Читаем без скачивания Красный падаван - Виктор Дубчек

— Шапошников, — поправил комкор, кинув взгляд на рамку, — подписано: Шапошников, Булганин, Тимошенко, Колмогоров.

— Колмогоров? — грустно переспросил Маслов, — Что ещё за полководец? Кто такой, почему не знаю?

— Вот смотри, — сказал Рокоссовский, не обращая на эти слова внимания и склоняясь над картой, — тут ведь не точно сказано, где какие немецкие части будут в такое-то время. Видишь — круги?

— Окружности. Вижу, — согласился ехидный начштаба, — и числа по радиусам.

— Судя по легенде — вероятность того, что в данный момент времени в данной области будут находиться части противника. А теперь следи за карандашом.

Он медленно повёл грубо заточенный грифель от места их нынешнего расположения до конечной точки маршрута — возле какой-то лесной белорусской деревеньки. Маслов нахмурился.

— Ты что хочешь сказать, товарищ генерал?

— А то и хочу, Алексей Гаврилович. Если мы сейчас воспользуемся паузой, подтянем тридцать пятую и сто тридцать первую, а потом пойдём компактной группой… Вот как тебе это, посмотри: почти по всей протяжённости следуем по неплохим рокадам, вероятность наткнуться на немцев всё время минимальная. Если и наткнёмся, то не на передовые, боеготовые части. Их мы затопчем на ходу, а боеготовые они подтянуть уже не успевают. Но самое главное — мы по дороге ещё и успеваем захватить горючее и припасы — вот здесь, здесь и здесь. Как тебе?

Грифель закончил путешествие по карте. Рокоссовский поднял взгляд на Маслова.

— Маршрут-то не просто удачный. Маршрут-то математический.

— Костя, — взвыл начштаба, выходя из себя, — ну что ты несёшь? Что они там могут наматематичить, как? Откуда у Генштаба вообще такие фантазии взялись? Ставка не могла утвердить, не верю.

— Тише, товарищ генерал, тише, — покачал головой Рокоссовский, — при разговоре ты присутствовал, самолёт ночью сам встречал. Приказ из Ставки, сомневаться не приходится. Но ты знаешь, что меня более всего убеждает? Я тебе скажу.

Он помолчал, подбирая верные слова.

— Мы ведь с тобой с первых дней понимаем, что приграничное сражение нами проиграно. Остановить противника можно лишь где-то в глубине. Отвести соединения, дождаться подкреплений, сосредоточить необходимые силы. Я солдат, смерти не боюсь, ты знаешь. Ничего нет проще, чем отдать приказ "стоять насмерть". Привилось у нас такое, некоторые хвастают…

Маслов хмыкнул:

— Надо же учитывать неравенство сил.

— Конечно, — согласился Рокоссовский, — если уж умирать, то с толком. Но если бы в Ставке сомневались в стойкости вверенных нам войск, то отводили б нас в глубину обороны. А в нас не сомневаются, вот что я думаю. Нет, в нас они уверены. И приказ этот — не ошибка, не прихоть Генштаба. Ты посмотри на цифры! Разве нас в Академии учили чему-то подобному?

— Не учили, — неохотно признал начштаба, — я вообще ничего подобного прежде не видал. Это, знаешь, Константин Константинович, это как и не война уже, а вроде шахмат. Только ты теперь всю доску видишь, а не одну свою клетку.

— Вот и я говорю, — сказал комкор, присаживаясь на заменяющий табурет чурбан, — не бывает таких ошибок. Все дело в том, что мы теперь действительно нужнее в Белоруссии. Выходит, что-то там настолько важное теперь, что Ставка готова пожертвовать даже мехкорпусом, понимаешь?

— Корпус… — с досадой откликнулся Маслов, — что там от корпуса осталось? рожки да ножки. Какой мы механизированный корпус, когда у нас танков нет?

— Танков обещают подкинуть, — заметил Рокоссовский, — надо только дорогу одолеть. Там сейчас партизанский лагерь разворачивают.

— Куда подкинуть, как? В окружение, через линию фронта?

Константин Константинович посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты слышал разговор. Товарищу Сталину я верю.

С таким аргументом спорить было невозможно. Начштаба замолчал. Мало ли, может, там в лесу на консервации пара танковых дивизий ещё с до войны.

Генералы смотрели на карту, на тонкую красную линию, лихим загибом уводящую их на север.

Подумаешь — дорога.

— Ино ещё побредём, — сказал наконец Маслов, светлея ликом.

— Рентгеном просвечивали тоже, товарищ Сталин. Это именно полимер, пластмасса. Если там, допустим, и есть металлы, то, как говорится, в следовых количествах.

Сталин поднял тонкую пластину, снова посмотрел сквозь неё на лампу. Пластина как пластина. Полупрозрачная. Внутри, — если присмотреться, — как будто сотканная из плотно спрессованных тончайших волосков. По форме — как половина пачки папирос, разве что потоньше. На ощупь — вроде твёрдого каучука.

Впечатления продукта высокой науки развитой звёздной цивилизации пластина не производила совершенно. Тем не менее, было ясно, что требовать от земных учёных немедленно разобраться и воспроизвести инопланетную технологию — бессмысленно. Возможно, по-настоящему совершенное устройство и должно выглядеть… заурядно? Человеческий разум склонен поражаться лишь необычными явлениями; совершенство же естественно, ему нет необходимости блистать, бросаться в глаза. Главное — способность соответствовать поставленным задачам. Если прибор действительно обладает заявленной вычислительной мощью, то внешняя простота и миниатюрность должны расцениваться как достоинство.

"И все мы согласны, что тип измельчал красивой и мощной славянки."

Он покачал головой. Люди — не приборы, не механические винтики. Для людей малый рост достоинством не является. В царской России, в начале двадцатого века сорок процентов призывников впервые в жизни ели мясо в армии. Потому и мельчали "чудо-богатыри": средний рост солдат русских уступал росту и немецких, и британских, и многих иных солдат. Советская власть сумела просто-напросто накормить Россию.

Теперь осталось Советскую власть удержать: не выносит Европа, когда русские сыты.

Иосиф Виссарионович усмехнулся, покрутил в руках инопланетный прибор. С обоих торцов пластины виднелись небольшие углубления в материале, помеченные неяркими разноцветными точками.

— Это для обвязки, товарищ Сталин, — сказал Сифоров, внимательно следивший за манипуляциями.

— Обвязки? — переспросил Иосиф Виссарионович.

— Так точно, товарищ Сталин. Дело в том, что вот эта пластина — ещё не сам приёмопередатчик.

— Да, радиоламп не видно.

— А их тут и нет, — улыбнулся учёный, — прибор действительно электрический, но, как говорится, идея намного любопытнее.

Он поставил пластину на ребро, поближе к свету настольной лампы. Присутствующие, даже Сталин, подались вперёд, словно профессор объяснял материал особенно интересной лабораторной работы.

— Видите, в материале как бы такие ниточки, волоски? Это и есть электрические проводники.

— Такие тонкие? — восхитился Судоплатов.

— Это ещё не тонкие, — кивнул Сифоров, — это силовые: по ним электрический ток распределяется от источника питания. А вот уже электроэнергия питает более тонкие схемы, которые как раз и выполняют преобразования, модуляцию, да что там — вообще всё, что устройство должно делать.

Он посмотрел на Сталина:

— Это одновременно приёмник, передатчик и мощнейший табулятор в одной пластине, понимаете? Лампы никакие дополнительные уже не нужны.

— Зачем табулятор? — спросил Иосиф Виссарионович, откидываясь в кресле.

— Для обработки передаваемой информации, — начал перечислять учёный, — распознавания голосовых команд, допустим, кодирования сигнала… да, перехватить невозможно: сигнал автоматически кодируется.

Судоплатов посмотрел на Берию: поверить в подобное было сложно. Лаврентий Палыч кивнул разведчику — переданную союзниками документацию расшифровывали люди наркома. Работы был ещё непочатый край, — слишком различались технологические культуры двух цивилизаций; кроме того, документация явно выглядела неполной, — но и то, что уже успели перевести, производило впечатление чуда. Взять хоть эти сверхтонкие проводники…

— А изоляция как же? — спросил Судоплатов, — есть проводники — должна быть изоляция.

— Материал пластины служит одновременно и проводником, и диэлектриком, — с дидактическим восторгом объяснил Сифоров, — и внутри все составляющие схем сформированы таким же образом.

Присутствующие помолчали, осмысляя.

— Диалектически вполне разумно, — признал наконец Сталин, — но как конкретно достигается такой результат? Они наращивают пластину слой за слоем?

Учёный помотал головой.

— Никак нет, товарищ Сталин. Они пластины печатают.

Он на мгновение затих, наслаждаясь эффектом, но Берия кашлянул, и театральную паузу пришлось прервать.

— Они берут практически любой источник углеводорода, — нефть, спирт… да хоть дерево, — и помещают в особую формовочную машину. Да, добавляют кое-какие компоненты, но это надо уже, как говорится, нашим химикам вопрос ставить.