Читаем без скачивания "Белые линии" - Р. Шулиг

Кто бы мог быть этим самым врагом, опасным и коварным, о котором предупреждает Кршиж? Здесь? Ведь в городке все знают друг друга! Здесь о людях почти все известно, и каждая парочка, направляющаяся, скажем, в лес, непременно будет замечена чьим-нибудь недремлющим оком, а каждый новый шкаф, привезенный в квартиру, обязательно станет предметом обсуждений. Старая сельская привычка... И опять Кршижу пришлось долго кричать, чтобы успокоить людей, начавших бурный обмен мнениями теперь уже по поводу оружия.

Только Бланка молчала. Но девушка чувствовала, что наступил действительно большой день, историческая, неповторимая минута, чрезвычайно серьезная и торжественная. От волнения у нее даже дух перехватывало. Ей хотелось плакать от счастья, как и три года назад, когда она, держа в руке красный флажок, вместе с тетей встречала первые советские танки или когда из концентрационного лагеря вернулся ее отец. В тот день на перроне играли государственный гимн, а на флагштоке после долгих лет вновь взвился государственный флаг. Нечто подобное она переживала и сейчас.

Она так ушла в себя, что Земан вынужден был дважды ее окликнуть, и только после этого она заметила его. Он протиснулся к ней сквозь толпу спорящих, с которыми минуту назад сам жарко дискутировал.

— Я только хотел тебя спросить, — несмело выдавил из себя Земан, — не пошла бы ты патрулировать со мной в паре?

Намек был настолько прозрачен, что Бланка даже покраснела. Девушка отвела глаза, не зная в первый момент, что ответить, но потом решительно покачала головой:

— Не сердись, Гонза! Я пойду с Карелом! Знаешь, после того бала я с ним дружу...

Земан понял, что в ту ночь, когда впервые встретился с Благой, он проиграл все. В том числе и свою любовь.

— Тогда прости, — с трудом проговорил он и быстро исчез в толпе, чтобы никто не заметил его обидного поражения.

Но от внимания Карела Мутла его робкая попытка не ускользнула.

Уже несколько часов в городке дежурили патрули. Они ходили по улицам, по площади, мимо фабрики. И казалось, что рез в городке идет по-старому: тот же ритм, тот же распорядок, те же привычки. Одно только было новым — красные флаги на воротах и на трубе завода Чадека.

Как раз перед этими воротами остановились Бланка и Карел Мутл с красными нарукавными повязками. И было им хорошо оттого, что они могли долгое время быть вместе, не скрываться от кого-то, не встречаться тайно. Сейчас они разговаривали на глазах у всех, глядя друг на друга влюбленными глазами, прохаживались вдоль забора. Вот только руки немного мерзли, но разве холод — помеха для влюбленных? Любовь хорошо должна греть, как поется в старых фабричных песнях. В городе было тихо, и они могли мечтать и забавлять себя приятными разговорами, на которые так горазды влюбленные. Они могли бы патрулировать вот так до самой смерти!

Неожиданно издали донесся гул мотора, и вскоре из-за угла показался грузовик, крытый брезентом. Сидевшие в нем люди, видно, не ожидали увидеть здесь патруль — водитель резко затормозил, и машина остановилась почти рядом с Бланкой и Карелом.

Из кабины высунулся инженер Чадек и с удивлением спросил:

— Что случилось, Карел?

— А что могло бы случиться?

— Почему закрыты ворота? Откройте, у меня нет времени!

Карел Мутл побледнел. Однако, когда он заговорил, голос его был решительным и твердым.

— Это невозможно!

Чадек вышел из машины:

— Вы с ума сошли! По какому праву? Это мой завод!

— Был, пан инженер!

Чадек закричал, не в силах сдержать себя:

— Как так был?! А кому он принадлежит теперь?

— Нам, тем, кто на нем работает.

Штабс-капитан Кристек, сидевший в кабине вместе с Чадеком, взвизгнул от злости:

— Что вы там с ним нянчитесь, Чадек? Откроем сами!

Ребята, вылезай!

Из кузова грузовика на мостовую выпрыгнуло человек двадцать. «Ребята» эти были уже далеко не молодыми, но, судя по внешнему виду и манерам, относились к числу любителей почесать кулаки.

Чадек испугался:

— Подождите, пан штабс-капитан! Не надо насилия. В этом нет никакого смысла. Я попробую решить вопрос иначе. Пойду за помощью к председателю национального комитета. Ведь это настоящее своеволие, а своеволие не может быть чьей-либо программой. Сам я всегда был сторонником благоразумия и терпимости... — Он повернулся и помчался в национальный комитет.

Мутл тихо сказал Бланке:

— Беги в цехи за людьми. Скажи им, что дело плохо.

Бланка кивнула и исчезла за воротами завода.

Таким образом, перед закрытыми воротами остались один на один Карел Мутл и штабс-капитан Кристек, если не считать его братии. Обе стороны воинственно поглядывали друг на друга.

Но одиночество Карела длилось недолго. Заводские ворота широко распахнулись, и не успел Кристек опомниться, как перед ним уже стояла стена людей, молчаливая, грозная.

Грузовик дернулся назад и остановился, окруженный парнями Кристека. Ни единое слово не нарушало тишину. Стороны обменивались только враждебными взглядами. Противники ожидали, кто первым даст сигнал к атаке.

К счастью, в это время на улице показались три человека, спешившие сюда. Это были инженер Чадек, председатель Брунцлик и старший вахмистр Земан.

— Товарищи, люди... — на ходу проговорил Брунцлик, стараясь успокоить рвавшиеся наружу страсти.

Рабочие, стоявшие перед заводом, молчали.

— Что вы делаете? — продолжал председатель. — Будьте благоразумны. В нашем городе всегда было спокойно.

В ответ — молчание. Никто не отреагировал на слова Брунцлика.

— У нас в республике есть более серьезные заботы, чем эти ненужные споры в пограничном районе. За это вас не поблагодарил бы и сам пан председатель правительства. Это предприятие слишком маленькое. Согласно закону, оно не подлежит национализации. Поэтому пан инженер совершенно прав. Разойдитесь и пропустите его на территорию завода.

Неожиданно раздался голос старого Свободы:

— А что он там хочет делать?

— Я хочу взять со склада свои ружья, — ответил Чадек.

Стена из людских тел недовольно качнулась:

— Нет!

Чадек повернулся к Брунцлику:

— Вот видите, пан председатель, я отношусь к ним по-доброму, как всегда. А они... Прямо не знаю, что делать. Я хочу взять только ружья, — неожиданно повысил он голос. — Эти ружья — плод моей работы, моего мозга. Я изобрел и сконструировал это комбинированное ружье. И поэтому хочу забрать свое творение, а завод пусть остается в их руках. Но ружье... ружье мое!

— Вот это? — насмешливо спросил старый Свобода и показал ему оружие, которое он до сих пор держал за спиной.

— Люди... — снова умоляюще заговорил Брунцлик.

— Нет! — прозвучал однозначный ответ.

Беспомощность, страх и отчаяние вызвали в Брунцлике взрыв истерии:

— Вот вы как! Пан старший вахмистр, уступаю место вам! Наведите порядок! Мы органы народной власти и не позволим, чтобы нам диктовала улица.

Теперь все выжидающе смотрели на Земана. Старший вахмистр медленно двинулся к Свободе и, подойдя к старому рабочему, протянул руку за оружием, которое тот держал. Свобода попятился.

— Дайте сюда ружье! — приказал Земан.

Наступившая минута была решающей. Все хорошо знали: этот парень в зеленой форме получил приказ, который должен выполнить. И все же...

Свобода молча и нерешительно протянул Земану оружие.

Земан осмотрел ружье, взвесил его в руке, потом открыл затвор и удовлетворенно проговорил:

— Все в порядке! Заряжено! — Затем он повернулся к Брунцлику, Чадеку, Кристеку и его шайке, наставив на них ружье.

— Это красное знамя, пан председатель, является знаменем моего отца. Против него я никогда не пойду! — И он с ружьем в руках на глазах изумленного Брунцлика присоединился к рабочим.

Десятки человек, твердо стоявших у заводских ворот, одобрительно зашумели. Этот возглас и громкое скандирование: «КНБ идет с народом!», «Да здравствует КНБ!» — будто гроза пронеслись над заводом и улицами городка, сопровождая трусливо удиравший грузовик Чадека и Кристека.

Рабочий отряд уже имел не одно, а сотни ружей, и все они находились теперь в верных и надежных руках.

На вилле Чадека царил переполох. Распахнутые шкафы, разбросанные листы бумаги, переносимые по полу сквозняком... Набивавшиеся вещами чемоданы то ставились в одном месте, то почему-то переносились на другое; люди в суматохе спотыкались о них. Пани Инка, всегда такая хладнокровная и целеустремленная, вдруг потеряла голову. Она бессмысленно вытаскивала одежду из шкафов, чтобы тут же положить ее в другое место. Она бросалась за какими-то мелочами, без которых, как ей вдруг начинало казаться, она не проживет, потом хваталась за какую-нибудь вазу, как будто это было сейчас самым важным на свете...

Когда среди этого переполоха послышался звук затормозившего перед виллой автомобиля, пани Инка подскочила к окну. Перед входом остановился роскошный лимузин, из которого вышли стройный молодой священник и элегантный мужчина с седеющими висками.