Читаем без скачивания Американский пирог - Майкл Уэст

— Я хотел проведать Джо-Нелл Мак-Брум, — ответил мужчина. — Джо-Нелл, крошка! Ты слышишь меня? Я притащил тебе цветов! Смотри, какие клевые розочки продают у нас в «Винн-Дикси»!

— Сэр, часы приема окончены, — рявкнула мисс Детройт.

— Но я лишь на минуточку, — ответил парень. — На одну-единственную.

— Вы ей родственник?

— Ну, не совсем…

— Тогда, боюсь, вам придется уйти, сэр.

— Ну пожалуйста. Я только погляжу на нее. Мне очень нужно.

— Простите, но ей нужно отдыхать.

— А она поправится?

— Простите, об этом надо говорить с ее врачом.

— Но вы ей скажете, что я приходил? И отдадите цветочки?

Послышался глубокий вздох, а затем унылое шарканье. Потом кто-то гулко зашагал по кафелю. «Сэр? — подумала я. — Давай, ныряй ко мне, малыш! Ныряй, водичка теплая, как в ванне». Невероятным усилием я открыла глаза и, клянусь господом, на миг увидела затылок моего ковбоя, малыша Джесси из «Старлайта». Он уходил от меня прямо по воде, навстречу закату.

Затем медсестра закрыла двери, и он исчез. А эта мегера подошла к мусорному ведру и швырнула в него мои розы.

— Эй, ты! — заорала я. — Янки-медсестра!

Мисс Детройт обернулась, удивленно подняв брови.

— Что? — спросила она.

— Кто это был? — крикнула я.

— Он не представился.

— Отдай мои цветы. Я видела, что ты с ними сотворила!

— Простите, но это запрещено больничным уставом, — отрезала она и задернула мою занавеску по самую стену. Железные кольца при этом противно скрипнули о карниз. Не будь я такой одуревшей, я бы засунула в задницу этой мымре и ее чертов устав, и даже мои «клевые розочки». Богом клянусь!

ФРЕДДИ

В субботу мы с Минервой возились на кухне и налепили бездну пирожков с тушеной курятиной. Мои джинсы основательно перепачкались мукой, а под ногтями скопились белые полумесяцы куриного жира. Элинор сидела на высокой табуретке и обжимала края пирожков. Минерва затеяла выпекать каждый из них в миниатюрной алюминиевой формочке, из тех, в каких продают выпечку в «Винн-Дикси». Потом она собиралась раздать их всем затворницам Таллулы и округа, а остатки снабдить ярлычками и заморозить в одной из своих многочисленных морозилок — «похоронных морозилок», как мы их называем.

— Многие считают, что пирожки с курятиной — не лучшая еда для похорон, — поведала она мне, — но в промозглый-то вечер они так чудесно согревают и сердце, и душу.

Я согласилась. Сдобное тесто получалось у нее таким пышным, какого мне никогда не удавалось приготовить (кулинар из меня, сами понимаете, не бог весть какой). Курицу она отваривала в бульоне вместе со свежим луком, петрушкой, сельдереем, перцем и одним-единственным лавровым листком. Когда я пыталась выжать из нее точный рецепт, она только пожимала плечами: «Ой, даже и не знаю, сколько туда идет чеснока — где-то с пол-ложечки, чайной. Хотя иногда я кладу и столовую ложку. Все зависит оттого, что готовишь: ведь куриные похлебки не люди и вовсе не созданы равными. Одни — для простуженных и больных гриппом, другие — для скорбящих страдальцев. Так что сама смотри, куда сколько чеснока».

Тут раздались две короткие трели дверного звонка, и Элинор протяжно вздохнула.

— Иду, — крикнула она, ковыляя по коридору.

Спустя минуту послышалось женское хихиканье; оно неслось по коридору и приближалось к кухне. Обернувшись, я увидела возникшую в дверях приземистую блондинку в красной плиссированной юбке, едва натянутой на объемистый зад. Ее огромная голова напоминала надутый до отказа воздушный шар. Двухдюймовый слой туши на ресницах, тяжелые золотые серьги и пышно начесанная шевелюра, усиливающая эффект начальной стадии гидроцефалии.

— Привет, подруга! — прокричала она мне, просияв. За ее спиной Элинор только развела руками, словно желая сказать: «Я пыталась остановить ее».

— Привет, — холодно ответила я и попыталась понять, кто передо мной. Но у меня ничего не вышло.

— Это я, — крикнула она, протягивая мне руку с ярко-красными накладными ногтями, — Сисси!

— Ах, ну конечно, — ответила я. По правде говоря, я не узнала бы ее ни за что на свете. Опасаясь ее объятий, я показала свои заляпанные руки. — Я бы пожала тебе руку, но вся в тесте.

— Привет, Сисси, — сказала Минерва, поправляя очки белой от муки рукой, — какая ты нарядная!

— Ах, ты моя красавица! — Сисси развернулась и принялась тискать ее. — Что, как всегда стряпаешь?

— Именно так.

— Никак кто-то помер? — Сисси наморщила лоб.

— Да ничего подобного! — удивилась Минерва.

— Мой муж говорит, что ты днюешь и ночуешь в больнице. — Сисси отпустила Минерву и обернулась ко мне: — Ах, ну какая же ты негодница! Занялась готовкой и даже думать забыла о моей вечеринке.

— Вечеринке? — У меня руки опустились.

— Как не стыдно, подруга! Ведь ты приглашена, — и она погрозила мне пальчиком. — Ну да ничего страшного. Накинь какое-нибудь платьице, причешись и поехали.

— Поехали? — спросила Элинор, наклоняя голову. — Но куда?

— Да на мою рождественскую вечеринку! — Сисси даже захлопала в ладоши. — А зачем, по-твоему, я приперлась в вашу кондитерскую и накупила столько печенья, сырных палочек и фруктовых пирожных?

— Я никуда не поеду, — отрезала Элинор. На ее щеках запылали два красных пятна.

Сисси поглядела на меня:

— Не хочу тебя торопить, но не могла бы ты собраться за пять минут? Или мне лучше докупить пока всякой всячины и заехать попозже? Скажем, часов в пять или в полшестого?

— Сисси, я не могу к тебе прийти, — сказала я.

— Но почему? — Ее глаза округлились от изумления. Сжав руки, она приложила их к подбородку.

— Просто не могу.

— Но ты же обещала!

— У меня сегодня куча дел, — ответила я, чувствуя, что сейчас начнутся угрозы.

— Что ж, я без тебя не уеду. — Она забралась на табурет и положила ногу на ногу. Ее колено прошелестело под тафтой. — Отказ не принимается. Ты ведь почетная гостья. И если не поедешь ко мне, я проведу вечеринку прямо здесь, у тебя.

— Только не это! — взвыла Элинор.

— Выбор за Фредди. — Глаза Сисси победно сверкали. — Так что, подруга? У тебя или у меня?

— Это шантаж, — возмутилась я.

— Ага! Я в нем спец не хуже старины Зорге, — радовалась Сисси, — хотя нет, его-то конек — шпионаж. Вечно я все на свете путаю.

Когда Сисси умчалась в спальню, я стала бродить по ее дому, то и дело уворачиваясь от собачки породы чихуахуа, которая кидалась на меня из-под стульев и диванов. Комнаты были оформлены в причудливом стиле, напоминавшем барокко. Повсюду стояли столы, отделанные шпоном под вишневое дерево, а окна были убраны тюлем и тафтой. Здесь все еще царил рождественский дух: я насчитала шесть искусственных елок в «тематических» украшениях: елка на кухне была увешана лимонными и апельсинными цукатами, тянучками и песочным печеньем. Ту, что стояла посреди комнаты во флоридском стиле, украсили морскими ракушками; елка в гостиной пестрела магнолиями и гирляндами из всевозможных цветов. Кроме того, тут было по отдельной елке для каждого из детей и даже крошечное деревце для чихуахуа (на нем болтался фигурный корм, кусочки которого были подвешены так, чтобы маленький воришка не мог до них допрыгнуть).

Дом так и звенел от обилия хрустальных ангелочков и многофигурных композиций, изображающих Рождество. Неудивительно, что все великолепие до сих пор не убрали: на это уйдет не меньше полугода. Поскольку мы с Сэмом проводим этот праздник в Нижней Калифорнии, все связанные с ним хлопоты обходят нас стороной: Мексика спасает нас от целого месяца угрызений совести. Мистер Эспай, по которому мы очень скучаем, последний из ковбоев северного побережья и проводит рождественское утро, сгоняя своих овец. Он постоянно твердит, что мы удираем в Мексику, чтобы не маяться с покупкой елки. И по правде говоря, битком набитые магазины Сан-Франциско и Петалумы действительно наводят на мысли о побеге. В Нижней Калифорнии мы работаем по четырнадцать часов в сутки: фотографируем, ведем записи и сравниваем свои результаты с данными последних десяти лет. Иногда во время ужина в Герреро-Негро мы вдруг слышим, что по радио твердят: Feliz Natividad![17] — и с ужасом вскрикиваем: «Господи, да ведь уже Рождество!» А затем заказываем Enscdada de Noche Buena[18] и мексиканский шоколад. Мы очень далеки от религии, но от души восхищаемся неподдельно веселыми торжествами в Герреро-Негро, где всю неделю перед Рождеством ребятишки устраивают шествия-посадас, одеваются Марией и Иосифом и разыгрывают их странствие в Вифлеем. А уж как хороши полные леденцов пиньятас[19] и красно-зеленая сальса, которую подают в это время в кафе!