Читаем без скачивания Кузнец Песен - Ким Кириллович Васин

— Держите его крепче, он — самый главный вор! — кричал кто-то за спиной солдат. — Держите!

Пока солдаты вязали Акпая, Мендей сбил светец, лучина упала в воду, зашипела и потухла. Во внезапно наступившей темноте Мендей толкнул одного солдата, ударил другого прикладом и кинулся в сени. В сенях с фонарем в руках стоял Топкай. Мендей сбил его с ног, выскочил во двор, перепрыгнул через изгородь и побежал к лесу. Вслед ему прогремело несколько выстрелов, просвистели пули. Пригнувшись к земле, Мендей добежал до первых кустов и скрылся в лесу, уже не раз спасавшем его от врагов.

Связанного Акпая привели на двор к Топкаю.

— Сюда, сюда, — приговаривал. Топкай, отпирая тяжелый замок на дверях амбара.

— Так-то ты помогаешь одноплеменнику, — усмехнулся Акпай. — А говорил: вы — марийцы, и я — мариец…

Топкай вздохнул и смиренно ответил:

— Сильнее начальства не станешь, братец. Что велят, то и делаю. Уж не обижайся. И ты — мариец, и я — мариец, мы должны понять друг друга.

— Поймет волк овцу, жди, — сплюнул Акпай.

Амбар был отперт. Солдат, ругаясь, втолкнул Акпая в раскрытую дверь, так что тот упал на пол. Топкай, вздыхая, закрыл дверь. Загремел задвигаемый засов, щелкнул замок.

Капрал взял ключ себе и ушел в дом. У амбара остался один солдат на карауле.

Очутившись в запертом амбаре, в кромешной тьме, Акпай загрустил.

«Зря пошли мы с Мендеем сегодня в деревню, ведь знали же, что в деревне солдаты, — упрекал он себя. — Сколько верст прошагал, скольких опасностей избежал, а тут по своей неосторожности попал в беду!»

По тому, что в амбар посадили его одного, он догадался, что Мендею удалось спастись.

«Ведь пощады не будет, — размышлял Акпай, — если не убегу, погибну. Но как уйдешь: амбар на замке, у дверей сторож… Эх, амбар, амбар, и зачем только строили тебя таким крепким, таким прочным, амбар богатея!»

Как зверь, попавший в капкан, метался по углам Акпай, и вдруг вспомнил один случай.

Одно лето вместе с ним батрачил у Топкая паренек-удмурт. Хозяин кормил их скудно, Акпай голодал, но у того паренька всегда бывали и хлеб, и сало, и мясо. Не раз он делился едой с Акпаем.

— Откуда у тебя все это? — спросил раз Акпай.

— Оттуда, где лежит, — засмеялся паренек. — Ешь и не спрашивай.

Но однажды он все-таки сказал, где добывает еду.

— В хозяйском амбаре, в левом от огорода углу, доска в полу не прибита. Приподыми половицу и бери, что хочешь.

Вскоре пройдоха-паренек сбежал. Говорили, связался с какой-то разбойничьей шайкой, гуляет по Волге.

Акпай ни разу не воспользовался известной ему тайной, потом позабыл про половицу. А сейчас самое время вспомнить про нее!

«Значит, не все еще потеряно! — обрадовался Акпай. — Может, половицу так и не прибили».

Первым делом надо было освободиться от веревок, связывающих руки. Акпай наткнулся на сломанный лемех от старой сохи. Он сел на пол и стал перетирать веревку о железо. Наконец, веревка ослабла и упала с рук.

Акпай принялся ощупывать доски в правом углу. Вот она, неприбитая половица!

Через минуту Акпай вылез в переулок и залег в густом бурьяне. Ярко светил месяц. На улице перед домом суета: солдаты седлают коней. В их разговоре Акпай расслышал часто повторяемое слово: «Юшут».

Тут же суетился Топкай, что-то объяснял капралу, размахивая рукой. Акпай понял, что он показывает дорогу на Юшут. «Наверное, едут кого-то искать», — подумал Акпай.

Когда конные солдаты ускакали, Акпай вышел из своего убежища и, прячась в тени изб и деревьев, стал пробираться вдоль улицы к концу деревни.

За избой Эшплата он спустился в овражек, нырнул в рябинник. Сразу за рябинником начиналась густая чаща.

Вдруг до его слуха донеслись человеческие голоса. Подойдя ближе, он увидел, что среди деревьев толпятся мужики с вилами, ружьями, дубинами, услышал громкий голос Мендея:

— Пусть опкыны узнают, на что мы способны в справедливом гневе!

— Пусть узнают! — вторят ему мужики.

Хотя уже глубокая ночь, в избе Топкая не гаснет свет. За столом, уставленным едой, сидят приезжий чиновник и капрал. Шипит в ковше брага, пахнет вареным мясом.

— Хвалю. Ты — верный слуга государыни императрицы, — заплетающимся языком говорит чиновник. — Хвалю. За помощь в поимке бунтовщика тебе будет награда.

Чиновник очень пьян. Ковш в его руке дрожит, и пиво льется на стол.

Топкай кое-что понимает по-русски, нахватался, вертясь подле начальства. Слова царского чиновника сладки ему, как мед, приятно согревают сердце. Он всей душой верит чиновнику. Тот же, зная, как падки марийские старшины на похвалу начальства, нахваливает хозяина, не скупится. Язык от этого не отвалится, зато хозяин уж так расстарается на угощение, что на неделю вперед наешься.

Капрал, путая русские и марийские слова, тоже нахваливает Топкая:

— Тинь добрый озья. Чисто старшина. Такого озью по другим ялам редко сыщешь. Тинь обязательно награду получишь.

Хорошо капралу здесь, не то, что в городе. В гарнизоне служба — суровая муштра, пудреные парики, фрунт, офицерские зуботычины, а тут — воюй с миской каши и бочонком браги. Очень нравится старому капралу в марийских деревнях, он тут отдыхает и душой, и телом.

Смотрит капрал на стол, полный угощения, на угодливого хозяина — и душа радуется, все ему здесь по сердцу. Недаром пословица сложена: «Среди инородцев служить, как в раю жить». А уж о том, как вольготно чиновнику, и говорить нечего! Здесь взятку получит, там — сверх положенного ясака некую сумму стребует, и, глядишь, кое-что скопилось в сундучке. Только погромче кричи да погрознее взглянуть сумей. Нынче ты канцелярист, мелкая сошка, через десяток лет имение купишь, помещиком станешь.

В избе жарко, дверь в сени раскрыта настежь, в сенях валяется упившийся до положения риз толмач.

Перешагивая через него, то и дело бегает со двора в избу и из избы во двор Ямбатыр, таскает еду из клетки, с погреба, из кудо, где женщины варят все новые и новые угощения.

Топкай важно восседает рядом с гостями за столом, поглядывает по сторонам и чувствует себя именитым человеком. Он знает, что завтра же по деревне пойдут разговоры: «Топкай с русскими начальниками за одним столом пирует!»

Вдруг чиновник в пьяном угаре начал куражиться:

— Чье это добро? Думаешь, твое? Нет, не твое. Все — божье и государственное. А мы — верноподданные ее импер-раторского величества!

— Ваше благородие, иди спать, — уговаривает его капрал.

Но чиновник накинулся на него:

— Ты знаешь, кто такой я и кто ты? Ты — старшой над солдатской командой, данной мне в подчинение. А я — твой начальник. По табелю о рангах, знаешь, насколько я выше тебя? — Но