Читаем без скачивания Десантура разминается - Сергей Алтынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Героин... – пробормотал плененный, пытавшийся было дернуться из объятий, но сразу же осознавший бессмысленность лишних телодвижений, – здесь, – кивнул он в сторону «коровника».
– Производят здесь? – уточнил Гнедич.
Плененный поспешно закивал наголо бритой головой, после чего Гнедич тут же отправил его в глубокий нокаут. Крафт отметил, что их командира напрасно прозвали Шварцем-младшим. Валерий Арнольдович (несмотря на отчество) вполне тянул на «старшего». Впрочем, неизвестно, на что был бы способен тот же Шварценеггер в реальной боевой обстановке.
Через минуту две радиоуправляемые мины были укреплены по разные стороны «коровника», а в нескольких метрах от входа – осколочно-зажигательная.
– Там есть кто? – кивнув на коровник, спросил Крафт.
Лейтенант никак не мог отучиться от привычки задавать лишние вопросы.
– Выходной день плюс отгулы за первомайскую демонстрацию, – только и произнес в ответ Гнедич.
Крафт прикусил язык. Спрашивать, не заглушат ли владельцы наркопредприятия связь во всем районе, он не стал. Ведь в этом случае наркомафия сама лишится возможности переговоров и связи, велик риск попросту перестрелять друг друга...
Специальный прибор экстренной связи, лежащий на столе полковника Казакова, замигал красной лампочкой, издал короткую, но бьющую по ушам трель. Игорь Алексеевич тут же надел на нижнюю часть лица специальный прибор, похожий на намордник, изменяющий голос, и лишь после этого ответил звонившему.
– Подарки лежат под елкой, – услышал Казаков условную фразу полковника Гнедича.
«Неужели наркозавод заминирован? – в первую секунду не поверил своим ушам фээсбэшник. – Быстро сработали, ничего не скажешь – крутые профи...»
– Начинайте фейерверк! Сами в сад и ждите гостей! – непривычным для самого себя голосом отозвался Игорь Алексеевич.
4
Петр замаскировался в кустах между двумя толстыми деревьями в небольшой роще, которая находилась сразу же за полем и разделялась с ним лишь проселочной дорогой. «Сельхозкооператива» Петр не видел, из-за деревьев просматривалась лишь часть шоссе. Пистолеты он перезарядил, кинжал вновь покоился в потайных ножнах. А вот дурацкий «дервишский наряд» так и остался в чистом поле. Прогремевший взрыв совпал с первыми каплями весеннего дождя. Петр вытер взмокший лоб. Сейчас, совсем скоро здесь должен появиться Гнедич с ребятами... На проселочной дороге показалась «Газель» темного цвета. У рощи она тормознула, из окна послышался голос Крафта:
– Если живой, быстро сюда! Ждем десять секунд!
Чтобы оказаться в «Газели», Петру хватило двух с половиной.
Не прошло и часа, как вся боевая группа отдыхала в той самой дачной постройке, которую сняли Вагин с Крафтом и в которой не так давно состоялась беседа с ныне покойной госпожой Семенцовой.
– В сад и ждите гостей? – переспросил Петр, выслушав командира.
– Возможно, прибудут местные менты и ФСБ... – ответил Гнедич. – Даже не «наверное», а точно, – уже твердо подвел итог Валерий Арнольдович.
– На готовенькое? – уточнил Петр.
– Разумеется, – кивнул Гнедич, – кто-то прикрутит себе к кителю новый орден, а мы...
И тут в комнате повисла пауза. В самом деле – кто-то отчитается об успешной ликвидации наркопредприятия, прибывшие менты и фээсбэшники повяжут не успевших разбежаться совладельцев «кооператива» и боевиков, а вот что ждет Гнедича и его команду...
– Что у нас получилось? – спросил наконец Гнедич, ни к кому, впрочем, конкретно не обращаясь.
– «Кооператив» взорван, дальнейшее следствие будет вести прокуратура или ФСБ. Нам остается сидеть и ждать команд нового Куратора, – ответил Петр.
– Ребята, операция была сложной? – оглядев по очереди каждого из своих подчиненных, произнес командир.
– Нам простых не поручают, – отозвался Вагин.
– Десять минут с копейками, – вставил свое слово Крафт, – как говорится – «на все про все».
– Видишь, лейтенант, чисто и почти без стрельбы, – усмехнулся Крафту Вагин, обычно неразговорчивый, но сейчас явно испытывающий удовлетворение от проделанной работы.
– Мы этому обучены, – кивнул Петр, – громить вражеские лагеря, базы – наш профиль. Но мы не узнали главного. Мы так и не узнали, в чем заключается «Амнистия».
– Да, – невесело кивнул головой Гнедич. – Смотрите, мужики... Мой арест, освобождение, смена Куратора... Ликвидация Семенцовой.
– Туда ей и дорога, – не сдержавшись, вставил Вагин.
– Плюс успешное выполнение поставленной задачи, – без всякого оптимизма в голосе продолжил Гнедич, беря в руки мобильник для связи с новым Куратором.
Разговор был коротким. Отключив связь, командир некоторое время смотрел в пол.
– Сказал, ждите дальнейших распоряжений, ничего не предпринимайте, – произнес Гнедич, вновь обведя взглядом каждого из бойцов. – Петр, – остановил он взгляд на своем заместителе, – езжай-ка ты в Москву! Немедленно!
– С Ириной связаться? – спросил Петр.
– Да, – кивнул Гнедич. – Ну а потом... Сам знаешь – по обстановке. Учить тебя лишний раз не нужно. И еще... Что бы ни случилось, обратно не возвращайся!
– А вы?
– А мы... Ну чего ты дурацкие вопросы задаешь? По обстановке, Ручьев, по обстановке!
Полковник Казаков отметил курсором точку на электронной карте местности Солнцедарского края. Только что его технические службы установили место, откуда Гнедичем был сделан последний звонок. Теперь, если Ширман даст добро, всех «карателей» можно было накрыть одним махом. Окружить «точку» пулеметчиками, гранатометчиками... Ох, как не хотелось лезть туда самому, но, видно, придется.
Допив кофе, Водорезов ощутил бодрость и прилив сил. Ему захотелось сказать Любови Николаевне какой-нибудь комплимент, но ничего путного в голову не приходило. Водорезов в изящной словесности силен никогда не был.
– Вам, Люба, суждено генералом стать, – проговорил он, не придумав ничего иного, – может, даже всей Петровкой будете командовать... Уж поверьте мне!
Комплимент получился каким-то корявым. Сказал лишь бы сказать...
– Вы анекдот про Штирлица помните? – отозвалась Люба.
– Какой? – переспросил Водорезов.
– А вот такой:
«Почему вы напиваетесь, Штирлиц? Если бы вы так не пили, мы произвели бы вас в группенфюреры! – говорит Борман.
– Какой смысл, господин рейхслейтер? – говорит в ответ Штирлиц. – Когда я напиваюсь, то чувствую себя рейхсмаршалом».
Люба сдержанно улыбнулась, наблюдая за реакцией Николая. Отвечать на дурацкие комплименты она умела адекватно.
– Вы что же, кроме кофе... – не договорив, несколько обескураженно посмотрел на Любу Николай.
– Вас интересует – напиваюсь я или нет?
Разговор приобрел весьма странный характер. Слов Водорезов не находил.
– Я не напиваюсь. Когда мне тяжело и одолевает депрессия, я учу иностранные языки. Такая, знаете ли, одна, но пламенная страсть.
– Помогает отключиться?
– Даже очень, плюс тренировка памяти.
– Я тоже языки учил... Но как-то не преуспел.
– Напрасно, – Любина интонация стала иронической, даже какой-то злой, – а ваша жена, случаем, не генерал?
Видимо, Николай невольно задел ее за больное место и теперь она не желала оставаться в долгу.
– Нет, – поспешно ответил Николай.
Отвечая, он столь заметно изменился в лице, что Люба тут же поменяла тон:
– Что с вами? – спросила она. – Я вас обидела?
В ответ Водорезов лишь молча махнул рукой. Проехали, дескать, давайте о чем-нибудь другом. О деле, например... Какая была личная жизнь у Водорезова? Была у Николая жена, хорошая женщина, красивая даже, чуть повыше его ростом. В Тульском артиллерийском, где Водорезов учился на факультете ВДВ, на танцах познакомились. Она на учительницу русского языка и литературы в местном пединституте училась. Когда Николай оказался в Чечне, она к нему часто туда прилетала. Непросто это было, но ей как-то удавалось отыскать командира специальной разведгруппы. Николай ее ругал, а она лишь руками махала. Как-то раз возвращалась после встречи на попутном «Ми-8» (Николай на свое горе сам, лично, с пилотами договорился), а вертолет «духи» из ПЗРК подбили... Жену Николай в закрытом гробу хоронил. А после похорон уединился, достал прихваченное со службы оружие, приставил к виску. Нет, никто к нему не вошел, руку не отвел, ободряющих, успокоительных слов не сказал... Посидел Николай в одиночестве и тишине минут восемь, потом оружие убрал, лег на кровать и проспал почти целые сутки. Самоубийство по христианской традиции грех великий, не меньший, чем само убийство, а Водорезов христианскую мораль уважал, хоть и в церкви бывал нечасто... Не получалось с тех пор у Николая найти женщину, которая могла бы погибшую жену заменить. Нельзя, никак невозможно одного любимого человека на другого поменять. Кто-то может готов был с Водорезовым на эту тему поспорить, но Николай такие беседы не любил. Рук не распускал, но грубо и резко оборвать мог.