Читаем без скачивания Лев - Конн Иггульден

Лишь после того, как гоплит присоединился к молчаливой группе товарищей, архонт, повысив голос, отдал приказ:

– Келейст, на четверти скорости – вперед. Кормчие, цель – то темное место на берегу. Держать позицию будем там, как и приказано. Проведем разведку – отойдем назад.

* * *

Возможно, это была глупая гордость или пустое мелкое упрямство, но Аристид почувствовал, как сердце забилось быстрее. Он следовал приказам Павсания при Платеях, но море быть спартанским не могло. Море – для таких людей, как Фемистокл, Ксантипп, Кимон и Аристид. Он вспомнил, что, если представится шанс, он колебаться не станет. Море принадлежит афинянам.

Под ногами у него загремели и опустились на воду весла, отправляя галеру вперед. Он услышал голос келейста, задающего ритм гребцам, которые работали вслепую, полностью полагаясь на него. Аристид подозвал мальчишку, ученика плотника, и велел ему встать у носа и смотреть, не появятся ли белые буруны. Корабль шел медленно и ровно. Сделав над собой усилие, Аристид подавил тревогу и принял уверенный вид. Он уже решил для себя, что если застрянет на мелководье или пробьет корпус, то не увидит конца этой истории.

14

Перикл бежал по полутемному коридору, Кимон был слева от него. Оба держали перед собой щиты, предназначенные для сражения в составе фаланги, где они частично прикрывали идущего рядом. Здесь, в узком пространстве, они с Кимоном полностью блокировали коридор. Те, что шли за ними, вышибали на ходу двери, обыскивали каждую комнату и убивали всех, кого находили. Они пока еще не имели представления о численности персидского гарнизона и знали только, что их главное преимущество – внезапность. И это преимущество таяло с каждым мгновением.

Главные ворота были открыты по случаю какого-то местного праздника, но планы изменились, когда через них хлынул поток гоплитов, при виде которых мужчины и женщины замерли в полной растерянности. Команды высадились на берег, миновали навесную стену и устремились во внутренние помещения. Увидев бронзовые шлемы и красные плащи, сидевшие там люди бросали чаши с вином и разбегались, пытаясь скрыться.

С высоких стен было выпущено несколько стрел, но этим лучники только привлекли к себе внимание греков внизу, и гоплиты поспешили подняться на стены по внутренним ступеням. В этот день многое для персов пошло не так, но война никогда не бывает справедливой. Они полагали, что на Кипре им ничто не угрожает, а греческий флот где-то далеко. Убедив себя в этом, они жестоко просчитались.

В конце коридора напавших поджидал отряд персов. Они уже подняли легкие, но прочные плетеные щиты и убегать не собирались. Еще не поняв толком, что происходит, Перикл обрушил на них свой щит, защищая Кимона. Одновременно он рубанул сверху вниз, но меч наткнулся на балку над головой. Жизнь ему спасли теснота и неразбериха. Персидский стражник вздрогнул от удара, которого не последовало, но не растерялся и попытался ткнуть мечом мимо широкого щита-гоплона. Бой в ограниченном пространстве всегда непрост. Перикл даже запаниковал, когда дернул застрявший в балке меч и пальцы соскользнули с рукояти. Ему повезло, что и противнику недоставало ловкости. Оставив меч, Перикл выхватил нож-копис, висевший на поясе у Кимона.

В этом месте короткий спартанский клинок оказался самым эффективным оружием. С кописом в руке юный грек сразу обрел уверенность. Выбросив руку вперед, он рассек противнику подбородок. Кровь хлынула на обоих, но упал только перс. Два других стражника метнули копья, срезав бронзовые завитки со щита, которым Перикл укрыл и себя, и Кимона. Имея в руке лишь копис, он ограничился ударами по незащищенным ногам и рукам, до чего мог дотянуться. Персы сражались храбро, но отступали и падали под натиском превосходящих сил, а полученные ранения подтачивали их силу и волю.

Кимон и Перикл шли впереди. Следующие за ними двое гоплитов предпочли орудовать длинными копьями-дори, что казалось неразумным в таком месте. Тем не менее опытные воины умело наносили удары листовидными наконечниками и успевали отвести копье назад, как если бы они были эпистатами, идущими во второй шеренге. Команда из четырех человек превратилась в своего рода стену разящего оружия и неуклонно продвигалась вперед. Защищаясь от одного выпада, персы неизбежно попадали под другой.

В какой-то момент Перикл даже удивился – то ли они с Кимоном действуют так быстро и слаженно, то ли ему это только кажется в горячке боя. Враг как будто не мог даже нанести ответный удар. Рубанув по шее еще одного перса, Перикл мгновенно отдернул копис и даже успел заметить выражение удивления, страха и боли на лице противника. Происходящее больше напоминало бойню, чем бой. Мысль эта едва промелькнула, и клинок вонзился ему в грудь, наткнулся на кость, рассекая плоть. Боль вспыхнула, обжигая, но и погасла так же быстро. Ответный удар последовал незамедлительно, и кисть обидчика отвалилась от руки. Копис был, по сути, мясницким тесаком, и обращение с ним требовало особого мастерства – быстроты и силы. Орудуя им, Перикл напоминал огрызающегося волка. Вдвоем с Кимоном они крушили персов, предоставляя идущим следом добивать поверженных и раненых, перерезать горло и следить, чтобы никто уже не поднялся.

Из какого-то дальнего помещения выбежали еще несколько стражников, и Перикл поднял щит выше. Бронзовый гоплон сам по себе был опасным оружием, он разбивал лица атакующих, врезаясь в руки, выбивая из пальцев мечи. Лишь теперь Перикл понял, почему их боевая подготовка включала в себя так много элементов кулачного боя. Слева тяжело отдувался Кимон, а у Перикла проблем с дыханием не было – сказывалось отцовское воспитание. Щит не тянул вниз руку, наносившую бесчисленные удары.

Перикл чувствовал, как от него волнами исходит жар. Воздух как будто искрился и сплетался в дрожащие нити света перед глазами. Он знал, что ранен, но времени осмотреть рану не было. В груди собиралась в комок тошнота, и что-то холодное сползало спереди по тунике. Персы носили темные стеганые доспехи с вплетенными в ткань полосками эмали. Перикл обнаружил, что не может пробить кописом защиту, хотя противник и вздрагивает при каждом ударе.

Что-то попало в ногу. Он быстро посмотрел вниз – из глубокой раны на икре толчками, словно переливаясь через край чашки, вытекала кровь. Нога внезапно ослабела, и темные капли крови разлетались в стороны при каждом движении. Однако боли не было. Кимон прокричал что-то и потянул его к себе. Внизу мелькнул пол из полированного дерева.

Один из персов врезался в гоплон с такой силой, что щит ткнулся Периклу в лицо. Почему-то именно это разозлило его сильнее, чем серьезные раны. Он