Читаем без скачивания Поцелуй богов - Адриан Гилл

— Послушайте, Айсис, а почему бы вам с нами не выпить? Вы здесь с приятелями?

— Нет-нет. Только со своим менеджером и одним журналистом. Но они уже набрались и норовят достать себе травки и девочек. Я здесь на рекламной съемке.

— Ты в рейтинговой десятке, — расплылась в улыбке Скай. Внезапно она превратилась в главного эксперта.

— В семи странах. Но одна из них Люксембург, так что можно считать, в шести с половиной. Я только что слышала, что наш альбом стал золотым. Вот почему мы пьем. Его как раз сейчас играют.

Это решило дело. Девушка была одной из них. И оказалась достойной присоединиться к знаменитостям.

— Извините, вы обсуждаете что-то серьезное?

— Нет-нет, — поспешил с ответом Оливер. — Я как раз хотел предложить тост. Прошу наполнить бокалы. За Антигону и Ли Монтану, двух великих героинь вне времени. Антигону и Ли Монтану в одном лице.

— Вы собираетесь играть Антигону?

— Похоже на то, — улыбнулась Ли.

— Бесподобно! Я очень люблю эту пьесу! Вы прекрасно подходите. Версию Ануйя?

Ли промолчала. За нее отозвался Сту:

— В основном да. Вы с ней знакомы?

— Играла в школе. Антигону.

— Забавно, — буркнул Джон. — А я Хора.

Ли метнула на него взгляд, смысла которого он не понял, но ощутил, что им недовольны.

— Пошли к дому, разляжемся вокруг бассейна, — предложил Лео. — Здешнее место слишком смахивает на уголок зверопеттинга.

— Кстати, искупаемся, — холодно улыбнулась Ли.

Появился счет, и Джон вцепился в него обеими руками.

Ему никогда не приходилось платить за такую ораву людей. Удовлетворение оказалось чрезвычайным, даже если деньги были вовсе не его. Сумма театральна, отвратительна, смешна. Джон добавил 15 процентов чаевых за обслуживание и лихо расписался. Но никто не заметил, ни на кого это не произвело впечатления.

Все лежали на солнце. Оливер и Сту затерли Ли в угол и заставили обсуждать грим. Джон готов был поспорить, что они ей изрядно наскучили — ее внимание быстро рассеивалось. Мужчины хотели многое сказать и делали это не самым быстрым способом. А Ли никто бы не назвал благодатной слушательницей.

— Милейшие, я не на публике.

Джон подумал, не спасти ли ее, но отказался от своего намерения. Раз хочешь играть в театре, терпи паточное бормотание продюсера и гундосый голос директора. И еще его заинтриговала Айсис. Он глаз не мог оторвать от нее — поджарой и гибкой, с длинными пальцами, с выражением ленивой самоуверенности и явно победной улыбкой. Она была очень, очень сексуальна — девушка типа Петры, только если бы Петра была не Петрой. Джон выкинул мысль из головы.

— Смотрите, что я нашел! — От дома семенил Лео. — Альбом Айсис. Он был у Каспера.

Из динамиков выплескивалась музыка, усиленный электронной акустикой хриплый, раскатистый голос брал пронизывающе высокие ноты. Джон узнал мелодию: она гремела из колонок в пабе, в магазинах джинсовой одежды, из автолавок и телевизоров. Вот она какая великая демократическая штука — эта поп-музыка. Народная культура, признаете вы ее или нет. Повелительница трудящихся. Нет такого человека, который бы не окунался в нее. Айсис лежала у мелкого края бассейна, свесив руки через поручень. А Ли перевернулась на спину и прикрыла ладонями глаза. С каждого ее бока, словно переговариваясь сквозь сетку, горячо бубнили театральные деятели.

— Так вы кто? — Айсис подошла и села рядом с Джоном.

— Джон Дарт.

— Приятель Ли? Я слышала, как вы называли ее по имени.

— Вроде бы… Да, так и есть.

— И вы в бизнесе?

— Кино? Нет, я поэт.

— Настоящий? Фантастика! Бесподобно!

— А работаю в книжном магазине.

— Неужели? Я тоже работала в книжном магазине. Там продавалось много всего, но и записи тоже. В Форфаре. Ужас. Невероятная скука.

— Не уверен, что смогу вернуться.

— Понимаю. Вас это портит. — Айсис показала рукой на бассейн, дом, пейзаж и безоблачное голубое небо. — Не только вас. Это портит все остальное.

— Да. Я только недавно об этом думал.

— Но это не альтернатива. Не на каждый день. Не жизненное предназначение.

— Жизненное предназначение?

— Ну да. Посмотрите на нас вокруг бассейна. Странное сборище. Вы и Ли, Оливер, потом этот директор, превратившая себя в жирное жаркое затраханная недоросль; обтянутая протравленной сыромятной кожей доска на ходулях, которая зовется ее мачехой, и Лео. Каков он, когда у себя дома? Я предполагаю, это все-таки дом, а не самая дорогая в мире дурная шутка.

— Миллионер, порнограф и еврейский филантроп.

— Как же я не догадалась? Так вот почему мы собрались? Обстановка дружественная, но мы не друзья. Когда ко мне забегает приятель с компанией пропустить стаканчик, атмосфера совсем иная. Надо добиваться гомогенности. В этом и заключается жизненное предназначение. Дело не только в деньгах.

— Нет. В избранности, — согласился Джон.

— Вы так считаете? Тогда я вне конкуренции.

— Не хотите стать избранной?

— Это замечательно. Семнадцать лет денно и нощно молюсь. Но не привыкла к избранности. Была знаменитой минут пять, в прошлом году не попала в «Кто есть кто» в Ангусе, а по утрам одеваюсь так, как угодно моим фанатам.

— Вы просто всем пресыщены.

— Полагаете? Вы специалист?

— Нет. Но нетрудно предположить.

— Так же нетрудно, как подписать за всех счет?

— Вы заметили?

— Знаю эту позу: начхать-мне-на всех, и тут же: а кто заметил? Я рада, что не настолько пресыщена, чтобы не восхищаться Ли Монтаной. В моем понимании она и есть воплощение настоящей звездности. Любила ее много лет. По-настоящему. До слез в подушку и мокрых трусов. Не хочу пресыщаться по ее поводу.

— Вы лесбиянка?

— Нет, — рассмеялась Айсис. — Когда выдается время, трахаюсь с парнем. Но мне хочется поцеловать ее в губы. Наверное, я бисексуалка: могу общаться с мужчинами и богинями. Такими, как Ли Монтана, Мэрилин Монро, Пэтти Смит, со святой Терезой Авильской. Да, еще с Бетти Буп.

Джон смотрел, как она смеялась, и рассмеялся сам.

— Вы не считаете, что они — сверхновые звезды огромной величины? Стали всеполыми и преодолели род? Могли бы вы растаять в объятиях Кэри Гранта? Или провести ночь с Полем Робсоном или Китсом?

— Только не с Китсом. Он своим кашлем не даст уснуть.

— Но вы понимаете, о чем я говорю? Обычные законы неприменимы, если ты фан, если обожаешь своего кумира. А что у вас за стихи?

— Лирика, немного созерцательная. Очень старомодная и унылая.

— Это мое. У вас что-нибудь есть с собой? Можно посмотреть?

— Вам не понравится. Сырятина. Я над ними еще работаю. И не знаю, хороши они или нет.

Но показать ему хотелось. Бегом, а не шагом. Такое обуревало желание, чтобы она их посмотрела. Вознамерился повыставляться. Если на этом тюленьем лежбище все выставлялы, почему не покрасоваться и ему? Джона раздражало, что Ли ни разу не спросила его о стихах. Он каждый день работал, а она не потребовала: «Прочти-ка мне что-нибудь». Поэзия — его хобби, сотворенная из спичек модель Биг Бена. Поэтому он привел Айсис в свою комнату, и она села на его кровать.

— Лучше я сам почитаю. Они еще не отшлифованные.

Джон опустился рядом и начал негромко декламировать.

Когда поэзия впервые воплощается в звуки, наступает волнующий момент. Такое слышат немногие. Словно редкая птица вылетает из гнезда. Только что нелепое соединение красивых перьев и клюва становится бытием. Премьера стихотворения свершается в великолепии тихого полушепота. Представьте, что вы первый, кто слышит пролог «Илиады» или «Потерянный рай». Или вас спрашивают: «Что вы думаете вот об этом?» — «В стране Ксанад благословенной//Дворец построил „Кубла-хан“»[44]. Хлопанье крыльев изменяет культурный климат. Звучала, конечно, не элегия «Сельское кладбище»[45] или «Гимн обреченной молодости»[46], но, слушая собственные строки, Джон понимал, что они хороши — лучше, чем он когда-либо писал.

После третьего стихотворения он поднял глаза.

— Извините, я вас утомил. Сейчас кончаю.

— Нет. Они потрясающи. В самом деле очень хороши. Особенно последнее, о любви. Мне очень понравилось. Вы не дадите копию?

— Не знаю. Оно еще не доделано. Надо подшлифовать.

— Ничего не надо. Стихотворение закончено. Оставьте его в покое. Так вы мне дадите?

Джон расплылся в улыбке и покраснел:

— Если хотите. — Сел и переписал три коротких стихотворения.

Они поговорили о поэзии и прозе. Айсис была не так начитанна, как он, но зато читала с большим чувством. Она шла на приступ книг с евангелическим неистовством, хватала Джона за руки, вскрикивала. Они обсудили «Антигону», школу, учителей, что значило расти провинциалом, какие конфеты покупали, когда были маленькими, как хотели удрать; свои магазины, типажи покупателей. И не заметили, как стало смеркаться.