Читаем без скачивания По агентурным данным - Фридрих Незнанский

Вот-вот, почувствуй, что такое душевная боль! Будешь знать, в кого следует влюбляться!

Лейтенант, посвистывая, направился к двери.

— Я в буфет, если вы не против, Виктория Михайловна, — язвительно сказал он.

Виктория рассеянно кивнула. Весь день, стуча по клавишам, отвечая на звонки, вопросы генерала, посетителей комендатуры, — весь этот длинный рабочий день она думала, как организовать побег.

Ее не занимало, почему Максим пошел на такой шаг, почему оказался среди грабителей — это выяснится позже. Главное сейчас — вызволить его из беды. Как назло, это был день приема граждан по личным вопросам и народу в приемной было очень много. Сидя в очереди, люди обсуждали ночное происшествие, и оно обрастало самыми невероятными подробностями. То говорили, что налетчиков пятеро и среди них есть женщина, то их становилось вдвое больше и оказывалось, что они поубивали чуть не целую роту НКВД. То, наоборот, всего двое, но таких матерых, что им удалось «завалить» троих человек охраны, перетаскать тяжеленные мешки на телегу и умчаться на лошадях. если бы не случайное появление машины с солдатами, убежали бы!

— А убитые есть?

— Нет, вроде нет.

— А я слышал, есть! Не то пятеро, не то шестеро.

— Главное, один из налетчиков совсем молодой! Лет двадцать! Вот ведь поскудники. Это что же завтра будет? И куда смотрят. В городе орудует банда.

Слушая эту бесконечную болтовню, Виктория едва не теряла сознание. Когда она в очередной раз прижала пыльцы к вискам, неприятно высокий, но властный голос прервал разговоры.

— Товарищи! Прекратите сеять панику! Банда обезврежена. А налетчиков было всего трое. И никто не убит! Что не снимает с них ответственности, разумеется. Сидят по камерам, голубчики. Так что, знаете ли. Не надо вот это вот. И секретарю работать мешаете, — он внимательно посмотрел на Викторию.

— А вы откуда, простите, знаете?

— А я там работаю! В тюрьме! Еще вопросы есть? Тогда извините.

Он уткнулся в газету. Виктория продолжала работать, изредка поднимая глаза на сотрудника городской тюрьмы. Круглое лицо, невыразительные рыбьи глаза под тяжелыми веками. Неприятное лицо.

Мужчина оказался последним посетителем, когда он вышел из кабинета коменданта, рабочий день закончился.

— Вита, вы свободны, — отпустил ее генерал.

Она быстро убрала бумаги в сейф, подхватила сумочку и кинулась на улицу, по которой, не торопясь, шел тот самый сотрудник тюрьмы, который ее так интересовал. Конечно, среди сотрудников этого учреждения были люди, которые могли помочь Максиму, но это были люди Курта, а его она пока ни в коем случае не хотела посвящать в эту историю, — иначе ее возлюбленному угрожала бы смертельная опасность — майор ревнив и жесток.

Она шла за грузным мужчиной, не зная, как и с чего начать разговор, но неожиданно он сам остановился возле киоска с газированной водой, попросил стакан с клюквенным сиропом и отошел в сторону. Девушка немедленно сделала то же самое, подошла к мужчине, сказала первое, что пришло в голову:

— Какой жаркий день!

— Да уж. Но вы ведь не за этим ко мне подошли, Виктория Михайловна? У вас, я вижу, дело ко мне, так?

— Так.

— Здесь говорить нельзя.

— Да, да, конечно!

— Давайте через полчаса в сквере у площади Рынка.

Он вернул продавщице стакан и удалился.

Эти полчаса были для Виктории самыми длинным минутами в ее жизни. Она вспоминала погибшего из-за нее Пауля. Всю свою жизнь последних пяти лет, жизнь, отданную в чужие руки, подчиненную чужой воле. И вот теперь, когда ее сердце ожило, у нее хотят отнять ее любовь. Нет, нет и нет, чего бы это ей не стоило. Только бы он пришел на встречу! Только бы не обманул ее!

Виктория прогуливалась по аллеям сквера, глядя на целующиеся влюбленные парочки, на молодых мамаш, прогуливающих детей, на старушек, сидевших группками, похожими на нахохлившихся воробьев.

Мужчина сидел на уединенной скамейке, спрятанной в тени высокого дуба. Он читал газету. Виктория села рядом, вежливо спросив:

— Я не помешаю?

— Нет, Виктория Михайловна, — пряча лицо за газетой, отвечал он.

Девушка села, не зная, как начать разговор.

— Я так понимаю, вам нужна моя помощь?

— Да. Видите ли, в тюрьму попал близкий мне человек.

— Максим Орлов?

— Максим, да. Фамилию я, честно говоря, не знаю. Да, откуда вы.

— Профессия такая. А если честно, я видел его на стадионе, на репетиции праздника. Времени у нас мало, буду краток. Вы хотите, чтобы я организовал ему побег, так?

— Да, — выдохнула девушка.

— Это очень опасное предприятие, я многим рискую.

— Я заплачу! — жарко воскликнула Виктория.

— У вас много денег?

— Нет, собственно денег у меня нет, но есть очень дорогие фамильные драгоценности. Бриллиантовое колье, серьги — это очень дорого!

— И вы готовы все отдать за жизнь Орлова?

— Да!

— И даже не знали его фамилии! Любовь? Не отвечайте, вижу, что любовь. Вот оно как. — Он замолчал, думая о своем. Любовь, любовь. Он очень хорошо знал ее силу. Этот некрасивый, немолодой человек был отчаянно влюблен в женщину, которая никогда ему не принадлежала. Собственно, он любил еще в те времена, когда она была девчонкой, соседкой по двору. Он видел, как она взрослела, со щемящей тоской наблюдал за ее влюбленностями. Потом она вышла замуж за сверстника, и ему оставалось молча тосковать. Время от времени он встречался с разными женщинами, но это ничего не меняло в его душе, ни одна из них не смогла вытеснить из его сердца образ худенькой женщины, далеко не такой красавицы, что сидела сейчас рядом с ним. Но за печальные синие глаза единственной для него женщины, за то, чтобы они светились счастьем, а не печалью, — он готов был отдать жизнь. Потом началась война, ее муж погиб на фронте. Он предложил ей руку, сердце, квартиру, офицерский паек, преданность, заботу. Ей не нужно было ничего. Она любила мужа. А потом ее маленькую дочку сразил туберкулез. Теперь девочка погибала, а он должен был спасти ее жизнь. Понимал, что не купит любовь матери, да и не хотел покупать. Зато знал, что до конца своих дней она, единственно любимая им женщина, будет благодарить его и молиться за его душу.

— У меня, знаете ли, похожая история, — медленно заговорил он. — Туберкулез у. — он на секунду запнулся и твердо продолжил: — У дочери. Пять лет, любимица, радость моя. Врачи говорят, нужно ехать в Крым. На год или два. Говорят, появились какие-то антибиотики, очень дорогие, но, может быть, помогут. — Он вдруг сухо всхлипнул.

Виктория молчала, ждала, когда мужчина успокоится. Он достал платок, высморкался.

— Значит, так. Драгоценности принесете сюда же. Заверните во что-нибудь, сами понимаете.

— Да, да! Я сейчас же сбегаю. Я недалеко живу.

— Ну вот. Я их забираю, несу оценщику знакомому. Если это не стекляшки, а настоящие камни, через день-два я его выпущу. Это будет поздним вечером или ночью. И сразу же, слышите, немедленно, вы должны будете убрать его из города. Если бы не болезнь дочки, я бы с вами и говорить не стал.

— Мы уедем! Разумеется! Простите, но где гарантии, что.

— Что не обману вас? Заберу ваши камушки, а парня не выпущу? Нет у вас никаких гарантий! Более того, мы разговариваем наедине, так что я могу от каждого слова отказаться. А если вы вместе с камушками «хвост» притащите, никакой сделки не будет. Учтите, у меня глаз наметанный. Если все пройдет гладко, я сообщу вам, где и когда вы должны будете его встретить.

— Понятно. Простите, как вас.

— Никак. Не думаю, что наше знакомство будет длительным, так что обойдемся без имени-отчества… Я буду здесь еще сорок минут.

— Да-да, я мигом!

Она почти побежала домой, думая, что делать дальше, когда Максим будет на воле. Она не сомневалась в том, что неприятный мужчина ей поможет. Возможно, он наврал про болезнь дочери, но то, что интересуется камнями и, видимо, знает в них толк, было очевидно. И кто-то у него есть среди скупщиков. Почему вызвался помочь? Алчность — двигатель многих подлых или запретных дел. Уж она-то за годы двойной жизни узнала это прекрасно. Подкупить можно каждого или почти каждого. Дело лишь в цене вопроса. Обмануть не сможет, потому что она легко вычислит его по записям в журнале посетителей. Его заполняет Висницкий по паспортам граждан, которые пришли на прием. Поддельный паспорт? Это слишком замысловато. Не мог же он заранее знать, что ей понадобится его помощь. Так что неизвестно, кто больше рискует.

Но где скрыть Максима? В Дубровицах, вот где! Отвезти его прямо к Курту, то бишь к председателю сельсовета Мирославу Ивановичу, в его, так сказать, подпольную резиденцию. Кто такой Максим, чем она связана с ним — подходящую легенду можно сочинить позже.

Дед Шмаков шел травянистой дорогой в глубь леса. Ветер ровно шумел верхушками деревьев; в чистом крепком воздухе слышались только голоса природы. Казалось, в лесу этом нет никого, кроме птиц и зверей. Перед ним открылась большая, окаймленная белоствольными березами поляна. Неторная травянистая дорога проходила, не петляя, прямо по ее середине. Крохотные, совсем юные дубочки несмело выглядывали из высокой лопушистой травы. Почти в центре поляны, справа от дороги, тянулись поросли густого орешника. На одной из ветвей Шмаков увидел красный лоскуток. Это была вешка. Бабы, когда ходили по ягоды, завязывали на ветвях заранее заготовленные цветные лоскутки, чтобы не заблудиться, найти обратную дорогу. Дед наклонился, тщательно осмотрел траву. Примятость от двух пар ног указала ему дорогу. Он повернул от поляны направо, в сторону большого болота, именуемого в селе Треснины болота. Когда-то, лет десять тому назад, в темных его бочагах утонула Зойка Треснина, веселая и шумная бабенка.