Читаем без скачивания Сиверсия - Наталья Троицкая

– Ибо сказано в Писании: одних унесет мор, других поглотит пучина морская, а двое бедолаг погибнут от собственной глупости!

Смеркалось. Солнце утонуло за дальним лесом, и над дорогой сгустился фиолетовый сумрак, разбавленный дрожащим электрическим светом фар. Шоссе плавным виражом спускалось в низину, и временами, то там, то здесь, его заволакивал мутными кляксами серый туман. С ревом, недобрыми исполинами проносились мимо фуры, резко и властно выныривая фарами и огоньками опознавательных сигналов «Автопоезд» из мутной взвеси.

– Хрень какая-то! – все же вспылил Чаев. – Это ваши разборки, мужики! Я-то тут причем?!

– Ну, «соскочи»! Кто тебя держит! – заорал Сибирцев.

У разрыва бетонного разделительного барьера со знаком «Поворот налево запрещен» Чаев рванул машину влево. Под возмущенный визг тормозов и рев клаксонов встречных фур, он пересек два встречных потока, выехал на встречную обочину, и погнал машину вперед.

– Пристегнись, чтобы тело опознать можно было! – крикнул он ошалевшему от такого маневра Сибирцеву.

То держась обочины, то бешено лавируя во встречных потоках, он уходил «за флажки». Земля, дорога, машины – все летело мимо!

– Нам бы до поворота. Поворот сейчас будет! – крикнул Сибирцев. – Черт, если выживем…

Договорить он не успел. Резкий скрип, скрежет. Картинка смазалась, завертелась волчком. Сибирцев зажмурился, накрепко сжал, сдавил покатую ручку дверцы, ожидая неминуемого, страшного, последнего удара. Но удара не последовало. Наоборот, вновь привычной перегрузкой его легонько вдавило в сиденье. Он приоткрыл один глаз, потом другой. Чаев резко посигналил, и с упрямым русским безрассудством, не включая указателя поворота, по крутой дуге свернул налево, на грунтовку, едва не задев растерявшийся от непростительной наглости автобус. Автобус взвизгнул тормозами. В тот же момент ему в зад ударила «буханка» техпомощи. Пытаясь уйти от столкновения с внезапно возникшим на дороге препятствием, затормозили две легковых автомашины, силой инерции их развернуло, и соприкоснувшись боками, они замерли поперек шоссе.

– Чтоб я так жил! – в восторге выкрикнул Сибирцев. – Молодец! Молодец, оторвался! Вот пусть теперь попотеют! Пусть теперь достанут! Побегают! Хрен вам! – и отмерив на руке кое-какое расстояние, он с удовольствием продемонстрировал известный жест.

Грунтовая дорога была сносной, и они без труда миновали деревню, за нею свернули к мосту. За поворотом Чаев рывком поставил машину поперек дороги. Сибирцева прилично приложило о дверцу, которая тут же услужливо распахнулась.

Чаев выскочил из машины и побежал к мосту. Обветшавший деревянный мост, построенный вероятно еще в первую послевоенную пятилетку, был закрыт на реконструкцию. Поперек моста лежали штабелем бревна для ремонта среднего пролета. Сам средний пролет отсутствовал. Из воды торчали тощие сваи. Вялотекущий ремонт грозил окончиться к концу следующего столетия. Речка была узкая и, очевидно, неглубокая, но переправы не было.

– Кабздец! – подытожил подошедший Сибирцев.

Через поле было хорошо видно две пары огоньков, которые друг за другом поползли от шоссе в сторону деревни.

– Теперь – точно кабздец, – отозвался Чаев. – Ну-ка, помоги!

Доски, заготовленные для ремонта моста, они приладили к бревнам так, что получился трамплин.

– Виктор, если ты хочешь сделать то, о чем я думаю…

– Выбора нет!

Чаев побежал к машине, выбросил на дорогу сумку Сибирцева.

– Давай вброд! Если перепрыгну, сядешь!

Включив заднюю передачу, он погнал назад, навстречу преследователям.

Остановив «Ауди» метрах в двухстах от приближавшихся машин, он торопливо перекрестился, погладил баранку и со словами: «Ну, не подведи, старушка!» – рванул с места.

Дорога шла чуть в горку. В дрожащем, неверном свете фар проем моста казался подозрительно узким и близким. Чаев вжал в пол педаль газа, прицелился машиной точно по середине. Шелест дороги на секунду стих. Тишина резанула по ушам.

«Ну!»

Удар о дорогу. Скрежет подвесок. Рывок вперед. Летящий в лобовое стекло знак на деревянной треноге. Скрип трещин, змеями расползающихся по стеклу.

Чаев обернулся.

Две машины замерли у обрыва. Хлопнули одна за другой дверцы. В свете фар замельтешили фигуры бегущих к реке людей.

Чаев повернул ключ в замке зажигания, нервно хохотнул. Двигатель молчал.

– Ну, давай, зараза! – зло бросил он, врезав кулаком по рулевому колесу.

Из темноты вынырнула фигура автоматчика, чьи-то руки грубо схватили, бросили на землю. Властное: «Лежать!» Нога, обутая в ботинок военного образца, больно давит на шею. Чей-то негромкий голос:

– Ничего водилу себе Брюс нашел, да?! Виктор Чаев, господа! Профессиональный автогонщик. Знакомьтесь! Неудивительно, что он так лихо ушел от нас, сделав, как щенков, – искренне восхищался Осадчий.

Сильные руки подняли с земли, поставили на колени. Чаев поднял голову, посмотрел на говорившего.

Это был абсолютно лысый крепкий человек, с запасом жизни лет на сто. Он стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Никита, по обычной схеме? – спросил у Осадчего тот, кто держал Чаева.

«Обычная схема… Значит, в расход…» – удивительно спокойно подумал Чаев.

– Где второй? Вас же двое было, – спросил Осадчий.

– Сбежал, – ответил Чаев. – Увидел, что вы на хвосте, и рванул в ночь.

– Мерзко. Врешь мерзко. Давай кончай его.

На дороге возле Чаева лежал его выпотрошенный бумажник, деньги за работу, водительское удостоверение и фотографии. Из любопытства Осадчий направил на одну из фотографий луч фонарика. На фото Чаев и Хабаров стояли, обнявшись, на фоне старинной мечети.

Исполнитель отступил назад на шаг. Спуск выбрал свободный ход.

– Не стрелять! – излишне эмоционально крикнул Осадчий. – Погоди!

Он поднял фотографию и стал внимательно ее рассматривать, потом неожиданно резко скомандовал:

– Берем контейнеры и к машинам. Бек, ты – замыкающий!

– Никита, а этот? – боевик ткнул пистолетом в Чаева.

– Пусть живет!

Осадчий бросил фотографию под ноги Чаеву.

– Все! Погнали!

Спустя пару минут все стихло, и только возвышавшийся черной стеной по обеим сторонам дороги лес шумел глухо и недобро.

Путь в Иерусалим лежал по дороге, идущей вдоль иорданской границы. Пара новеньких автобусов фирмы «Мерседес» мчала русскую съемочную группу с запрещенной скоростью сто двадцать километров в час. Позвонки прильнули к окнам, дивясь диковинному, странному после подмосковных березок пейзажу: красная пустыня и иорданские горы вдалеке.

Разместившись, отдохнув и решив остаток редкого свободного дня провести с максимальной пользой, позвонки в полном составе направились исследовать окрестности. Собственно, далеко им идти не пришлось. Неизвестно, кто порекомендовал ребятам посетить тир в подвале отеля, но только спустя два часа обеспокоенный и рассерженный Хабаров нашел именно там всю честную компанию.

Надо сказать, что к оружию в Израиле отношение особое. В отличие от «мудрых» россиян, которые горе и радость топят в бутылке, израильтяне, как только у них тяжелеет на сердце, идут в общедоступный тир, где за какие-нибудь полсотни долларов выпускают по мишеням две-три обоймы, и все как рукой снимает! Поэтому не было ничего странного в том, что в подвале обычного отеля отставные спецназовцы открыли тир.

С видом завсегдатаев Чаев и Скворцов углубились в изучение прейскуранта.

– Да-а, – восхищенно качая головой, заключил Чаев. – Вот живут, а?! Чего хочешь! На все вкусы. Нам бы на базу эту коллекцию!

– Чего возьмем? – спросил Скворцов.

Они оба прекрасно разбирались в огнестрельном оружии и превосходно стреляли.

– Дайте нам один «Смит и Вессон», одну «Беретту», – по-русски сказал Чаев. – Ну, а потом, что ли, ваш «Узи».

Услышав названия, израильтянин понимающе закивал.

Выложив на столик снаряженное оружие, этот матерый «спецназовец», про которых говорят «Синай брал!», тоном мэтра заученно наскоро протараторил что-то на иврите, показал, как держать оружие, куда стрелять, таким образом, урок мастерства был преподан. Позвонки, польщенные такой честью, выругались на великом и могучем и разобрали пистолеты.

Да, в таких чисто «домашних» условиях стрелять им не приходилось давно. Чаев и Скворцов довели спеца до исступления, излохматив в один момент «десятки» всех мишеней.

– Во мужики дают! «Генерал», ты это видел?! – обняв спецназовца за плечи, с гордостью говорил ему Лисицын. – Это тебе не какой-нибудь дохлый америкашка. Русский мужик, он такой! – и потрясал здоровенным кулаком у самого носа обалдевшего «генерала».

– Молодцы, ребята! Давай! Врежь! Пусть русских запомнят! – наперебой в азарте выкрикивали позвонки.

– Да чего тут стрелять-то, почти в упор, – снисходительно щурился Чаев. – Детский сад!