Читаем без скачивания В обмен на рай - Вайолетт Лайонз

— Я не могу не любить тебя. Это от меня не зависит. С таким же успехом я мог бы приказать своему сердцу не биться, а легким не дышать. Думаю, я полюбил тебя с первого взгляда. Тогда мне показалось, что я умер и больше никогда не буду прежним.

Услышав эти хриплые слова, Джесс почувствовала, что ее сердце перестало стучать, все жизненно важные органы отказали, и она словно повисла в воздухе. Кровь застыла в венах, не давая пошевелиться. Мозг оцепенел. Она едва видела бледное, взволнованное лицо, бывшее совсем рядом, и смотрела в бездонные озера его глаз, пока окончательно не утонула в них.

Внезапно Лоренцо отпустил ее и вытянул руки по швам.

— Но я не поддамся этому чувству!

В другое время, в другой жизни она с наслаждением выслушала бы такое своеобразное объяснение в любви. Ее сердце пело бы от радости. Но сейчас слова Лоренцо произвели на нее совсем другое впечатление.

Одной рукой Скарабелли давал, а другой отнимал. Не успел он объясниться, как тут же взял свои слова обратно, полностью обесценив их. Он говорил то, что Джесс мечтала услышать два с половиной года, но это только усиливало боль.

— Не верю, что ты способен на это! — мучительно вырвалось у нее.

— Поверишь, — холодно пообещал он. — Если захочу, смогу. Тут у меня есть выбор. Я смогу решить, что мне делать с моими чувствами… если вообще позволю им влиять на меня.

— Влиять?

Она подняла руки и прижала пальцы к вискам, пытаясь справиться с пульсировавшей в них болью. Казалось, кто-то надел на ее голову стальной обруч и медленно, неумолимо стискивал его, доводя Джесс до безумия.

— Я… я не понимаю…

Лоренцо с досадой выпустил воздух сквозь сжатые зубы, отвернулся от нее, подошел к окну в виде фонаря и посмотрел на темную, пустынную улицу. Повторялась сцена, разыгравшаяся на второе утро после дня рождения Брендана, когда Скарабелли сказал, что Джесс никогда не станет его женой. И так же, как тогда, все его тело источало враждебность и нежелание ощущать ее присутствие.

— Я не позволю себе чувствовать эту любовь, — не оборачиваясь, сказал он. — Не позволю ей вторгаться в мой мозг, сердце или какой-нибудь другой орган, который, по словам всяких стихоплетов, способен испытывать эмоции.

— И тебе это удастся? — с ужасом спросила она, широко раскрытыми глазами глядя на его обычно сильную, бугрившуюся мышцами спину.

Внезапно Лоренцо повел широкими плечами, словно почувствовав ее взгляд. Он медленно повернулся, и Джесс вновь увидела холодную, бесстрастную маску. Другого ответа не требовалось. Она все поняла по побелевшим морщинам, окружавшим его нос и рот.

— Мои чувства — такой же факт, как то, что я итальянец, что у меня черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Они есть. Я ничего не могу с ними поделать. Но поскольку нужно как-то жить, я не позволяю себе сосредоточиться на этом. Я боюсь лифтов. Но не даю этому страху овладеть мной.

— Ты?..

Это совершенно неожиданное заявление заставило Джесс отвлечься от своих переживаний. Она застыла на месте и уставилась на Скарабелли. Неужели Лоренцо действительно признался в слабости? Невозможно было поверить, что он чего-то боится…

— Ты боишься?..

— Лифтов, — лаконично подтвердил Лоренцо и коротко кивнул, словно говоря: ну и что?

— Я знаю тебя столько времени, но никогда не догадывалась…

— Так и есть. Я чувствую страх, но не поддаюсь ему.

— И ты думаешь, что так же сможешь справиться со своим чувством ко мне?

— Не думаю, а знаю.

— Ах, знаешь?

И снова, как на Сицилии, гнев стал ее спасением. Он потек по ее жилам, согрел кровь, воскресил, прогнал страх и оцепенение, заставил очнуться, и Джесс несказанно обрадовалась этому. Не успев подумать, она порывисто устремилась к Лоренцо.

Скарабелли осторожно следил за ее приближением, прищурив черные глаза, но не делая попытки отойти в сторону или шагнуть навстречу. Джесс оказалась рядом быстрее, чем рассчитывала; она остановилась только тогда, когда врезалась в его твердую грудь, словно пушечное ядро.

— Значит, ты знаешь, что если я сделаю так…

Она решительно подняла руку, опустила ее на плечо Лоренцо и чувственно провела ладонью по его предплечью до самой кисти, нежно погладив теплую кожу и сильные мышцы. Это прикосновение заставило его пальцы пошевелиться, а затем застыть снова.

— Или так…

Она взяла в ладони его лицо и стала ласкать впалые щеки и напрягшийся подбородок. Затем Джесс погладила его шею и вплела пальцы в темные шелковистые волосы.

Лоренцо молча следил за ней, слегка опустив веки.

— Или даже так…

Она обвила руками его шею и тесно прильнула к его мускулистому телу. Грудь прижалась к груди, бедра к бедрам, и Джесс тут же почувствовала физический отклик, скрыть который Скарабелли был не в силах, так же, как хриплое дыхание и пятна румянца на высоких скулах.

— Ох, Лоренцо, — прошептала она ему на ухо, — если я сделаю так, разве ты сможешь управлять своими поступками?

Но когда ее губы скользнули от уха к скуле, а потом прижались к губам, ответ Лоренцо заставил ее отпрянуть.

Точнее, полное отсутствие всякого ответа. Потому что вместо обычной немедленной вспышки страсти и лютого голода ее встретила каменная неподвижность. Лоренцо молча отвергал ее ласки; это было хуже пощечины. Она чувствовала себя так, словно ударилась лицом о гранитную плиту.

Джесс резко отшатнулась. Она не могла вынести его близости, прикосновения его тела, ощущать презрение, наполнявшее его мышцы и сверкавшее в глубине эбеновых глаз.

— Убедил! — бросила она, отойдя на безопасное расстояние. — Ты действительно умеешь управлять своими чувствами!

— Разве не предки американцев — англичане придумали, что самая худшая жестокость — это доброта? — с поразительной невозмутимостью ответил Лоренцо.

— Доброта! — прошипела Джесс. — В том, что ты делал, не было и намека на доброту!

— Я не хотел, чтобы у тебя оставались иллюзии.

— О, не стоило беспокоиться! Если у меня и были в отношении тебя какие-то иллюзии, то я потеряла их много лет назад!

Если бы это было правдой… Если бы она с самого начала не морочила себе голову дурацкими бреднями… Так и нужно было поступить. В конце концов, Лоренцо был с ней совершенно честен. И ей тоже следовало быть честной с самой собой, чего бы это ни стоило. Только последняя идиотка могла мечтать о том, что все сложится по-другому.

— Вот поэтому я и думаю, что будет лучше, если мы расстанемся раз и навсегда.

Он явно не ожидал этого. Темная голова Лоренцо откинулась, черные глаза посмотрели на нее с недоверием.