Читаем без скачивания Смерть в своей постели - Виктор Пронин

— Заткнись, — сказал Пафнутьев. — Нет сил слушать.

— А я все жду, когда же ты в меня запустишь чем-нибудь. — Худолей усмехнулся. — Но, Паша, ты ведь меня знаешь. Не будь оправдательных обстоятельств, разве посмел бы я, никчемный и жалкий, отнимать у тебя столько драгоценного времени, разве решился бы… — Последние слова Худолей произнес уже с нескрываемой горечью.

— Какие у тебя обстоятельства, скажи уже наконец! — простонал Пафнутьев.

— Скажу, — легко согласился Худолей. — Отчего не сказать. И покажу. Порадую хорошего человека. — Он повернулся и частой, торопящейся походкой направился в угол, где стояли несколько дверей, прислоненные к стене. — Помоги мне, Паша, эти двери в сторону отставить. И тебе воздастся.

Когда Пафнутьев вместе с Худолеем освободили угол, перед ними в стене оказалась железная дверь. Снаружи были приварены две толстые петли, в которые предполагалось вдевать висячий замок. Но замка не было, а дверь оказалась закрытой. Подергав за петли, Пафнутьев убедился, что открыть ее невозможно.

— Закрыто изнутри, — пояснил Худолей в ответ на немой вопрос Пафнутьева. — Там кто-то есть.

— Живой? — спросил Пафнутьев.

— Думаю, да. Не могу только сказать, насколько живой. Паша… Вот железные петли для замка… На них совершенно нет пыли. А пыль должна быть. Смотри. — Худолей провел рукой по верху двери и показал Пафнутьеву густой слой пыли, оставшийся на пальцах. — Туда кто-то ходит. Тс-с! — Худолей приложил палец к губам, призывая Пафнутьева к тишине. Он приложил ухо к щели, Пафнутьев сделал то же самое, и они услышали, явственно услышали осторожные шаги. Кто-то опасливо приблизился к двери и замер с противоположной стороны. Через некоторое время шаги так же осторожно удалились. — Смотри, Паша, что я сделаю. — Худолей несколько раз постучал кулаком в железную дверь — двойной удар, два одиночных, снова двойной.

— Иду, — послышался голос из-за двери.

Проскрежетал металлический запор, и дверь приоткрылась. Худолей тут же сунул ногу, чтобы человек с той стороны не мог снова захлопнуть дверь. Перед ними стоял высокий человек с седоватой щетиной, именно щетиной, бородой его растительность нельзя было назвать. Человек стоял на небольшой площадке, а дальше лестница шла вниз — подвал оказался двухэтажным. Человек не убегал, молча, настороженно смотрел, переводя взгляд с Пафнутьева на Худолея.

— Здравствуйте! — громко произнес Пафнутьев. — Как поживаете?

— Нормально, — ответил человек глухим, простуженным голосом. — Вы кто?

— Я — Пафнутьев, а это Худолей.

— Пополнение прибыло?

— Можно и так сказать. — Пафнутьев не понял вопроса, но решил не уточнять.

— Проходите, коли так. — Человек отошел в сторону и показал на уходящие вниз бетонные ступеньки.

Пафнутьев никак не мог осознать происходящее — мужчина, который стоял перед ним, не казался забитым, измученным, изголодавшимся, в глазах у него была дерзость, вызов, даже чуть заметное не то превосходство, не то обида.

— Вы кто? — спросил Пафнутьев, пытаясь сломать эту затянувшуюся неопределенность.

— А вы кто?

— Начальник следственного отдела прокуратуры.

— Надо же, — усмехнулся незнакомец. — Наконец-то!

— Давно ждали?

— Ждали. — И опять в тоне заросшего человека промелькнула нотка незаслуженной обиды, как если бы Пафнутьев обещал его навестить месяц назад, но собрался только сейчас.

— А вы не ждали нас, а мы приперлися, — нараспев произнес Худолей. — Значит, так, мужик… Хватит темнить. Давай говори все как есть — кто ты, что здесь делаешь, как оказался в этой яме?

— Посадили.

— Кто?

— Нашлись такие. — Человек явно опасался говорить откровенно.

Он все так же стоял в проеме двери, все так же за его спиной уходила в темноту лестница.

Пафнутьев молча вынул из кармана удостоверение и протянул незнакомцу. Тот взял, всмотрелся, вчитался.

— Идемте. — Незнакомец сделал приглашающий жест рукой. — Сами посмотрите…

— Ну, что ж, — согласился Пафнутьев. — Лучше один раз увидеть, да? А ты куда? — спросил он у Худолея, который тоже вознамерился было спуститься в глубину подвала. — Оставайся здесь, наверху. Будешь бить во все колокола, если я не вернусь через полчаса.

— Паша, какой ты все-таки умный!

— Потому и жив. — Осторожно нащупывая ногой каждую ступеньку, Пафнутьев двинулся вслед за своим провожатым.

Опускаясь все ниже, Пафнутьев обратил внимание, что воздух здесь свежий и с глубиной не становится спертым, душным. Ступеньки были отлиты из бетона и оказались какими-то нестандартными, они были выше обычных, и поэтому приходилось каждую следующую нащупывать, а уж потом становиться на нее всей тяжестью.

— Вот и пришли, — раздался в темноте голос незнакомца. Вспыхнула лампочка, и Пафнутьев увидел, что стоит посредине комнаты без единого, даже самого маленького окна. В углу — лежак с подушкой, к стене придвинут небольшой стол и два стула. На столе разбросаны остатки пищи и, конечно же, стоит неизменная бутылка виски.

— Красиво жить не запретишь, — пробормотал Пафнутьев, показывая на бутылку. Он присел к столу на один из стульев, второй придвинул незнакомцу. — Прошу!

Тот усмехнулся, сел, сдвинул в сторону куски хлеба, колбасы, какие-то консервы.

— Павел Николаевич Пафнутьев, — протянул руку следователь и пытливо заглянул в глаза заросшего человека, предлагая и ему представиться.

— Скурыгин Эдуард Игоревич.

— Скурыгин? — Пафнутьев задумался, что-то ему напоминала эта фамилия, где-то он ее слышал, наверняка произносил не один раз, и было это совсем недавно. — Не тот ли Скурыгин, который…

— Тот самый. Вы наверняка видели мою фамилию в сводке уголовных происшествий месяца два назад. Пропал бизнесмен. И никаких следов. Было такое?

— Что-то припоминается.

— Тогда считайте, что Скурыгин нашелся.

— Так это вы тот самый бизнесмен?

— Был бизнесмен.

— А сейчас?

— Заключенный личной тюрьмы Объячева.

— Сколько же он вам дал?

— Неважно. Он сделал все, что хотел. Я сломался и довольно быстро. Слабаком оказался. Сожалею. Но — поздно. На сегодняшний день у меня нет ничего, кроме этой кушетки, стола и бутылки виски. Впрочем, и виски скоро закончится.

Пафнутьев продолжал осматривать каземат, в котором пребывал Скурыгин. Стены были оштукатурены, потом зашпаклеваны, вид имели вполне приличный. Наконец он увидел то, что искал с самого начала — вентиляция, маленькое круглое отверстие было почему-то сделано у самого пола.

Пока Пафнутьев сидел за столом рядом с заключенным, Худолей тоже спустился и медленно, но безостановочно передвигался по камере, ко всему присматриваясь, на все обращая внимание, чуть ли не принюхиваясь.

— Вы что-то ищете? — нервно спросил Скурыгин, косясь на Худолея и, судя по всему, не одобряя его любопытства.

— Что вы, что вы! — замахал эксперт руками. — Просто интересуюсь бытом частного заключенного. Что-то вы, видимо, здесь читали, чем-то развлекались, а? Вас кто-то посещал?

— Объячев посещал.

— С какой целью? — спросил Пафнутьев.

— Куражился. Время от времени приносил документы, которые я должен был подписывать.

— Подписывали?

— Да.

— И что же в результате?

— Долги, которые были на нем, теперь на мне.

— Это плохо, — посочувствовал Худолей и в этот момент его передвижения перестали быть бестолковыми. Он замер, как охотничья собака, почуявшая дичь, причем, замер как-то сразу, на ходу, так что Пафнутьев и Скурыгин сразу обратили на него внимание. Почувствовав, что за ним наблюдают, Худолей сделал несколько маскировочных движений — наклонился и, вроде бы, завязал шнурок, потом двинулся совсем в другую сторону и таким образом погасил к себе интерес, тем более, что Пафнутьев задал Скурыгину забавный вопрос.

— Скажите, пожалуйста, как это все понимать… Вы здесь, вроде бы, в заточении, Объячев заставляет вас подписывать всякие бумаги, а в то же время дверь закрывается изнутри? Другими словами, вы всегда можете выйти отсюда?

— Не могу, — ответил Скурыгин. — В том-то все и дело, что я уже не могу покинуть это заточение.

— Почему?

— Потому что это уже не заточение… Это убежище. Стоит мне появиться в городе, и меня хлопнут в первом же подъезде, не забыв сделать контрольную дырку в голове. Теперь я уже не сижу, прячусь. Объячев по великодушию своему и доброте человеческой позволил здесь побыть некоторое время, пока поугаснут страсти, и меня уже не будут искать.

— А вас ищут?

— У меня есть основания так думать.

— И вы уже не хотите покидать эту камеру?

— Мне и нельзя ее покидать.

— Вы знаете, что Объячев убит?

Скурыгин некоторое время смотрел на Пафнутьева, словно не понимая сказанного, потом отвернулся. И Пафнутьев понял — о смерти Объячева, мучителя своего и тюремщика, он знает.