Читаем без скачивания Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Тамара Лихоталь

И пока они ладились, толкуя, сколько потребуется лесу, чем крыть — соломой или щепой, молодая женка топталась поодаль, поджидала хозяина, не вмешиваясь в мужской разговор. Когда кувшин, обойдя по кругу, успевал наполовину опустеть, били по рукам. Разговор уже вихлял в сторону.

…Вот послушай, что я скажу…

…Нет, а у нас…

…Эва, какое дело…

Женка подходила невзначай. Будто пришла за порожним кувшином (имея, конечно, при себе полный). Задержавшись на минутку, выправляла разговор, вводила его в нужное русло и, уже не полагаясь на мужа, уточняла, сколько же в самом деле надобно этого лесу и соломы на кровлю и что почем. Договаривалась, чтобы точно и без обману избу строить с подклетью для разных хозяйских дел и с сенцами. Пусть хоть невелики, а всё же сенцы. Плотники божились — все будет исполнено в лучшем виде. Снова били по рукам, снова пускали по кругу кувшин.

У боярыни ещё с утра разболелась голова. Напрасно холопка-служанка занавешивала в тереме оконца плотным рядном поверх шелковых цветных занавесей. Разве рядном отгородишься от неумолчного стука топоров, от пыли, что неопадающим облаком стоит на проезжей дороге, по которой целыми днями утомленные быки и падающие с ног лошади тянут из лесу бревна, от едкого дыма смолокурен, от всего этого гомона и крика, что долетает сюда, в верхние горницы, с улицы.

Там повсюду свалены бревна, доски, колья. Белеет грудами щепа. Даже в густом саду, окружающем зеленой семью дом, поседела покрытая пылью листва. Даже в самом боярском тереме некуда деваться от всего этого беспокойства. Холопка смачивает боярыне виски мятным настоем, как велел лекарь, подает испить холодного ягодного отвару.

На лесенке, ведущей наверх, послышались мужнины шаги. Боярыня турнула холопку, поднялась на постели. Досталось бы сейчас боярину на орехи от разгневанной супруги. Да и как не гневаться? Все уже переехали: и Гордятины, и Ратиборычевы, и семья воеводы Фомы, погибшего в этом сражении. Уехали все, у кого уцелели загородные имения в пожалованных селах. И теперь там на вольной воле отдыхают в тиши зелёных дубрав от всех страстей недавней войны, от суматохи городской стройки. У них тоже, слава богу, уцелел и городской терем, и имение в Красном селе, стоявшем поодаль от военных действий. Правда, наскочивший небольшой отряд поганых пограбил село, успел увести стадо и опалить конюшни. Огонь по челядинским избам перекинулся и на боярский двор, но его удалось отстоять. Не растерялся ключник — велел подрубить столбы в занявшихся пламенем сенях. Рухнувшие сени забросали землей. И дальше огонь не пошел. Конечно, дом надо было привести в порядок. Поставить под кровлю новый кнес, покрыть заново крышу. Сколько раз говорила боярыня мужу, чтоб занялся имением. А тому всё недосуг. С утра до ночи городскими делами занят. Будто дела городские не могут подождать, пока боярыня переедет в имение. Вот и сиди тут в пыли и дыме, в этом стуке, от которого с самого утра разламывает голову. Но боярыня не успела высказать мужу всё, что накипело на душе. Он сам завёл речь про переезд. Оказывается, он уже с утра поскакал туда и все велел сделать, не мешкая. Так что в пятницу боярыня пусть готовится к отъезду. Велит челяди собирать вещи, готовить обоз. И вот ещё что — пусть прикажет захватить побольше посуды, столового серебрa и всего, что нужно для столованья. В воскресенье будут званые гости.

У боярыни сразу перестала болеть голова. Кликнула челядинку. Забегали по дому холопы. Начищали серебро, упаковывали скарб, выкатывали из погребов бочки с мёдом и вином.

Боярыня обдумывала, где накрыть столы, какие подавать блюда, как рассадить гостей и какие платья надевать. Нового, конечно, уже не сшить. Придётся пересмотреть, что можно отобрать из старых. Велела служанкам вытащить наряды, перебирала, откладывая то одно, то другое. После долгих раздумий выбрала сарафан из тканной золотом наволоки, купленной прошлым летом в Киеве, а к нему золотое ожерелье, привезённое боярином из Константинополя.

Боярин, тоже распоряжавшийся во дворе приготовлениями к отъезду, отдав приказания ключнику, воротился к жене. Сказал, что среди приглашенных на пир будет и храбр Илья Муравленин. Боярыня подняла брови. Муравленин — он, конечно, смелый воин, освободитель города, но ведь он простой смерд из курной избы. Так ли уж обязательно приглашать его в дом? Боярин нахмурился. Боярыня скромно опустила очи. Улыбнулась ласково. Если муж считает, что надо, так она не против. Пожалуйста, пусть приходит Муравленин. Она надеется, что он умеет вести себя за столом, как положено. Обвила белыми руками мужнину шею, приложилась устами к щеке. Боярин оттаял.

Начал рассказывать. Мужи города послали гонца в Киев к Великому князю. Просят, чтобы поставил он Илью Муравленина черниговским тысяцким — начальником над войском. Боярыня слушала — хлопала глазами, ничего не понимала. Смерд — и вдруг тысяцким. Или нет больше у них в Чернигове людей получше? Боярин начал было пояснять что-то, да махнул рукой и перевел разговор на другое — не забыла бы боярыня приготовить его шелковую сорочку, ту, что на пасху купил? Чтоб уйти от греха, поспешил вон из горницы. Известно, негоже говорить о делах жене, у которой волос длинный, а ум короток. Боярыня поглядела мужу вслед с неудовольствием. Ишь ты, поскакал. Затряс бородой, старый козёл. И зачем им понадобился этот смерд? Вспомнилось вдруг боярыне, болтали про этого храбра, что в младенчестве был он как бы без рук, без ног. Сидел сиднем на лавке и ковырял в носу. А потом чудесным образом будто исцелил его странник и дал ему великую силу. Спросить бы у боярина про это. Да недосуг сейчас. Надо подготовиться к переезду, к приему гостей. В это лето из-за всех событий трудно приходится. Раньше, бывало, какие пиры задавали. На столе чего только не было!.. А весело-то, весело как! Сменяя друг дружку, играли гусляры, свистели дудошники, выбивали дробь ложечники. Меж столов, уставленных яствами и винами, за которыми на широких дубовых скамьях сидели гости, потешали народ скоморохи и ряженые. В своих чудных нарядах скользили по вощеному полу, волоча Друг дружку, ловко ступали на высоких ходулях, подобные длинноногим журавлям. А один…Боярыня до сих пор, как вспомнит, начинает смеяться… Скоморох в желтой очкастой маске и таких же портках, где на подрумяненных ягодицах были выписаны такие же, как и на маске, глаза, вертелся колесом — не поймёшь, где руки, где ноги, и видать только две одинаковых головы с одинаковыми очами, с разинутыми до самых ушей смеющимися ртами. А надоест глядеть на скоморохов, можно затеять игры в саду или катанье на лодках. Вспомнить только — по тихой воде скользят ввечеру под луной украшенные цветами ладьи. Гребцы-челядинцы слаженно взмахивают веслами. А в кустах звучит пенье и музыка…