Читаем без скачивания Имеющие Право - Вера Семенова

Картина вторая

Сумерки — самое красивое время дня в Венеции потому, что больше всего подходят вечно умирающему городу. Под ярким солнцем совсем по-другому смотрятся декорации из домов с облупленной штукатуркой, торчащих из воды деревянные свай с бородой из водорослей и бесконечных мостов, повторяющих изгибы друг друга, как волны. Лучше всего бродить по городу в краткое время распада дневного света, когда воздух становится тонким и чуть колеблется, как на грани перехода в другой мир, но зажигать фонари еще рано. Тогда ощущение нереальности происходящего вокруг становится полным, и не удивляет любое странное видение, мелькнувшее в просвете между домами, или на ступеньках у густо-зеленой воды, или в мерно качающейся лодке, проплывающей внизу.

Поэтому частых прохожих совершенно не удивляло, что молодая женщина в длинном плаще, край которого был наброшен на голову, но не скрывал длинных светлых локонов, шла по набережной без туфель. Напротив, для ее облика это казалось совершенно естественным — она и должна была идти бесшумно, словно танцуя на старых камнях, когда одно движение плавно перетекает в другое. Каждому, кто на секунду заглядывал ей в лицо, хотелось зажмуриться от сияния распахнутых зеленых глаз, а потом смотреть снова и снова, но женщина передвигалась слишком быстро. Темно-фиолетовый плащ мелькнул на одном горбатом мосту, затем на другом, она прошла вдоль канала по узкой дорожке без перил, оглянулась и свернула в арку. Хлопнула неразличимая в темноте дверь.

Женщина легко поднялась наверх по узкой лесенке и вошла, не постучав. Ставни в мансарде были раскрыты настежь, впуская шум вечернего города и неповторимый запах воды, водорослей, специй и рыбы из ресторанчика под окном и цветов, оплетающих подоконник. Заметно стемнело, но обитатели комнаты не торопились зажигать лампы, поэтому небо в проеме окна еще казалось светлым.

Обитателей было двое — невысокий лысоватый субъект неопределенного возраста сидел у окна, нацепив старомодные очки в темной оправе и делал вид, будто стучит по клавишам ноутбука, хотя на самом деле разглядывал проходящую под окнами толпу, особое внимание уделяя девицам в коротких майках. Девушка с рыжими растрепанными волосами сидела на застеленной кровати, подобрав ноги и отвернувшись к стене, и очевидная напряженность ее позы заставляла трижды подумать, прежде чем завести непринужденный разговор, например, весело спросить: "Привет, как дела?"

— Привет, как дела? — поздоровалась обладательница белокурых локонов, закрывая за собой дверь. Ее лицо было одновременно безмятежным и печальным, если такое сочетание вообще возможно.

— Все нормально, — ответил человек у окна, пожимая плечами. У него была очень странная манера улыбаться — словно он заранее издевался над собеседником и подвергал сомнению все, что тот скажет. — Мы пребываем в жесточайшей депрессии. Нам ни что не мило, жить мы не хотим и предпринимать какие-либо осмысленные действия тоже. Особенно в присутствии мерзкого и злобного Лафти, отравляющего своим существованием этот дивный город… И я не уверен, что прекрасная Фэрелья принесет утешение нашей исстрадавшейся душе. Скорее наоборот, поэтому не пойти ли прекрасной Фэрелье куда-нибудь в… нет, Стелла, это несерьезно, там она много раз была, и потом это не оскорбление, ей это даже понравится.

— Не смей меня так называть!

Девушка резко повернулась. Ее глаза, в отличие от глаз прекрасной белокурой гостьи, были не очень большими и не особенно примечательного светло-серого цвета, но из них словно ударило ледяное пламя.

— Огромное достижение, — Лафти оторвал пальцы от клавиатуры и радостно похлопал в ладоши. — Целых пять слов за день. Впрочем, женщинам ведь говорить совсем необязательно, даже напротив, так что мы приближаемся к совершенству. Фэрелья, я прав?

— Ты бы тоже лучше помолчал, — заметила Фэрелья, подходя к кровати и садясь рядом с ней на пол.

— Послушай, я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Я тоже теряла возлюбленных, я знаю…

— Вы хоть помните, сколько их было?

Белокурая женщина нимало не обиделась. Она смотрела по-прежнему грустно и ровно, и на нежных округлых щеках сверкали золотые пылинки — то ли искусный макияж, то ли обман зрения в сумерках.

— Я помню каждую любовь в этом мире, которая не состоялась или которая прервалась до срока. Но от этого она не стала менее прекрасной. Поверь мне, меня гораздо больше печалит любовь, превратившаяся со временем в скуку или ненависть. Ты должна радоваться, что твоей любви не уготована подобная участь.

— Я сама не своя от радости, — рыжая девушка несколько мгновений мерила ее взглядом. Рядом друг с другом они смотрелись весьма любопытно — одна в вечернем платье бирюзового цвета, которое обнаружилось под соскользнувшим на пол бархатным плащом, другая в мятой черной футболке с изображением какого-то загадочного зверя и коротких джинсах с бахромой. — Ничего, что я не прыгаю от восторга? Здесь потолки низкие.

— Слушай, Фэрелья, это бесполезно, — вступил в разговор Лафти, закрывая крышку ноутбука. — Поскольку я намного умнее тебя, я за много лет понял одну вещь — если людям что-то взбрело в голову, они так и застрянут на этой мысли. Пытаться что-то сделать невозможно. Поэтому увы, признаю свое полное поражение, прошу считать мой новый план невыполнимым и мою миссию законченной. С потомками нашедших Бессмертие может встретиться кто-нибудь другой из Двенадцати, а я помою руки и пойду.

— Нашедшие Бессмертие? Кто это?

— Госпожа Ливингстон, — Лафти небрежно поклонился, — рекомендую вернуться в исходное состояние вселенской скорби. Кстати, учитывая, что вы три дня ничего не ели, это неплохое средство похудеть. Тяжелых предметов в комнате нет, — прибавил он поспешно, — я проверял.

Фэрелья только головой покачала, глядя на изменившееся лицо Эстер.

Та действительно, вскочив с кровати, некоторое время безуспешно оглядывалась, но вдруг успокоилась и села.

— Прекрасно, — произнесла она, плотно сжимая губы после каждого слова и глядя в одну точку. — Твой план ведь был не единственным, правда? Думаю, если я пойду к кому-то еще из ваших… Двенадцати, в недобрый час они попались на моем пути, они не откажутся от моего общества. Подозреваю, что ты им надоел еще больше, чем мне, поскольку являешься самым умным.

— А я и есть самый умный, — Лафти широко улыбнулся. — Что и требовалось доказать.

— Ты сказал, что у тебя есть какой-то новый план?

— То есть мы разумно и спокойно работаем дальше? Истерики, воплей, попыток прыгнуть в канал не будет?

— Если мы все быстро закончим, и я от вас избавлюсь, — Эстер глухо выдохнула сквозь зубы, — я согласна потерпеть несколько дней.