Читаем без скачивания Девушки и единорог - Рене Баржавель

Но мотор не остановился. С трудом, то запинаясь, то снова набирая обороты, он довез их до начала дамбы. Гризельда жестом показала Шауну, чтобы он остановился. Она почувствовала облегчение, словно канатоходец, перешедший через ущелье по натянутому канату. И такую же усталость.

Она сошла на землю. Шаун уже стоял рядом с машиной, застыв с видом полного безразличия. Он снял очки и смотрел на девушку. Она опять обратила внимание на взгляд его глаз цвета боли и пепла, цвета моря у самого горизонта.

Она задрожала. Он прикоснулся пальцем к козырьку своей каскетки и произнес нейтральным тоном:

— До четверга, мисс.

Она очнулась, словно от холодного душа. И поспешно ответила, не успев подумать:

— Не знаю, соберусь ли я на прогулку в четверг.

Повернувшись к нему спиной, она удалилась, не сказав больше ни слова. Она поставила его на место, место шофера. К тому же, не ее личного шофера, а одолженного тетушкой.

Глубоко вздохнув, она почувствовала избавление. Но по мере приближения к дому, когда она поднималась по склону, она чувствовала все меньше и меньше удовлетворения своим поведением.

В четверг с утра шел проливной дождь. Гризельда с яростью наблюдала из своего окна затянутое тучами небо, с которого обрушивались настоящие водопады. Прижавшись лбом к стеклу, она закрыла глаза и, раскрывшись, позволила дождю и ветру войти в нее и пробежаться по ней, подобно тому, как они проносились по острову. И когда они смешались с ее существом, стали ее кровью и ее нервами, она, вложив в свое желание все силы, изгнала их и вызвала солнце.

Улыбнувшись, она открыла глаза. Она заранее знала, что увидит солнце, пробившееся сквозь тучи.

Менее чем за четверть часа установилась хорошая погода. Такое чуть ли не каждый день случается в Ирландии.

Но когда возле дома остановилась машина, которую Гризельда ожидала, считая каждую минуту до ее появления, она послала Молли сказать шоферу, что не поедет. Она решила прекратить поездки с Шауном, снова запереться в своей комнате и продолжить ожидание. За ней должен был заехать рыцарь королевской крови или, в крайнем случае, капитан пиратского парусника. Но не это ничтожество, шофер в каскетке.

Сэр Джон спокойно воспринял высказывание сестры о необходимости вернуться в Лондон. Собственно говоря, он просто пропустил его мимо ушей. Возражал он только потому, что ему не нравилось вмешательство в работу его мозга. Да и как он мог вернуться в Лондон? Лондонский дом был давно продан, так что потребовалось бы купить новый. А деньги на это приобретение можно было получить только продав остров. На этом уровне его мыслительная деятельность автоматически блокировалась. Он даже не стал делиться своими мыслями с женой и быстро забыл идею Августы, словно и не слышал ее.

Гораздо труднее было забыть про Элис. Ежедневно, в любую погоду, она рано утром садилась на велосипед. Все знали, что она отправилась на утреннюю мессу в Маллиган. Эта месса всегда порождала возмущение в каждой семье местных протестантов.

Сэр Джон побеседовал с дочкой. Он говорил очень спокойно, и она отвечала ему так же спокойно. Выяснив, что она не собирается менять свои убеждения и что ее решение остается неизменным, он сказал, что это ее личное дело и он не будет противиться ее обращению в католичество. Успокоив таким образом свою совесть, он вернулся к мирной жизни. То, что возмущало окружающих, нисколько его не волновало. Изучение древних эпох позволило ему понять, что религии меняются даже более часто, чем цивилизации, и что все они являются разными видами одной веры или одной иллюзии, и что религиозная нетерпимость по меньшей мере неразумна.

Что касается мужей для дочерей, то он считал, что все устроится в свое время. Где они будут счастливее, чем на острове? Он был уверен, что их детство и юность на Сент-Альбане навсегда останутся для них драгоценным даром.

Решение Элис гораздо серьезнее ранило леди Гарриэтту. Но как всегда и во всем, она полностью положилась на мужа и приняла его сторону. Таким образом, нарушение общего мира на острове ограничилось одним воскресеньем.

Дни с четверга до понедельника тянулись для Гризельды бесконечно долго, и каждый последующий из них казался ей более длинным и более мрачным, чем предыдущие. Ей не удавалось найти убежище в тумане неопределенной печали, охватившей ее после болезни, и она чувствовала себя обиженным ребенком, который плачет и не может остановиться. Теперь в ней как будто родилось и постоянно изменялось что-то жгучее, заставлявшее ее терять терпение. Поэтому, когда в понедельник к дому подъехала машина, она была полностью готова за полчаса до ее появления.

Погода в этот день была прекрасной, и Гризельда забралась на свое место рядом с шофером, улыбающаяся, легкая и счастливая, чудесным образом освободившаяся от тревог, радующаяся окончанию затянувшегося ожидания и возможности снова обрести мир звуков, солнца и запаха бензина, мир, не требующий вопросов и объяснений. Шаун направился обычным маршрутом к озерам среди холмов и долин, укутанных в зеленый бархат, на котором пылали кусты дрока, усеянные золотыми цветами.

Горизонт, обрисованный плавными кривыми линиями холмов, размывался отражениями неба в воде, повсюду смешивающейся с землей, с золотом солнца и цветущего дрока. Бескрайний, полный счастья мир, незаметно менявшийся, когда машина, ворча мотором, мчалась вперед. В его пустоте, казалось не было ничего, кроме машины с Гризельдой и Шауном, и птиц.

Неожиданно впереди машины появилось какое-то большое животное, с радостным лаем скачущее перед самыми колесами.

— Ардан! — крикнула Гризельда.

Догнавший их пес, повизгивая от удовольствия, плясал, ловко уворачиваясь от машины.

Гризельда схватила Шауна за руку.

— Остановитесь! Мы раздавим его!

Машина затормозила, недовольно плюясь дымом. Обиженный мотор чихнул и остановился.

Ардан прыгнул к Гризельде, спустившейся на землю, и чуть не сбил ее с ног. Она поворчала на него, потом приласкала, потом потрепала, взяла морду обеими руками и чмокнула его в нос. После этого оттолкнула его и приказала вернуться домой.

Ардан несколько раз гавкнул: «Нет! Нет! Нет!», мотая головой и по-змеиному извиваясь всем телом. Гризельда объяснила ему, что в машине для него нет места и что, если он будет бежать перед машиной, она в конце концов задавит его. Но Ардан снова упрямо пролаял: «Нет! Нет! Нет!»

Гризельда рассердилась Пес мог испортить ей прогулку. Нужно было или возвращаться, или ехать очень осторожно и все время следить за ним.

— Неужели тебе не понятно?

«Нет! Нет! Нет!» — ответил Ардан.

Гризельда показала, куда он должен бежать, и подтолкнула его в этом направлении. Потом сделала вид, что сейчас ударит его. Ардан сделал несколько шагов и сел с довольным видом, свесив язык.

— Ладно, возвращаемся, — печально сказала Гризельда. — В следующий раз придется привязать его.

Она медленно подошла к машине. Сидевший за рулем Шаун прикидывал, где он может развернуться. Неожиданно на дороге вспыхнул язык пламени, налетевшего на Ардана.

— Это Уагу! — воскликнула Гризельда.

Лис сбил Ардана с ног и на сумасшедшей скорости умчался по направлению к острову. Забывший обо всем Ардан кинулся за лисом, пытаясь на бегу ухватить его за кончик хвоста.

Гризельда смеялась, Шаун скупо улыбался. Через несколько мгновений лис и собака скрылись за поворотом.

Эми, раскатывавшая в это время на кухне тесто, засмеялась.

— Старый лис! Бессовестный шалопай! Ну и хитрюга! — бормотала она, качая головой.

Гризельда, к которой вернулось хорошее настроение, перепрыгнула через канаву и помчалась вниз по склону. Она сорвала с головы платок, сбросила плащ и вскинула его вверх, словно парус, подхваченный ветром. Задыхаясь и смеясь, она остановилась, бросила плащ на траву и рухнула на него. Волосы волной огня и мрака стекали с ее плеч. В долине перед ней облака толпились над ручьем, позади до самого неба поднималась пылающая стена дрока. Казалось, все певчие птицы Ирландии заливались вокруг.

Подняв глаза, она увидела рядом с собой Шауна. Он протянул к ней руку, на этот раз без перчатки, и медленно опустился на колени. Она хотела броситься к нему и в то же время страстно пожелала исчезнуть, скрыться отсюда. Стоя на коленях, Шаун придвинулся ближе. Она почувствовала прикосновение его рук — сначала одной, затем другой. Сердце у Гризельды грохотало так же сильно, как цилиндры мотора, как море, и его стук отдавался в ее голове, во всем теле. Что-то огромное заполнило ее грудь, не позволяя ей вздохнуть. Шаун обнял ее и прижал к себе, едва не сломав кости. Запрокинув голову, она мотала ею вправо и влево, словно Ардан, твердивший «нет. нет. нет.». Обнимая ее, он опустился на плащ, и теперь только их головы возвышались над травой, и отблеск золотых цветов дрока скользил по их лицам. Перед тем как закрыть глаза, она на мгновение увидела его глаза, огромные, с нежностью смотревшие на нее. Она ухватилась за этот взгляд всем существом, чтобы получить, наконец, все, что она ждала, что сейчас нахлынуло на нее и увлекало с собой; это было то, что она всегда видела в мечтах: корабль, его капитан и далекая звезда.