Читаем без скачивания Царевич Алексей - Николай Павленко

В том же духе составлено было и личное письмо Петра цесарю Карлу VI от 10 июля 1717 года, которое Толстой должен был вручить цесарю во время частной аудиенции. Начинается письмо словами благодарности цесарю за то, что тот (как он сообщал в письме от 12 мая) обещает «сына моего Алексея не допустить в неприятельские руки впасть». Однако далее Петр выражает удивление, что цесарь не объявил ему о пребывании Алексея в своих владениях и продолжает содержать царевича под крепким караулом — сначала в Тирольской крепости Эренберг, а затем и в Неаполе. «Ваше цесарское величество можете сами рассудить, коль чувственно то нам, яко отцу, быть имеет, что наш первородный сын, показав нам такое непослушание и уехав из воли нашей, потом содержится под другою протекциею или арестом, чего подлинно не можем признать и желаем на то от вашего величества изъяснения». Петр извещал цесаря, что он отправил к нему тайного советника Толстого, которому повелел «о всем, касающемся того дела, пространно вашему величеству на приватной аудиенции донести, також и сына нашего видеть и письменно и изустно волю нашу и отеческое увещание оному объявить». Царь надеялся, что цесарь не откажет в просьбе отпустить сына. Заканчивается же письмо скрытой угрозой: царь ожидает скорой резолюции, «дабы мы свои меры потом восприять могли».

Передано было Толстому и собственноручное письмо царя сыну, написанное в тот же день, что и письмо императору. (Его содержание будет приведено в следующей главе.)

Толстой прибыл в Вену 26 июля 1717 года и свое пребывание в столице империи ознаменовал энергичными действиями. 29 июля он добился аудиенции у цесаря, на которой присутствовали также Румянцев и Веселовский. Толстой вручил цесарю письмо царя и в «учтивых терминах» изложил все, что ему было известно о месте пребывания царевича. Это известие стало полной неожиданностью для венского двора: здесь были уверены, что местопребывание царевича сохранно в полной тайне. Тем не менее цесарь выразил благодарность царю за его желание поддерживать с ним дружбу, но от ответа по существу уклонился, ограничившись обещанием дать его как можно скорее и «ко удовольствию вашему».

На следующий день Петр Андреевич отправился к матери покойной кронпринцессы Шарлотты герцогине Вольфенбюттельской. Та приняла Толстого «приятно», заявила, лукавя или вправду, что ей ничего не известно о том, где находится царевич, но «обещала о том трудиться, чтобы сие дело прекратить, не допустить до ссоры, и что она в том деле сама заинтересована так близким свойством и долженствует искать всяких способов, чтоб де мне сделать такое славное дело, еже бы такого великого монарха примирить с сыном его». На это Толстой ответил, что единственное средство примирения состоит в том, чтобы цесарь отпустил царевича с ним, Толстым, домой. Если же царевич останется во владениях цесаря, то царь предаст его проклятию. Герцогиня, выслушав угрозу, «зело усумнилась» и ответствовала: «Сохрани де Бог, чтоб до сего не дошло, понеже де сия клятва упадет и на моих внучат». Впоследствии Толстой еще раз посетил герцогиню, которая, по его словам, «показывается весьма прилежно, чтоб сие дело окончить по желанию вашего величества». Так, она обещала написать (и действительно написала) письмо к царевичу. В натуре своего зятя она, похоже, разобралась лучше, чем Петр. «Я де натуру царевичеву знаю, — говорила она Толстому, — и мнится де, что ваше величество изволяет трудиться напрасно, чтоб де царевича принуждать к воинским делам, понеже он лучше желает иметь в руках своих четки, нежели пистоли; только де то мне безмерно печально, чтоб немилость и клятва вашего величества на внука ее не упала; и обнадеживала притом доброжелательством своим к вашему величеству во всех случаях».

От герцогини Толстой по ее совету отправился к министру Зинцендорфу (к другим министрам она обращаться не рекомендовала), которому изложил возможные последствия, «ежели вскоре сына вашего со мною вашему величеству не отошлют». Зинцендорф положительного ответа не дал, заявив, что «вскоре цесарь учинит ответ», а до того он с ним «говорить не может».

В донесении, из которого извлечены приведенные выше сведения, Толстой высказал царю и свое «слабое мнение»: ни в коем случае не соглашаться на посредническую роль цесаря, «понеже, государь, Бог ведает, какие кондиции он предлагать будет. К тому же между вашим величеством и сыном вашим какому быть посредству?!».

Между тем для обсуждения письма Петра и составления официального ответа император созвал особую Конференцию из наиболее приближенных к нему министров. «Рассмотрев каждый термин царского письма к цесарю, столь важного по содержанию», Конференция пришла к следующим решениям, одобренным императором.

Во-первых, скрывать тайну царевича уже не представляется возможным, а потому остается признать, что Алексей находится в цесарских владениях. Однако объяснить причину, по которой цесарь принял его, надлежит тем, что «надеялись оказать царю услугу, устраняя опасность попасть царевичу в неприятельские руки, и тем более без нарушения народного (то есть международного. — Н. П.) права могла принять столь высокую особу, что она с вами в свойстве». «Царю же неправильно донесено, что сына его перевозят как арестанта; по его собственному желанию старались доставить ему уединенное и безопасное убежище и трактовали его как принца».

Во-вторых, что касается поездки Толстого и Румянцева в Неаполь для встречи с царевичем, то Конференция приняла решение дозволить посланцам царя ехать в Неаполь, видеться с царевичем и говорить с ним. При этом члены Конференции, как им казалось, приняли весьма хитроумное решение: «В этих пересылках и переписках выиграется время и, смотря по тому, как кончится нынешний поход царя, можно будет говорить с ним (с царем. — Н. П.) смелее или скромнее». В то же время Конференция признавала, что затеяла очень опасную игру с царем, допуская, что он может вторгнуться на территорию Волфенбюттельского герцогства «и там остаться до выдачи ему сына; а по своему характеру он может ворваться и в Богемию, где волнующаяся чернь легко к нему пристанет».

В тот же день граф Зинцендорф принял Толстого, Румянцева и Веселовского и сообщил им о принятом решении. В обстоятельном послании, отправленном Петру 10 августа, Толстой и Румянцев, со слов Зинцендорфа, сообщили некоторые дополнительные подробности о позиции венского двора. Так, оказывается, решение о предоставлении царевичу убежища принималось не только для того, чтобы предотвратить его пленение неприятелем, но и с намерением, «чтоб де происшедшие несогласия между вашим величеством и сыном вашим не допустить знать другим». Более подробно изложены причины отказа выдать царевича: «Того де цесарю учинить невозможно, чтоб его неволею послать, понеже де то будет предосудительно его цесарской власти и противно всесветным правам, и будет то за знак варварства».