Читаем без скачивания Утро магов - Жак Бержье

Несмотря на превосходный перевод и предисловие Р. Бенайюна и послание Тиффони Тайера, который является представителем Общества друзей Чарлза Форта, эта исключительная работа прошла почти незамеченной. (В частности, г-н Т. Тайер заявил: "Энергия Ч. Форта увлекла группу американских писателей, которые решили в его честь продолжить атаку, начатую им против всемогущих жрецов нового бога — Науки — и против всех форм догматизма). С этой целью 26 ноября 1931 г. было основано «Общество Чарлза Форта».

Среди его основателей были Теодор Драйзер, Бут Таркинтон, Бен Гехт, Гарри Леон Уилсон, Джон Купер Поуис, Александр Вулкотт, Бертон Раске, Аарон Зусмэн и Тиффони Тайер.

Ч. Форт умер в 1932 г., незадолго до выхода его четвертой работы «Дикие таланты». Бесчисленные заметки, собранные им в библиотеках всего мира, после перевода международной корреспонденции были завещаны «Обществу». Сегодня они представляют собой основное ядро архивов этого Общества, архивов, растущих с каждым днем, благодаря содействию членов из 49 стран, не считая США, Аляски и Гавайских островов.

Общество публикует ежеквартальный журнал «Сомнения». Этот журнал является, кроме всего прочего, своеобразной декомпрессионной камерой для всех «проклятых» фактов, т. е. тех фактов, которые ортодоксальная наука не может или не хочет воспринять: например, летающих тарелок. В самом деле, сведения и статистика, которыми располагает Общество по этому вопросу, представляют собой самое первое, самое полное и самое обширное собрание. Равным образом журнал «Сомнение» публикует и заметки Чарлза Форта. Мы с Бержье утешились после неприятности, испытанной одним из наших читателей, вообразив его оценивающим из глубин Саргассова. моря на Небесах, где он, несомненно, пребывает, этот вопль молчания, поднимающийся к нему из страны Декарта.

В нашем бывшем коллекционере бабочек вызывало ужас все точно зафиксированное, классифицированное, определенное. Наука изолирует явления и вещи, чтобы наблюдать их. Великая Идея Чарлза Форта состоит в том, что ничто не поддается изоляции. Все изолированное перестает существовать.

Всякое определение вещи в себе — это покушение на действительность. «Среди племен, называемых дикими, принято окружать почтительными заботами слабоумных. Определение вещи в рамках её самой считают признаком слабости ума. Все учёные начинают свои работы с этого рода определений, и среди наших племен принято окружать ученых почтительными заботами».

Вот Чарлз Форт, любитель необыкновенного, летописец чудес, поглощенный колоссальными размышлениями о размышлении. Он обвиняет сам способ мышления цивилизованного человека. Он вовсе не согласен с двухтактным двигателем, питающим современные рассуждения. Два такта: да и нет, положительное и отрицательное. Современные знания и разум покоятся на этом двухстороннем функционировании: верно-ложно, открыто — закрыто, живое-мёртвое, жидкое-твёрдое и т. д. Вопреки Декарту, Форт заявляет о необходимости точки зрения на общее, а исходя из этого частное может быть определено в его отношении к общему; каждая вещь будет воспринята как промежуточная между другими. Он требует нового способа мышления, который в состоянии воспринимать как реальные промежуточные состояния между «да» и «нет», между положительным и отрицательным. То есть рассуждение, поднимающееся над этой двусторонностью. В некотором роде — третий глаз разума. Чтобы выразить видение этого третьего глаза, язык, являющийся предметом такой двусторонности (заговор, организованное ограничение), недостаточен. И Форт должен использовать прилагательные, двуликие, как Янус, в виде эпитетов «реально-ирреальный», «нематериально-материальный», «растворимо-нерастворимый».

Завтракая однажды с Бержье и со мной, один из наших друзей выдумал с начала и до конца некоего важного австрийского профессора по имени Крайслер, сына владельца магдебургской гостиницы с вывеской «Два полушария». Герр проф. Крайслер, с которым он так подробно говорил, якобы посвятил гигантский труд переработке западного языка. Наш друг думал о том, чтобы опубликовать в солидном журнале этюд о Крайслере, точнее, об его «вербализме», — и это была бы очень полезная мистификация. Ведь Крайслер попытался распустить корсет языка, чтобы этот последний наполнился, наконец, тем промежуточным состоянием, которым пренебрегает наш теперешний образ мышления. Приведем пример. Отставание и опережение. Как мне определить отставание в отличие от опережения, которого я хотел бы достигнуть? Нет такого слова. А вот Крайслер предложил бы слово «отстажение». А определение моего прежнего отставания? «Оперевание». Здесь речь идет только о временной промежуточности. Но погрузимся в психологические состояния.

Любовь и ненависть. Если я люблю трусливо, любя только самого себя в другом, таким образом вовлеченном в ненависть, то разве это любовь? Это только «любовисть». Если я ненавижу своего врага, не теряя, однако, нити, объединяющей меня со всеми живыми существами, выполняя свою задачу врага, но примиряя ненависть с любовью, то это уже не ненависть, это «ненабовь». Перейдем к основным промежуточностям. Что значит «умереть» и что значит «жить»? Сколько промежуточных состояний мы отказываемся видеть? Есть «умежить», которое не означает" жить", а означает только «не позволять себе умереть». И можно жить полной жизнью, несмотря на необходимость умереть, что значит «жимереть». И наконец, посмотрите на состояния сознания: как наше сознание плавает между сном и бодрствованием. Как часто мое сознание только «бодспит» — думаешь, что оно бодрствует, когда оно позволяет себе спать! Богу угодно, чтобы зная, как проворно оно засыпает, оно пыталось бодрствовать — и это значит «спаствовать».

Наш друг читал Форта, когда придумывал эту гениальную шутку. «Пользуясь выражениями метафизики, — говорит форт, — я считаю, что все, называемое обычно „существованием“, а я называю „промежуточностью“, — это мнимое существование, не реальное и не ирреальное, оно выражает попытку устремления к ирреальному или попытку проникнуть в реальное существование». В современную эпоху такое начинание беспрецедентно. Оно говорит о больших изменениях в способе мышления, которых требуют теперь открытия известных физико-математических реальностей. На уровне частицы, например, время движется одновременно в обоих направлениях. Весь мир одновременно непрерывен и пунктирен. Уравнения одновременно правильны и неверны.

«То, что называется Быть, — это движение; всякое движение — это не выражение равновесия, а попытка уравновешивания, где равновесие не достигнуто. И простой факт существования выражается в промежуточности между равновесием и его отсутствием». Написанное в 1919 г., это приближается к современным размышлениям такого физика и биолога, как Жан Менетрис, относительно инверсии энтропии. «Все явления в нашем промежуточном состоянии или мнимом состоянии представляют попытку организации, гармонизации, индивидуализации — это есть попытка достичь реальности. Но всякая попытка терпит неудачу из-за её продолжительности или из-за внешних сил, из-за исключительных фактов, связанных г исключенными». Это предвосхищает одну из самых абстрактных операций квантовой механики — нормализацию функции, операцию, состоящую в установлении функции,