Читаем без скачивания Заклинатель - Фиона Хиггинс

— Может, и так.

Алуф подошел к телеге, на которой лежал труп Гарри, и быстро пробежался пальцами по его черепу. Его ожидало разочарование: область Б, отвечающая за несчастья, оказалась вполне заурядной, развитой ничуть не сильнее, чем у большинства людей. Вообще-то, возможно, что даже слабее.

«Ладно, ничего не поделаешь», — подумал Алуф. У него в запасе оставалось еще достаточно теорий, над которыми стоило поразмыслить, — например, можно ли по форме черепа определить, насколько человек доверчив и легкомыслен. В воображении он еще раз прощупал голову Синтии Экклстоп. Да, это ему пригодится.

Толпа зевак уже рассосалась, а констебль и Алуф двинулись каждый своей дорогой — констебль обратно на службу, в ратушу, чтобы помыться, Алуф — в дом миссис Сытвуд, чтобы перекусить и вздремнуть. А на другой стороне дороги, чуть поодаль, притаившись за большой телегой, груженной сеном, стояла, наблюдая за ними, какая-то темная человеческая фигура. Незнакомец провожал Алуфа и Коггли взглядом до тех пор, пока они оба, завернув за угол, не скрылись из виду; тогда он тоже покинул место происшествия.

ГЛАВА 24

Руди Идолис

Пин с раздражением и досадой отложил в сторону свежий номер «Ведомостей». Он пошарил под толстым матрасом, вытащил из-под него деревянную шкатулку и поставил ее перед собой на пол. Это был образец высочайшего мастерства — отец изготовил ее специально для Пина из древесины березы, срубленной в густых лесах, плотно обступивших городские стены; шкатулка была прямоугольная, пять дюймов в ширину, восемь в длину и около пяти в высоту. Пин тщательно за нею ухаживал, время от времени полировал ветошкой, смазанной пчелиным воском. Шкатулка использовалась по своему прямому назначению — и одновременно напоминала мальчику об отце. Поначалу Пин таскал ее всюду с собой в сумке, но это было чересчур неудобно, поэтому, когда мистер Гофридус принял его на работу, он надежно спрятал ее в подвале за старый буфет. Теперь же, когда Пин поселился у миссис Сытвуд, он мог спокойно оставлять шкатулку в комнате, хотя и не на виду.

Мастерство Оскара Карпью было так велико, что в шкатулке не было заметно ни швов, ни соединений, а при закрытой крышке невозможно было понять, где кончается крышка и начинается корпус. Мальчик провел рукой вдоль торца, что-то довольно промычал, нащупав нужную точку, надавил на нее и снял крышку. Внутри лежала стопка желтеющей бумаги, которую венчал дневник. Пин аккуратно сложил последний шедевр Змежаба и убрал в шкатулку. Затем, будто бы передумав, мальчик извлек из шкатулки весь ворох бумаги и стал перебирать листок за листком, от верхнего к нижнему. Все они были вырваны из «Ведомостей» и все, за исключением одного-двух, принадлежали перу Деодоната Змежаба. Один за другим они рассказывали историю убийства Фабиана. Здесь было все: и известие об обнаружении трупа, и исчезновение Оскара Карпью, и предположения, бесконечные предположения, они все сводились к тому, что убийца — Оскар. На последней вырезке взгляд Пина задержался дольше, чем на других: эта статья его особенно возмущала.

В этой статье речь пойдет о печально известном деле ОСКАРА КАРПЬЮ и об УБИЙСТВЕ ФАБИАНА ДЕРМОГИЛА

Пин покачал головой и нахмурился. Сколько раз уже он читал и перечитывал эти статьи? А Змежаб! Неужели же никто не защищен от его ядовитого пера? Вчера даже Алуф попался на его кончик. Помогал констеблю Коггли вытащить из прибрежной грязи труп. Тело очередной жертвы Серебряного Яблока. Деодонат назвал Алуфа «толкователем шишек»; очевидно, сам Алуф не согласился бы с таким наименованием. Впрочем, не очень-то он расстроился: упоминание в «Ведомостях» в любом случае сыграет ему на руку. Деодонат даже сказал, что и сам подумывает прибегнуть к услугам Алуфа — «исключительно в интересах дорогих читателей».

— Вот черт! — вслух выругался Пин, — Есть только один человек, чьи интересы небезразличны Деодонату Змежабу. Это — Деодонат Змежаб.

Вконец расстроенный, он опять сложил вырезки в шкатулку, придавил сверху своим дневником и плотно закрыл крышку. Обессиленный, он нырнул под одеяло. Вот так денек! Но пока сам Пин лежал в кровати, мысли его снова и снова возвращались к Серебряному Яблоку. Нелепо даже предположить, что его отец может иметь отношение к этой истории.

Пин закрыл глаза и постарался выгнать из головы все мысли. Мало того что прошедшей ночью ему пришлось караулить покойника, так мистер Гофридус еще и ушел после обеда, оставив мальчика одного выполнять всю работу — пилить, строгать, орудовать молотком, сверлить, — а в перерывах ему пришлось сотню раз взлететь вверх по ступеням и спуститься обратно. Поток посетителей не иссякал; колокольчик, стоящий на прилавке, то и дело принимался нетерпеливо трезвонить. У Пина напряглись все мышцы до единой, а челюсть едва не свело от натуги.

Кто-то легонько постучал в дверь; Пин сел на кровати.

— Войдите! — отозвался Пин, и в комнату вошла Юнона, облаченная в длинный плащ: она явно собралась куда-то идти.

— Я тут подумала, а вдруг ты захочешь пойти вместе со мной — посмотреть Прожорное Чудище, — предложила она. — В конце концов, если мы и вправду уйдем из города вместе, у тебя, может быть, больше не будет возможности его увидеть.

Пин улыбнулся. Он понимал, что Юнона подтрунивает над ним.

— Не беспокойся, — рассмеялся он. — Я разгадаю ваш секрет. А у вас разве нет сегодня представления в таверне?

Юнона покачала головой:

— В последние дни Бенедикт очень мерзнет. Да и выглядит он неважно.

Пин понимающе взглянул на Юнону. «Ты и сама выглядишь неважно», — подумал он. Кожа девушки, и без того всегда бледная, теперь казалась прозрачной, а вены на висках стали ярко-синими.

— Так ты идешь?

Пин кивнул и стал натягивать ботинки. Она права: уйдут они вместе или порознь — в любом случае будет обидно покинуть Урбс-Умиду, так и не увидев Прожорное Чудище. А о том, такой ли уж это хороший поступок (у Пина на этот счет имелись некоторые сомнения), мальчик решил поразмыслить потом.

— Отлично! — Юнона с улыбкой подошла к двери. Пин устремился за ней, на ходу застегивая куртку.

Тем временем в таверне «Ловкий пальчик» Руди Идолис, счастливый хозяин Прожорного Чудища, наслаждался недолгим затишьем и отдыхал от посетителей, мирно подремывая в своем кресле. Это была одна из его многочисленных чудесных способностей: он мог уснуть практически в любое время и в любом положении. Руди берег Чудище, словно зеницу ока: он дорожил всем, что приносит доход.