Читаем без скачивания История Византийских императоров. От Исаака I Комнина до Алексея V Дуки Марцуфла - Алексей Михайлович Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какова на самом деле цель посольства, царь догадался без особого труда. Но дипломатия — тонкая наука, и просто отказать печенегам в их инициативах было нельзя. Кроме того, всегда оставалась надежда на мирный исход кампании — византийская дипломатия нередко творила чудеса. И тогда император пошел на встречную хитрость: зная, когда должно наступить солнечное затмение, Алексей предложил печенегам отдать их дело на «суд Бога». Если, сказал он, в небе случится какое-то знамение, то это будет очевидным знаком того, что василевс обоснованно отвергает условия печенегов. Те, ни о чем не подозревая, легко согласились. Конечно, все произошло по законам физики — 1 августа 1087 г. случилось солнечное затмение. Степняки были поражены, и их мирные инициативы оказались отозванными сами собой[220].
Развязав себе руки и не обманув свою совесть, Комнин продолжил наступление и остановился у древней Преславы, на реке Тыге. Здесь его армии пришлось отбиваться от конных разъездов печенегов, но в целом, продолжив путь, она довольно удачно дошла до Дуная, став лагерем у крепости Силистрия. Два месяца византийцы осаждали этот город, но безрезультатно. Ввиду приближающейся зимы, опасаясь, что печенеги обойдут его с флангов и пройдут на Балканы, Комнин дал армии приказ отступать.
Увы, это было ошибочное решение, предопределившее последующее поражение. Случилось худшее, о чем опытные офицеры предупреждали василевса, — печенеги внезапно напали, и римлянам пришлось принимать сражение. Баталия длилась почти целый день, и в решающий момент печенеги получили помощь своих соотечественников, которые в количестве 38 тыс. всадников подоспели к месту битвы. Как и следовало ожидать, битва закончилась поражением византийского войска. Сам император проявлял чудеса храбрости, был в очередной раз ранен, едва не попав в плен, но это ничего не могло изменить. Потери византийцев были очень велики, много знатных аристократов погибло, например брат царя Адриан и сын императора Романа IV Лев. Кроме того, в плен попал кесарь Никифор Мелиссин и множество знатных сановников.
Император с остатками войска поспешил в Константинополь, чтобы собрать деньги для выкупа пленных, а печенегам еще предстояло пройти через сражение с половцами, вскоре подошедшими к местам боев и потребовавшими своей части добычи. Разумеется, они получили отказ — степняки ценили богатство выше своей жизни. Но, свежие и многочисленные, половцы разбили печенегов, захватили добычу и вернулись в степь с твердым желанием в следующем году вновь вернуться на Балканы[221].
Византийские дипломаты тут же воспользовались враждой между двумя своими противниками, начав осторожно сталкивать их друг с другом. Император заключил мирный договор с печенегами и, одновременно с этим, втайне от новых «друзей» направил посольство к половцам, которым предложил богатые дары в обмен за отказ от византийских владений, на которые те претендовали[222]. Теперь у царя появлялись различные варианты: если агрессию проявят половцы, он мог апеллировать к печенегам. Если войну начнут печенеги, можно было призывать на помощь половцев, ссылаясь на заключенный договор. Единственно, чего следовало опасаться, — объединения половцев с печенегами, после чего никто уже не смог бы помочь Римской империи.
Выпавшую ему передышку император использовал чрезвычайно продуктивно. Он выкупил своих солдат из печенежского плена и сформировал из них новые военные отряды. Помимо этого царь призвал на военную службу сыновей знатных аристократов, павших на полях сражений, и начал деятельно обучать их. Эта национальная гвардия, «архонтопулы» («сыновья архонтов»), насчитывавшая 2 тыс. человек, стала грозной силой, своего рода «священным отрядом» древних спартанцев. И оказался прав, поскольку для печенегов мирный договор был и оставался простой формальностью, цена которой зависела от их настроений. Вскоре степняки без особого труда захватили Филиппополь и угрожали продвинуться дальше.
Император оказался в чрезвычайно тяжелом положении: его армия была значительно меньше по численности печенежской орды, и никакое открытое сражение с ними казалось невозможным. Но, как всегда, неунывающий и быстрый умом Алексей I организовал серию колких нападений на отдельные отряды степняков, доставлявшие им много неприятностей. Вскоре, не расположенные к затяжной войне, опасаясь подхода большого византийского войска — царь умел распускать грозные слухи — печенеги предложили заключить новый мирный договор. Но и он существовал недолго. Уже зимой с 1089 на 1090 г. печенеги вошли в область Адрианополя и начали грабить окружающие территории.
В это тяжелое время произошел один примечательный эпизод, вполне раскрывающий характер и образ мыслей нашего героя. Понимая, что без помощи латинян ему едва ли возможно будет решить турецкую и печенежскую угрозы, Алексей I, тем не менее, занял активную позицию по некоторым богословским вопросам, надеясь, с одной стороны, не вступать в противоречие с традициями Восточной церкви, с другой — навести мостик для мирных переговоров с Западом. После долгого обсуждения с епископами царь запретил христианам латинского обряда, проживавшим на территории Римской империи, богослужение на опресноках. Но тут же активно вступил в переписку с папой Урбаном II, который направил в Константинополь свое посольство. После оживленных дебатов император предложил апостолику созвать Собор в Константинополе по данному вопросу и заранее обещал выполнить все его решения. В свою очередь папа, увидев миролюбие и мудрость василевса, в 1089 г. снял с него церковное отлучение, которое формально лежало на Комнине как на схизматике (в глазах латинян, конечно)[223].
Перед нами раскрывается очередная попытка примирения Церквей, причем инициатива всецело принадлежит папе и императору. Урбан II, этнический француз, вовсе не считал раскол Церкви свершившимся фактом и мудро признавал, сколь много ошибок в отношениях с Константинополем было сделано его предшественниками. Отменив отлучение, он отправил к византийцам своего кардинала Рожера и аббата Греко-итальянского монастыря Николая. В духе икономии и примирения апостолик просил у императора разрешить в Константинополе служить по «латинскому» обряду для западных христиан — всего лишь. Алексей Комнин тут же созвал синод, который уведомил Рим, будто прежнее исключение имен апостоликов из восточных диптихов есть недоразумение и что вообще по канонам такое исключение может иметь место лишь по приговору Собора.
Затем Константинопольский патриарх Николай III (1084–1111) написал папе ответ, в котором великодушно разрешал латинским церквам не только вновь открыться в византийской столице, но и служить по своему обряду. Он обещал вписать имя папы в диптихи своей церкви, если тот соблюдет старое формальное правило и пришлет в
