Читаем без скачивания Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит

А книга что? Чернила, оттиск, лист, Кольни ее ножом - не будет крови, Ударь ее - не будет синяка, Сожги ее - не будет слышно крика, Да хоть сожги десяток - сотни - миллион, Какая разница?

Бене ввел в сюжет писательские голоса: «какая разница», объясняют Шиллер, Мильтон, Уитмен и многие другие. Любопытно, что, хотя среди объясняющих есть и Генрих Гейне, чьи произведения тоже жгли в 1933 году, Бене не приписывает еврейскому поэту-романтику и литературному критику фразы, которая навсегда связала его с книжными кострами. Она прозвучала в ранней, неудачной пьесе Гейне под названием «Альманзор» (1821-1822), восточной любовной истории, разворачивавшейся в мавританской Гранаде в правление Фердинанда и Изабеллы; герой, именем которого и названа пьеса, сообщает, что «сгорел Священный в пламени Коран». Ответ его слуги, Гасана: «Начало только это. Там, где сжигают книги, в конце концов сжигают и людей» - разнесся далеко за пределы узкого театрального мирка Бонна начала XVIII столетия. Трагедия «Альманзор», написанная под давлением прусского антисемитизма, вынудившего Гейне принять протестантизм, подарила эту фразу середине XX века, который не очень-то охотно признавал ужасную правду о нацистских лагерях смерти. Связывая сожжение книг с газовыми камерами концентрационных лагерей, истребление с Холокостом, предсказание Гейне навсегда сделало уничтожение книг прелюдией к уничтожению людей.

Цитата из Гейне формирует часть современного берлинского мемориала, посвященного майским событиям 1933 года, и обозначила собой очевидную теперь связь библиоцида и геноцида. Однако «после этого» не значит «вследствие этого». Могучая бюрократия, железнодорожная сеть, гиперинфляция, многовековой антисемитизм - все это и многие другие причины или контексты Холокоста могли стать начальным звеном в переписанной версии Гейне. Но в чистом виде, в самой сути своей, эта цитата создает искаженное, неэтичное отождествление, наделяющее книгу антропоморфными чертами. Ставки не могли быть выше. Как сказал Рей Брэдбери в интервью о своем романе «451 градус по Фаренгейту»: «... когда Гитлер сжигал книги, я переживал это так же остро, как если бы, простите меня, он сжигал людей, потому что вот уже много веков, как они делались единой плотью». Я не уверена, можно ли закрывать глаза на это ложное равенство и поддаваться на этот риторический трюк.

Сожжение книг состоялось в 1933 году в Германии, но именно в Америке почти десять лет спустя этот спектакль обрел свой полный идеологический вес, вошел в нарратив США об американских ценностях, который потом распространился по всему миру и сформировал современные взгляды. Для многих сожжение книг стало самой «заряженной» и зримой формой нападения на культуру: это выражение часто используется как синоним не просто разрушения материальной книги, но любой цензуры ее содержания. На самом деле, как мы увидели, сожжение книг представляет собой крайне неэффективный способ их радикального уничтожения и совершенно неудачный способ цензуры. Чтобы хотя бы начать уничтожение продукции современного печатного станка, понадобится другая тактика - нечто вроде превращения бумаги в целлюлозу в промышленных масштабах.

И, нужно сказать, такое превращение - обычная судьба современных книг. В США в начале XXI века возврат непроданных книг достигает 30-40 %; подавляющее их большинство идет на переработку. У современной книжной индустрии период внимания недолог, ее продукции приходится часто меняться, чтобы не исчезнуть совсем; экономика издательского дела делает ставку на большое количество названий и основную прибыль получает от относительно малой пропорции бестселлеров. И книги, в отличие от других потребительских товаров, берутся на реализацию на условии «продажа или возврат», означающем, что непроданные книги или хотя бы их обложки (доказательство, что книги не проданы: может быть, вы замечали, что в некоторых книгах есть указание на запрет их распространения в другом переплете или обложке, кроме тех, в которых они были опубликованы) возвращаются издателям на переработку. Вот и получается, что главные уничтожители книг - сами же издатели. В Великобритании у издательства Penguin Random House есть собственная «централизованная площадка переработки» в городе Мэннингтри, графство Эссекс (издательская индустрия США не так откровенна в этих вопросах). Это коварный эвфемизм: «переработка» в данном случае означает разрезание, сминание и упаковку около 25 тысяч книг в день, отправляемых потом на изготовление бумаги. Часть ее используется потом для изготовления новых книг, точно так же, как в первые десятилетия появления печатного станка отпечатанными или рукописными листами укрепляли переплеты. Но тут, как говорится, возможны варианты. Около двух с половиной миллионов переработанных любовных романов издательства Mills and Boon пошло на изготовление шумозащитного дорожного покрытия автомагистрали М6 в английском Мидлендсе. Пресс-секретарь компании Tarmac при этом заверил читателей, что для этого «она отбирала не только их любимые книги - другие там тоже есть».

Использование переработанных книг в производстве дорожного покрытия, конечно, совсем не то же самое, что идеологически заряженный спектакль сожжения книг. Но, тщательно отбирая книги на наших книжных полках или в библиотеках, стоит помнить, что участь почти всех книг - быть уничтоженными тем или иным способом (в главе 9 мы рассматриваем уничтожение книг в контексте библиотечного хранения). Сожжение - очень эмоциональный прием, визуально и символически непростой и для тех, кто сжигает, и для тех, кто скорбит из-за этого. Но само по себе сожжение книг лишено смысла. Людей, жгущих книги, можно скорее назвать неадекватными, желающими привлечь к себе внимание, а не чудовищами геноцида. В конце концов, книги не люди, уравнивание уничтожения тех и других выходит далеко за рамки морали.

9

Библиотечные книги и «художественный вандализм»

Тем, чем сейчас является художник Бэнкси для стены в лондонском районе Клеркенвелл, Джо Ортон и Кеннет Халлиуэлл оказались в середине XX века для библиотечных книг Ислингтона: это художники граффити, работы которых прошли путь от вандализма до искусства. Поселившись в 1959 году в Ислингтоне, на Ноэль-роуд, пара начала масштабный арт-проект, или, если хотите, кампанию по злоумышленному причинению вреда, почему-то выбрав своим объектом книги из ближайшего к ним филиала библиотеки. Из них они вырезали иллюстрации для украшения своей квартиры, а некоторые меняли до неузнаваемости, добавляя к ним совершенно непристойные аннотации и рисуя странные изображения на обложках. Перелицованные таким образом книги они незаметно возвращали на библиотечные полки, откуда их брали уже другие читатели. Сегодня мы видим, что их работы - по сути необычный сюрреалистический коллаж, предшественник покадровой анимации, которой воспользовался в конце 1960-х годов Терри Гиллиам в телескетчах комик-группы «Монти Пайтон»; они же тесно связали свои имена с модой на уникальные, сделанные вручную художниками книги, которая стала заметным явлением как раз в