Читаем без скачивания Бездна (Миф о Юрии Андропове) - Игорь Минутко

Александр Павлович Копыленко сидел, низко опустив голову, и было слышно его медленное, с хрипами дыхание — он страдал бронхиальной астмой.

— Далее,— прервал затянувшуюся паузу Председатель КГБ.— Только что по Би-би-си прошла информация на русском языке о том, что прошение Владимира Александровича Копыленко удовлетворено. И самое прискорбное, в этой информации сообщили на весь мир, чей сын Александр Копыленко.

— Провокация… Провокация…— хрипел Копыленко.

— Может быть, Александр Павлович, провокация.— В голосе Андропова все услышали волнение.— Мы проверим. На ноги подняты все наши работники и в Австрии, и в Англии,— Юрий Владимирович, превозмогая вспыхнувшую в душе жалость к поверженному сопернику и приказав себе: «Добей! Или проиграешь», продолжил: — И, наконец, последнее…— В руке хозяина Лубянки была газета «Русский голос».— Я вынужден… Просто обязан прочитать вам небольшую заметку в этой вот эмигрантской газетенке, номер которой я держу в руках, издающейся в Вене.— И Юрий Владимирович начал чтение ровным, ставшим вдруг глуховатым голосом: — «Как нам стало известно из достоверного источника, минувшей ночью элитный клуб в Вене «Георг III» посетил гость из Советской России…»

Он читал, не отрывая взгляда от текста, ощущая всем естеством, как черное биополе сгущается в зале. И если сейчас молния сверкнет в ней, произойдет катастрофа — для всех.

Андропова слушали в полной тишине. И, подходя к последнему абзацу этого мучительного чтения, Председатель КГБ почувствовал беспокойство. «Не надо читать дальше! — пронеслось в сознании.— Здесь ошибка…»

Однако было уже поздно…

— «…Удалось установить, что отец вчерашнего русского гостя клуба «Георг III», один из сегодняшних кремлевских старцев, двенадцать, десять и девять лет назад, находясь на отдыхе и лечении в Европе…— «Не могли об этом знать там, не могли доискаться… Да как же это я?…» —…тоже был гостем подобных клубов во Франции, Западном Берлине и Испании».

Андропов поднял голову и встретил прямой, упорный взгляд Александра Павловича Копыленко. «Очки — мое спасение». В этом взгляде мерцала усмешка.

«Да, он все понял».

Но корабли были сожжены. Игра ва-банк.

Председатель КГБ дочитал публикацию в газете «Русский голос».

Все молчали.

И Юрий Владимирович Андропов произнес последний монолог в этой трагикомедии, разыгранной на политической сцене кремлевского олимпа.

— Товарищи! Будем смотреть правде в глаза. Прискорбное событие, о котором я вас проинформировал, наносит удар по престижу руководства нашего государства. Правильнее сказать, может нанести. Если бы дело ограничилось только Владимиром Александровичем Копыленко, его предательства можно было бы не заметить, затушевать, заглушить шум, который еще поднимется в западных средствах массовой информации. А что так произойдет, мы знаем по горькому опыту. Мы бы сумели смягчить удары, если бы даже они вытащили перебежчика на экраны телевизоров,— Последовала долгая пауза. Все понуро молчали.— Но… В этой недостойной истории фигурирует имя члена Политбюро. Я должен вам сообщить, что у нас уже есть информация…— Андропов (невиданное дело!…) снял очки и быстро протер стекла носовым платком — они запотели.— Спецслужбы Запада, прежде всего Англии, начали действия, направленные на то, чтобы раскрыть анонимы в публикации газеты «Русский голос». Одно могу сказать… Мы уже начали действовать. Мы приложим всё усилия, не пожалеем средств, пойдем на крайние меры, но не допустим этого раскрытия…

Председатель КГБ не успел договорить — тяжело поднялся со своего кресла Александр Павлович Копыленко и медленно, сгорбившись, пошел к двери. В гнетущей тишине было слышно его редкое, с хрипами, дыхание. Взявшись за ручку двери, он сказал, не оборачиваясь:

— Не утруждайтесь, Юрий Владимирович. Ваши крайние меры не понадобятся.

И Александр Павлович Копыленко — член КПСС с 1931 года, дважды Герой Социалистического Труда, секретарь ЦК КПСС, член Политбюро ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР с 1950 года — покинул высокое собрание. И здание ЦК Коммунистической партии Советского Союза.

Все присутствующие на заседании Политбюро поняли: навсегда…

Лишь смысл последней фразы Александра Павловича им был не ясен.

Этот смысл знал лишь Юрий Владимирович Андропов.

…Хотя еще некоторое время товарищ Копыленко А. П. продолжал формально числиться секретарем ЦК партии и членом Политбюро, он больше ни разу не переступил порога серого здания на Старой площади с вывеской «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза». Поползли упорные слухи — сначала по Москве, а потом и по стране, прежде всего в среде правящих эшелонов КПСС, о тяжелой неизлечимой болезни Александра Павловича Копыленко; первоисточником этих слухов были службы дезинформации КГБ. Постепенно исчезли портреты товарища Копыленко отовсюду, где они висели,— в школах, институтах, клубах, красных уголках фабрик и заводов. Его лик однажды не был обнаружен в групповом иконостасе всех членов ленинского Политбюро, который систематически штампуется в лучших типографиях страны для наглядной агитации. Теперь фамилия Александра Павловича не значилась и в официальных сообщениях в газете «Правда» и других партийных изданиях. Наконец, седьмого ноября 1982 года, когда на Красной площади, мимо Мавзолея, на котором в полукоматозном состоянии последний раз в своей жизни стоял Леонид Ильич Брежнев, текли колонны ликующих от счастья трудящихся,— и над головами плыли портреты вождей,— среди них не было привычного изображения Александра Павловича Копыленко.

В конце октября 1982 года товарищ Копыленко А. П. был тихо, без помпы и поздравлений, с дорогими подарками, отправлен на пенсию.

И на том спасибо…

Вроде бы наступило полное, окончательное забвение.

Ан нет! Еще один раз страна — и мир — увидели Александра Павловича Копыленко на экранах телевизоров крупным планом: новым властелином страны он был допущен 15 ноября 1982 года на похороны Леонида Ильича Брежнева. Он стоял у гроба своего соратника по борьбе, партийного друга еще с днепропетровских времен, благодетеля, который вытащил его ко всем московским постам, власти, привилегиям.

Шла прямая трансляция траурного действа на Красной площади по всем каналам советского телевидения. Оператор старался: несколько раз крупным планом возникал Александр Павлович: взявшись большой крестьянской рукой за край гроба, он рыдал… Что оплакивал недавний кремлевский олигарх? Нетрудно догадаться…

В вечерних выпусках «Новостей» кадры с рыдающим товарищем Копыленко А. П. были вырезаны.

Ну, а зачем новому Генеральному секретарю КПСС понадобился этот, в чем-то патологический, жест? «Тайна сия велика есть». Ее Юрий Владимирович Андропов унес с собой в могилу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

18 апреля 1982 года

Утро было прохладное, прозрачное. Весна наступала медленно: в саду, под деревьями с северной стороны лесного участка, входящего в дачные владения Юрия Владимировича Андропова, еще лежал ноздреватый, рыхлый снег. Тренькали синицы, суетливо перелетая с ветки на ветку в голых зябких березах.

«Скоро березовый сок пойдет»,— подумал Председатель КГБ, бредя по дорожке между клумб, с которых садовник уже убирал прошлогоднюю цветочную труху; земля была взрыхлена и удобрена — все готово к новым посадкам.

«Березовый сок…» — повторял про себя Андропов, поежившись в допотопном полушубке, который служил ему для подобных кратких прогулок у себя на даче уже многие годы, и он не хотел с ним расставаться, хотя жена Татьяна журила: «Да выбрось ты, Юра, эту рухлядь, неудобно».

…И вспомнилась березовая веселая роща из далекой-далекой юности: Рыбинск, он секретарь комсомольской организации судоверфи (на эту должность попал сразу, после окончания техникума водного транспорта, где тоже был комсомольским секретарем, только неосвобожденным). И даже не Рыбинск, а поселок Слип на правом берегу Волги, там и сейчас находится старая верфь. Березовая роща спускалась к Волге. Туда часто на «массовки» — так это называлось в те годы — в выходные дни он отправлялся со своим активом. Молодые… Какие мы все были молодые! Песни, танцы: вальс, полечка, па-де-катр. Но больше песни. Пылал костер среди берез, Андрюша Казаков, положив патлатую голову на мехи своей растрепанной гармошки, пробегал быстрыми пальцами по кнопкам, и все, кто был вокруг костра, разом, вдохновенно, с напором, словно уже идя в атаку на противника, дружно начинали:

Если завтра война, если завтра в поход,Если черная сила нагрянет…

Рядом с ним стояла Соня Плахова, сборщица из ремонтного цеха, стройная, раскрасневшаяся от костра, от избытка сил, старенькое пальто расстегнуто, молодая высокая грудь рвется из ситцевой кофточки. Соня смотрела на комсомольского вожака влюбленными глазами, голос у нее был сильный, восторженно-хмельной: