглянул вниз, еще раз пожал плечами, поправил топор и подвешенный за спину щит – и сиганул вниз, как будто прыгал «солдатиком» в глубокое озеро. Алан проверил, надежно ли укреплены на перевязи арбалет и колчан, не выпадет ли из ножен тесак – и последовал за ним.

Когда мир сходит с ума, для борьбы с ним нужны безумцы…

…Такие же безумцы, каким был сам Тристан из Лионесс, который буквально ломился сквозь закованные в металл ряды саксонской пехоты, небрежно отбрасывая могучих воинов, что осыпали его ударами боевых топоров и палиц, отбрасывая их – и прорубая себе дорогу к знамени с белым драконом… безумец, который разил наповал и не помышлял о защите, хотя доспехи его пробиты в десяти местах, а из десяти ран сочится кровь… безумец, который смел великанов-телохранителей Хенгиста и Хорсы, братьев-королей, и двумя ударами меча оставил саксонский трон – пустым… безумец, преследуемый по пятам старым королем Ормом, которого даже враги уважительно зовут «старым драконом», – и вместо того, чтобы отступать, заманивая Орма к Вьенне, где уже собирается армия Пендрагона, – он искал место для достойной встречи… безумец, который нашел такое место, как раз здесь, на берегу Мозеля, рядом с пещерным капищем, где жила девчонка, что возомнила себя могущественной ведьмой…

Врут легенды, врут! не Изельде Белорукой звали ту, что полюбила Тристана, не надеясь, не осмеливаясь надеяться на ответное чувство!.. Но разве этим поэтам да сказителям что докажешь, коли у них «Тристан» иначе как с «Изельде» не рифмуется, не сходится… а он и не смог сойтись с нею, не смог или не захотел – теперь неважно, теперь она одна знает, как сошлись дружина Орма и смертельно раненный старым драконом Тристан из Лионесс… знает, но не расскажет, потому что людям нужны легенды, а не правда, в которую поверить куда сложнее, чем в любую сказку… потому что это – принадлежит ей!..

Ступень четвертая

Меч и посох

Странно, но здесь, у самого очага расплавленной лавы, было заметно прохладнее, чем на середине лестницы, да и сернистая вонь не так досаждала. Ривке намеренно не старалась понять, в чем тут дело, а Вильфрид и не задумывался о таких вещах, справедливо полагая Terra Gehennae лежащей вне всех законов и правил, каковые имеют власть на земле.

Костяной мост неприятно хрустел под ногами, но оказался достаточно надежен, и они благополучно перешли через огненное озеро. Затем обошли заросли черных грибов, которые показались девушке весьма подозрительными, наткнулись на стайку тварей вроде шакалов или диких собак (трех взмахов секиры и двух трупов хватило, чтобы заставить их держаться подальше), заметили издалека другого Рогоноса и счастливо избежали встречи с ним. Потом встретилась еще одна стая шакалоподобных существ, однако голубое сияние секиры Dwaergar подсказало, что с этими тварями лучше без нужды не связываться. Собственно, Вильфрид этого делать и не собирался; сакс не то чтобы страдал излишним миролюбием, но любой рыцарь старался не ввязываться в грязный бой, когда под его защитой находилась прекрасная дама, а Вильфрид был более чем далек от мысли, что жители Геенны в случае чего станут драться в согласии с кодексом чести. Конечно, в легендах иногда сказано иное, однако сакс почему-то им не доверял.

Еще некоторое время прошло в блужданиях по пещерам, кое-как освещенных ручейками лавы и пламени. Ривке понимала, что путь вниз, descentum, не окончен, что настоящий ад, где сокрыто сердце всех этих невзгод, где-то впереди… но чувство направления ей здесь изменило. И когда из полутьмы выплыли черные клыки символического ограждения, она сперва не узнала, что перед ними. Хотя слышала об этом месте, и не раз. Во плоти здесь очень мало кто бывал, а вот ВИДЕЛИ его – во снах, или еще как-нибудь, – довольно многие.

Девушка закрыла глаза и до хруста стиснула кулаки. Чувствуя ее напряжение, рыцарь бросил быстрый взгляд вокруг, но ничего такого не увидел. Скальный уступ, огражденный редкими изогнутыми клыками неведомых чудовищ; сизая, холодная чернота впереди и багряно-рыжие всполохи огня позади.

Однако Ривке смотрела глубже и дальше. И хотя не способна была поведать, что именно видит, не могла она и промолчать. И заговорила – но не на наречии Галлии или Альмейна, родных для половины Европы, и не на общеевропейской Latina vilgata, Latina minor – как называли малограмотные потомки варваров-завоевателей Империи «собственную версию» чеканной Lingua Mediterrania. С уст девушки сполохами призрачного, прозрачного огня срывались слова арамейского, и совсем не потому, что она не желала, чтобы ее понял кто-то другой.

Впрочем, Ривке не задумывалась, с какой целью говорит – и даже кричит! – именно так и именно это.

Слева – холодная, скользкая Тьма,Справа – жестокий жар Света.И между ними – златая струна,Путь, где спокойствия нету.

Нам говорили – ни шагу назад, —И ни на грош не солгали:Тех, кто отстал – ждали муки и ад,Больше мы их не видали.

Снизу – Геенны кипящий котел,Сверху – деревья Эдема.И между ними – златой ореол,Путь, где встречаемся все мы.

Нам говорили – нельзя здесь стоять, —И не солгали и в этом:Тех, кто замешкался – ждала ПечатьТрех патриархов Завета.

Слева – Порядка бесстрастный янтарь,Хаоса омут – направо.И между ними – златой наш алтарь,Путь избежавших расправы.

Нам говорили – не думать, идти.Верно и это, признаться:Тем, кто увел свои думы с Пути,Больше на Путь не подняться.

Сверху – небес бледно-синий кристалл,Снизу – багровая тина.И между ними – сверкает металл,Путь золотой середины.

Нам говорили – нет выбора здесь, —И это правда, быть может:Тот, кто купился на злато и честь,Вскоре пресытился ложью.

Сзади – Путь смерти, обмана, угроз,А впереди – неизвестность.Но мы не ждем ничего, кроме грозИ неоконченных песен.

Мы говорим – не сдавайся, вперед!Истина – в битве с сомненьем,В битве за право увидеть восходТам, где лишь сумрак и тени…

Над пропастью возник невидимый для обычного зрения мост – даже не мост, просто нить из бледного золота. Однако по этой нити можно было пройти. Если смотреть вперед, а не по сторонам – или, что еще хуже, вниз.