Читаем без скачивания Путешествия без карты - Грэм Грин

В четвертый, и последний, раз я был в Индокитае в 1955 году, после поражения французов на Севере. С трудом добрался я до Ханоя — печального города, брошенного французами, где я выпил последнюю бутылку пива в кафе, которое когда‑то было местом моих встреч с мсье Дюпоном. Я был болен, разбит и подавлен. Мне нравились победители, но французы мне тоже нравились. В витринах маленького букинистического магазина, ограбленного несколько лет назад мсье Дюпоном, по–прежнему красовалась французская классика, однако французская цивилизация, насчитывавшая во Вьетнаме сто лет, переместилась с крестьянами–католиками на Юг. В «Метрополе», где я обычно жил, разместилась Международная комиссия. Возле здания, где де Латр обещал, что «Франция никогда, никогда не уйдет…», стояли вьетминьские часовые.

День шел за днем, а мне никак не удавалось выпросить аудиенцию у Хо Ши Мина. Это был сезон crachin 1, теплый, нескончаемый дождь ухудшал мое и без того отвратительное настроение, и я заявил однажды моим посредникам, что не могу больше ждать и что завтра возвращаюсь к французам, которые еще контролировали небольшую территорию на Севере. Не знаю, почему этот шантаж подействовал, но меня вдруг срочно пригласили на чай к Хо Ши Мину, а я, как на грех, был слишком болен, чтобы идти. Только одно могло мне помочь. Я отправился на улицу де Вуаль к китайцу–аптекарю, которого знал по предыдущему приезду. Его называли «самым счастливым человеком в мире». У него можно было выкурить трубку–другую опиума под пляжный, гравиевый треск маджонговых шариков. Я страстно мечтал о недостижимом — о бутылке «Иноз». Хозяин послал куда‑то мальчика, и прежде чем я докурил трубку, недостижимое оказалось у меня в руках. Я выпил последнюю бутылку пива в Ханое. Может быть, я выпил и последнюю бутылку «Иноз»? Как бы то ни было, «Иноз» и трубка победили вялость и болезнь и дали мне силы встретиться с Хо Ши Мином. […]

1 Мелкого, пронизывающего дождя (фр.)

Глава 7

1

Если мне не изменяет память, из Пуэрто–Рико меня депортировали в 1954 году, и я всегда буду вспоминать этот случай с удовольствием. Жизнь не балует нас комедиями, и тем дороже то немногое, что нам все‑таки выпадает, — есть, что вспомнить в тяжелую минуту.

Закон Маккарена закрыл мне въезд в Соединенные Штаты. В возрасте девятнадцати лет в Оксфорде я из любопытства сделался кандидатом в члены коммунистической партии и во время недолгого пребывания в ее рядах платил взносы, соответствовавшие четырем шестипенсовым маркам в месяц. Но было бы ошибкой считать, что эти факты раскопало хитрое ЦРУ. Я сам наивно поведал о них, так как послушался первого секретаря американского посольства в Брюсселе (куда я ездил для дискуссии с Франсуа Мориаком). Он заверил меня, что госдепартамент ждет не дождется случаев, которые доказали бы абсурдность этого закона, и я рассказал о своем прошлом корреспонденту «Тайм».

Пластмассовый занавес упал немедленно и вновь поднялся, только когда президентом стал Джон Кеннеди. Чтобы попасть в Соединенные Штаты, я должен был получить из Вашингтона специальное разрешение от министра юстиции — как правило, на это уходило три недели, а мой визит ограничивался четырьмя. Я должен был сообщить властям, каким самолетом прилечу и улечу, и в мою временную визу вписывали какие‑то загадочные буквы и цифры, которые обеспечивали задержку на паспортном контроле. В общем мне эта игра нравилась — я всегда мог отговориться ею, когда не хотел ехать к издателю. Впервые она показалась мне не слишком забавной в 1954 году.

Я отдыхал на Гаити (тогда сравнительно счастливой стране) со своими друзьями Питером Бруком и Трумэном Капоте и хотел вернуться в Европу кратчайшим путем: самолетом компании «Дельта эрлайнз» до Сан–Хуана в Пуэрто–Рико, оттуда «Пан Америкэн» до Нью–Йорка и затем «БОАК» до Лондона. Я отправился к американскому послу в Порт–о-Пренсе и рассказал ему о своих затруднениях. Не мог бы он дать мне транзитную визу без проволочки с разрешением от министра юстиции? Он сочувственно выслушал меня и отказал, уточнив, однако, что я могу — вполне легально — путешествовать без визы, если соглашусь в перерывах между вылетами посидеть в аэропортах Сан–Хуана и Нью–Йорка взаперти.

Я не возражал, но у меня было предчувствие, что его план даст осечку.

Самолет прилетел в Сан–Хуан в половине десятого вечера. До вылета в Нью–Йорк оставалось два часа. Крупный, краснощекий мужчина с хмурым лицом в форме цвета хаки мельком взглянул на мой паспорт с таинственными цифрами.

— Вы состояли когда‑нибудь в коммунистической партии?

— Да. Четыре недели в возрасте девятнадцати лет. — Это была моя «формула простака».

Он велел мне выйти из очереди и подождать, пока у него будет время вновь мной заняться. Тон у него был грозный. Теперь я уже не сомневался, что путешествие не обойдется без приключений, и в приподнятом настроении уселся читать о похождениях Дживса и Берти Вустера. Какая скука, если задержка рейса происходит «по техническим причинам» или «ввиду позднего прибытия самолета»! Наконец‑то на мою долю выпало что‑то новое.

Прошел без малого час, прежде чем чиновник из паспортного контроля отрывисто приказал мне следовать за ним в маленький кабинет. Закрыв за нами дверь, он грузно привалился к ней, давая понять, что путь к свободе отрезан. За столом сидел офицер, его начальник, обаятельный интеллигент лет сорока с небольшим, который предложил мне присесть. «Боюсь, мы не можем позволить вам следовать дальше», — сказал он.

Я стал ссылаться на американского посла, но оказалось, что посол для паспортного контроля — не авторитет.

— Утром мы посадим вас в самолет, который летит на Гаити.

— Если вы запрете меня в баре, я смог бы выпить. Мне очень хочется пить, — сказал я.

Грубый подчиненный, явно осуждавший своего вежливого начальника, решил поставить меня на место.

— Перебьешься, — сказал он, — выпьешь где‑нибудь еще.

И он как в воду глядел. Я выпил в городе. Начальник был сговорчивее.

— Если вы дадите честное слово, что не убежите, мы разрешим вам переночевать в гостинице в Сан–Хуане.

— У меня нет долларов, — сказал я, несколько покривив душой.

— Дядя Сэм заплатит, — сказал он.

Он вызвал двух детективов в штатском, и они повезли меня в гостиницу. Дорогой мои попутчики сообщили мне, что будут ночевать в соседнем номере, разбудят меня в половине седьмого и отвезут в аэропорт. Я втайне усмехнулся, поскольку, в отличие от них, знал, что у меня нет визы на въезд на Гаити. Американцам она была не нужна, поэтому о ней никто не подумал, а я не собирался открывать карты раньше времени.

Сидя в машине, мы подружились, и я пригласил детективов выпить со мной в гостиничном баре. Мы выпили по одной, потом по другой — я мог позволить себе быть щедрым за счет дяди Сэма. Через некоторое время один из них сказал:

— Жаль, что он не увидит Сан–Хуана.

— Давай покатаем его немного, — предложил второй.

Города я толком не помню (на улицах было темно и безлюдно, какой‑то человек в окровавленной повязке едва не угодил нам под колеса — его ослепил свет фар), зато помню много баров. В половине второго у одного из моих друзей подкосились ноги, и я сказал, что, пожалуй, нам пора спать, если вставать действительно нужно в полседьмого.

Утром по дороге в аэропорт мы почти не разговаривали — один из детективов страдал от жесточайшего похмелья. Сосредоточенные и официальные, мы проследовали к стойке «Дельты», и тот из двух, кто был потрезвее, показал свой значок.

— Этот человек должен первым же рейсом улететь на Гаити, — сказал он.

Вот тут я и выложил свой джокер.

— У меня нет гаитянской визы, — сказал я. Момент был как нельзя более подходящий.

— Мы не можем взять его без визы, — сказал представитель «Дельты».

— Когда открывается гаитянское посольство?

— В половине одиннадцатого.

— Мы съездим туда за визой, и вы отправите его следующим рейсом.

— Я лечу в Англию, — сказал я. — Я не хочу возвращаться на Гаити и не поеду ни за какой визой.

Неразбериха была полной, и, предоставив распутывать ее другим, я направился к телеграфному окошечку и дал телеграмму агентству Рейтер: «Американские власти депортируют меня из Пуэрто–Рико на Гаити. Подробности у моего секретаря по такому‑то номеру телефона». Это был редкий случай, когда я был бы рад небольшой шумихе вокруг своего имени. Когда я вернулся к стойке «Дельты», все было улажено — по крайней мерс так полагали мои провожатые. Представитель «Дельты» обещал позвонить своему управляющему в Порт–о-Пренсе и попросить, чтобы мне разрешили приземлиться на Гаити. Я подумал, что до поры лучше вести себя тихо и, подобно важному чину, поднялся в сопровождении двух детективов в самолет. Мы взлетели с небольшим опозданием.

Не успел я отстегнуть ремень, как ко мне подсел капитан.