Читаем без скачивания Петр Окаянный. Палач на троне - Андрей Буровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не буду спорить — были ли это просто бродяги, которые сперли корабль и притворились купцами, или до такого состояния было доведено купечество. Важно — других случаев торговли готовыми товарами не было вообще.
Если так обращались с предпринимателями, то уж тем более рабочие на всех без исключения мануфактурах при Петре стали бесправными рабами. Ушли в прошлое времена, когда цари позволяли набирать «всяких людей по доброте, а не в неволю». Да и не стало в Московии людей, которые не тянут ни службы, ни тягла — как раз тех, кто легче всего мог бы наняться в рабочие или стать мастером или инженером, то есть специалистом.
Теперь этих людей вовсе не привлекали «добром», а «отсылали в работу навечно». «Гулящий человек», уже психологически, может быть, и готовый стать заводским рабочим, становился на том же заводе рабом… Беглые от помещиков крестьяне находили себе пристанище на заводах, при Петре их запрещено было возвращать… Ценой потери ими той самой свободы, которую они искали, став рабочими.
Для обеспечения заводов рабочей силой Петр отдавал деревни и целые волости в заводские крестьяне — называя вещи своими именами, в крепостные рабы. С 1721 года даже недворяне имели право покупать деревни для обеспечения заводов рабочей силой.
Гулящие люди бежали с заводов на Дон и на Север, резали мастеров, ломали машины и поджигали заводы. Приписанные к заводам крестьяне рубили себе и своим детям руки и ноги, чтобы не идти на завод. Их ловили, били кнутом, ссылали, клеймили, заковывали в кандалы, вешали для устрашения прочих. Виселица с трупами в разной степени разложения стала обычной частью пейзажа заводов и мануфактур (как и «строек века», разумеется). Рабочие в Воронеже на вопрос царя, какие, мол, будут пожелания, попросили одного: снять трупы с виселицы. «А то как ветер с той стороны, и кусок в горло не лезет».
Уже после Петра его племянница и во многом продолжательница его дела, Анна Ивановна, в 1736 году объявила всех вообще работников на всех предприятиях Российской империи закрепленными за фабрикантами «навечно и с потомством».
Все это имело два следствия: было пресечено развитие русского рабочего класса, вольных мастеровых, вообще лично свободных людей, и исчез один из «островков свободы», каких много было в XVII веке.
И второе — такая промышленность была обречена на отставание. Сказалось это уже при жизни Петра, и как раз в тех областях производства, которые он считал приоритетными. В 1690 году, не успев посадить сестрицу на престол, Лев Кириллович Нарышкин «прихватизировал» ни много ни мало 8 каширских заводов. Их законный владелец, Андрей Марселиус, помер своей смертью, тут все чисто, заводы отошли в казну, но вопрос — почему поживиться ими должен был именно Кот Кириллович? Только потому, что брат царицы.
И так разорил эти заводы Лев Кириллович, что в 1720 году из 8 заводов не на бумаге, а в реальности существовало только два, а с этих двух все квалифицированные люди давно разбежались. В 1720 году заводы Александра Львовича Нарышкина, сына и наследника Кота Кирилловича, дяди Петра по матери, дали, при 1160 человеках работающих, 15 тысяч фузей, 4 тысячи пистолетов, 12 тысяч шпаг.
В 1670-е годы частные заводы давали в пять раз больше продукции. Уже в 1646 году Московия продавала орудийные стволы! Теперь не так…
А ведь это все — только начало. Пока государство, истребляя собственный народ, расточая недра и леса, как-то поддерживает на плаву такое, заведомо неэффективное, безвыгодное производство — все еще как-то может существовать. Но вот помирает Петр, а у его наследников нет ни средств, ни особой охоты финансировать любой ценой его игрушки в виде флота или никчемные производства. И начинается долгая мучительная агония…
Сколько восторженных криков издали любители «прыгать из первого месяца беременности в девятый» по поводу уральских заводов! Вот, мол, по железной воле Петра и гению Демидова создавались заводы в глуши, среди полного безлюдья, и эти заводы снабжали чугуном чуть ли не всю Европу!
Вот именно — чугуном… Причем чугуном низкого качества, который иностранцы покупали как сырье и тут же пускали в переплавку. Фактически заводы Демидова выпускали сырье, удобное для транспортировки, а вовсе не готовую продукцию; на них обогащали руду, превращали ее в скверный чугун и везли его на другой конец Европы, в Шеффилд или в Эдинбург. Там чугун превращали в сталь, изготавливали из нее все, что только делается из классного железа, и продавали… в том числе и в Российскую империю.
А где же русские мастера, делавшие в Туле, Серпухове и Кашире сталь-уклад еще в 1640—1650-е годы?! Думаю, неплохо бы поискать этих мастеров в тех свальных братских могилах, где закапывали строителей Таганрога, Волгодона, Рогервика, Невской канавки. А уцелевшие не имели ни времени, ни сил, ни прав делать то, что они умеют. Московия первых Романовых вырастила этих мастеров; Российская империя Петра их погубила.
Как там у нас насчет прогресса, господа?!
В общем, нет ничего более далекого от действительности, нежели оценка С.М. Соловьева: «Внутреннее спокойствие и внешняя безопасность посредством хорошо устроенного войска и обогащение страны посредством торговли — вот две цели Петра, как он это ярко выразил в знаменитом манифесте своем о вызове иностранцев в апреле 1702 года» [44].
В январе 1704 года, правда, грянул указ о строительстве в Москве каменных домов, фасадом не на двор, а на улицу. Кто не мог построить такой дом, должен был продавать свой участок земли. Известно и число домов, построенных по этому указу, — «больше ста». Напомню, что при Софье и Голицыне в Москве построено больше трех тысяч каменных домов — безо всяких указов и прочих административных восторгов. Комментарии нужны?
Средства реформПро разорение страны при Петре писали много и убедительно. Известна цифра, названная П.Н. Милюковым: мол, к 1710 году исчезло 20 % тяглого населения Московии. Интересно, что до него называлась цифра еще более жуткая — 25 %, так что П.Н. Милюков еще несколько смягчил цифры, даваемые наукой его времени. Да еще Павел Николаевич считал, что не все из этих 20 % погибли — по крайней мере, третья часть тех, кого недосчитались, — просто беглые или ушли в разбойники.
Число разбойников при Петре действительно превосходит всякое воображение. Разбойничьи шайки контролировали приличные куски территории Российской империи — целые волости и провинции. Они вели неплохое хозяйство, а иные атаманы вели в бой сотни и тысячи людей, и утрачивается вообще представление, где тут разбойничьи шайки, а где повстанческие армии… Грань очень уж зыбкая.
В Орловской провинции разбойники выстроили укрепление военного образца и несли службу не хуже «потешных». В Лихвинском уезде разбойник Сиротка (имя и фамилия неизвестны) одел свою шайку в военные мундиры, а при себе держал почетный караул с ружьями и шпагами.
Под Воронежем сбежавшие от работ «разбойники» отбили у гвардейцев три полевых орудия и лихо стреляли из них по войскам, приходившим их «имать в неволю». Позже эти «разбойники», по одним данным, примкнули к донским казакам, по другим — исчезли в неизвестном направлении: то ли разошлись малыми группами по стране, то ли коллективно двинулись искать лучшую долю у башкир, в Сибири, а то и в степях нынешнего Казахстана, у ордынцев.
Страну разоряли, но Петру денег вечно не хватало, уже начиная с незабвенных времен Кожуховского похода и «стольного города Прешбурга». Был случай, когда Петр, чтобы послать очередную подачку саксонскому курфюрсту Августу, ставшему польским королем, забрал наличные деньги из нескольких контор (в том числе и частных), занял денег в Троицком монастыре, у купца Филантьева (отдал ли, история умалчивает), а последние 420 золотых одолжил у Меншикова (эти точно не отдал).
Одна из причин вечной нехватки денег — чудовищная расточительность Петра. Он всегда тратил в несколько раз больше, чем было необходимо, и всегда собирал больше, чем тратил на дело. Та же история с колоколами, из которых предполагалось делать пушки: ведь не больше 10 % содранных колоколов пошло в дело.
Не знаю, имеет ли это прямое отношение к экономике, но вот в чем Петр был совершенно виртуозен, так это в выжимании денег из своего собственного народа.
Я уже писал об удивительной службе фискалов, которые брали себе половину «отысканного». А с фискалами соперничали введенные гораздо раньше «прибыльщики». Это была совершенно официальная их служба — отыскивать решительно все, что только может приносить государству доход. Они и отыскивали, в том числе вводя новые налоги. При Петре налоговое бремя возросло, по одним данным, в пять раз, по другим — даже в пять с половиной.
Налоги, введенные Петром, можно перечислять очень долго, назову только некоторые: на огурцы, на арбузы, на гробы, на питьевую воду, на заключение брака, на рождение, на похороны, на пшеницу, на свечи, на владение лошади и на право ободрать собственную дохлую лошадь, на покупку кровати, на дрова, на печи с трубой, на… впрочем, я думаю, — достаточно!