Читаем без скачивания Дивергент - Вероника Рот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделала, – говорит она. – Я не могу навестить твоего брата, но ты сможешь, когда инициация завершится. И я хочу, чтобы ты нашла его и велела исследовать симуляционную сыворотку. Хорошо? Можешь сделать это для меня?
– Только если ты мне что-нибудь объяснишь, мама! – Я скрещиваю руки на груди. – Если ты хочешь, чтобы я провела целый день в лагере эрудитов, назови мне причину!
– Я не могу. Прости. – Она целует меня в щеку и убирает за ухо прядь волос, которая выбилась из моего пучка. – Мне пора. Ты будешь лучше выглядеть, если мы не проявим особой привязанности.
– Плевать мне, как я выгляжу, – отвечаю я.
– Напрасно, – возражает она. – Подозреваю, за тобой уже наблюдают.
Она уходит, а я слишком ошарашена, чтобы последовать за ней. В конце коридора она оборачивается и говорит:
– Съешь кусочек торта за меня, ладно? Шоколадного. Пальчики оближешь.
Она улыбается странной перекошенной улыбкой и добавляет:
– Я люблю тебя, помни.
И уходит.
Я стою одна в голубоватом свете лампы, висящей над головой, и понимаю: она уже была в нашем лагере. Она помнит этот коридор. Она знает механизм инициации.
Моя мать была лихачкой.
Глава 16
Днем я возвращаюсь в спальню, пока остальные проводят время с семьями, и вижу Ала. Он сидит на своей кровати и смотрит на пустое место на стене, где прежде висела доска. Четыре снял ее вчера, чтобы рассчитать наши ранги первой ступени.
– Вот ты где! – восклицаю я. – Родители тебя искали. Нашли?
Он качает головой.
Я сажусь рядом с ним на кровать. Моя нога как минимум вполовину тоньше, чем у него, даже теперь, когда мышцы окрепли. На Але черные шорты. Его колено фиолетово-синее и пересечено шрамом.
– Не хотел их видеть?
– Не хотел, чтобы они спрашивали, как у меня дела, – поясняет он. – Пришлось бы ответить, а они почувствовали бы ложь.
– Ну… – Я пытаюсь что-нибудь придумать. – А что не так с твоими делами?
Ал скрипуче смеется.
– Я проиграл все схватки, кроме первой с Уиллом. Я плохо справляюсь.
– Но ты проиграл их намеренно. Вот и сказал бы об этом.
Он качает головой.
– Папа всегда хотел, чтобы я оказался здесь. В смысле, родители говорили, что мне лучше остаться в Правдолюбии, но только потому, что должны были так говорить. Они всегда восхищались лихачами, и отец, и мать. Они не поняли бы моих объяснений.
– О! – Я барабаню пальцами по колену и поднимаю глаза на Ала. – Так вот почему ты выбрал Лихость? Из-за родителей?
Ал качает головой.
– Нет. Наверное, я выбрал ее потому… Мне кажется, очень важно оберегать людей. Вставать на их защиту. Как ты встала на мою. – Он улыбается мне. – Разве не так должны поступать лихачи? Разве не в этом суть отваги? Не в том… чтобы избивать людей просто так.
Я вспоминаю слова Четыре о том, что командная работа прежде была в почете у лихачей. Какой тогда была Лихость? Чему я научилась бы, будь я здесь, когда моя мама была лихачкой? Возможно, я не сломала бы нос Молли. И не угрожала сестре Уилла.
Я чувствую укол вины.
– Возможно, после инициации станет легче.
– К сожалению, я могу оказаться последним в списке, – отвечает Ал. – Сегодня вечером увидим, полагаю.
Некоторое время мы просто сидим рядом. Лучше быть здесь в тишине, чем в Яме, наблюдая, как все смеются со своими семьями.
Отец говорил, что иногда лучший способ кому-то помочь – просто быть рядом. Приятно совершать поступки, которыми он мог бы гордиться, как будто это искупает все мои поступки, которыми он гордиться не мог бы.
– Знаешь, рядом с тобой я становлюсь храбрее, – говорит Ал. – Словно действительно могу здесь прижиться, как ты.
Я собираюсь ответить, но тут он обнимает меня за плечи. Внезапно я замираю, мои щеки вспыхивают.
Я надеялась, что неправильно поняла чувства Ала. Но я не ошиблась.
Я не склоняюсь к нему. Напротив, подаюсь вперед, так что его рука падает. Затем я стискиваю руки на коленях.
– Трис, я… – начинает он.
Его голос напряжен. Я смотрю на него. Его лицо такое же красное, как и мое, судя по ощущениям, но он не плачет – просто выглядит смущенным.
– Гм… извини, – произносит он. – Я не пытался… Гм. Извини.
Я хотела бы заверить его, что в этом нет ничего личного. Я могла бы рассказать, что мои родители редко держались за руки даже в нашем собственном доме, так что я привыкла уклоняться от любых проявлений нежности, поскольку меня приучили воспринимать их всерьез. Возможно, если бы я сказала это, за его краской смущения не крылась бы боль.
Но разумеется, это личное. Он мой друг, но и только. Что может быть более личным?
Я вдыхаю и на выдохе заставляю себя улыбнуться.
– За что извинить? – Мой голос звучит достаточно небрежно.
Я смахиваю с джинсов несуществующие соринки и встаю.
– Мне пора.
Ал кивает и не смотрит на меня.
– Ты не слишком расстроился? – спрашиваю я. – В смысле… из-за родителей. Не из-за того…
Я умолкаю. Не знаю, до чего я иначе бы договорилась.
– А! Нет. – Он усердно кивает. – Увидимся, Трис.
Я стараюсь не слишком торопиться. Когда дверь спальни закрывается за мной, я прикладываю ладонь ко лбу и слегка усмехаюсь. Если отбросить неловкость, приятно кому-то нравиться.
Обсуждение визитов семей было бы слишком мучительным, поэтому единственная тема вечерних разговоров – наши окончательные ранги первой ступени. Каждый раз, когда кто-то поднимает ее рядом со мной, я смотрю в пространство и не обращаю внимания.
Мой ранг должен был немного повыситься, особенно после избиения Молли, но его все равно может не хватить, чтобы попасть в десятку лучших в конце инициации, тем более когда в таблицу включат неофитов-лихачей.
За ужином я сижу с Кристиной, Уиллом и Алом за столом в углу. За соседним столом – Питер, Дрю и Молли, что довольно неприятно. В нашей беседе наступает затишье, и я слышу каждое их слово. Они строят предположения о рангах. Кто бы мог подумать.
– Вам не разрешали держать домашних животных? – Кристина стучит ладонью по столу. – Но почему?
– Потому что они алогичны, – сухо поясняет Уилл. – Какой смысл предоставлять кров и пищу животному, которое портит мебель, распространяет по дому дурные запахи и рано или поздно умирает?
Мы с Алом встречаемся глазами, как всякий раз, когда Уилл и Кристина начинают ссориться. Но на этот раз наши взгляды скрещиваются и тут же расходятся. Надеюсь, неловкость между нами продлится недолго. Я хочу вернуть своего друга.
– Смысл в том… – Кристина умолкает и наклоняет голову. – Ну, они такие забавные. У меня был бульдог по кличке Ворчун. Как-то раз мы оставили жареную курицу на кухонной стойке, чтобы остыла, и, пока мама ходила в туалет, он стащил ее и сожрал, целиком, с костями и кожей. Мы так смеялись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});