Читаем без скачивания Мутант - Генри Каттнер

То глубокое извращение, которое он приобрел у кочевников, не должно произойти с его ребенком. «Я обучу его, — подумал он. — Он будет с самого начала знать — он научится гордиться тем, что он — Болди. И потом, если он когда-нибудь потребуется им… нет, если Нам он будет нужен… он будет готов заменить меня.»

Раса продолжится. Было добрым, справедливым и приносящим удовлетворение то, что союз Болди и человека мог привести к рождению детей-Болди. Род не должен приходить в тупик из-за того, что мужчина женился за пределами своего племени. Человек должен следовать инстинкту, как это делал Линк. Было приятно принадлежать к расе, допускавшей даже такую измену традициям, и не требовавшей последующей расплаты. Род был слишком сильным, чтобы прерваться. Доминирующая наследственность найдет свое продолжение.

Возможно, изобретение Мак-Ни могло оттянуть день погрома, а может быть, и не могло. Но даже если этот день наступит, то это не остановит Болди. Подпольный, скрытый, гонимый, их род не прервется. И возможно, что самое безопасное убежище будет найдено среди кочевников. Поскольку уже сейчас там есть их агент.

«Может быть, все было правильно, — думал Линк, обняв Кэсси и ребенка. — Прежде здесь я был своим. Сейчас уже нет. Я никогда уже не буду полностью счастлив моей прежней жизнью. Я слишком много знаю. Но здесь я являюсь связью между общественной жизнью и тайной жизнью беженцев. Может быть, им когда-нибудь понадобится эта связь.» — он задумался и усмехнулся.

Вдалеке послышался и стал нарастать рев песни. Мужчины племени возвращались с дневной охоты. Он был немного удивлен, осознав, что больше не чувствует прежнего глубокого недоуменного недоверия к нему. Теперь он понял. Он знал их настолько, насколько они сами себя никогда не знали, и он за последние месяцы узнал достаточно, чтобы оценить это знание. Кочевники более не были недовольными и неприспособленными к цивилизации. Поколения отбора очистили их. В американцах всегда было самоочищение первопроходцев, рискованная оторванность от старого мира. Похороненный род возродился в их потомках. Да, они стали теперь настоящими кочевниками; да, они были жителями леса; но они всегда были бойцами. Как и первые американцы. В них был тот же твердый стержень, который мог, в один из дней дать убежище угнетенным и преследуемым.

Песня все громче раздавалась из-за деревьев, ревущий бас Джесса Джеймса Хартвелла запевал, остальные подпевали.

«Ура! Ура! Мы несем праздник,Ура! Ура! Флаг, несущий людям свободу…»

ЧЕТЫРЕ

Снова опустилась ночь. Я лежал, глядя на холодно мерцающие звезды и чувствовал, как мое сознание проваливается в бездонную пустоту бесконечности.

Мой рассудок был ясен.

Я уже долго лежал здесь без движения, глядя на звезды. Снег недавно прекратился, и свет звезд блестел на синих сугробах.

Больше не было смысла ждать. Я потянулся к поясу и вынул свой кинжал. Я положил его лезвие поперек своего левого запястья и задумался. Это может занять слишком много времени. Есть и более быстрые способы — там, где тело более уязвимо.

Но я слишком устал, чтобы двигаться. Через мгновение я потяну лезвие на себя с резким нажимом. И тогда все будет кончено — ведь какой смысл ждать помощи теперь, когда я слеп, глух и нем здесь, за горной грядой. Жизнь полностью оставила мир. Маленькие искры мерцающего тепла, которые излучают даже насекомые, странный, пульсирующий ритм жизни, подобно волне прибоя текущей по Вселенной, излучаемый, вероятно, везде существующими микроорганизмами… свет и тепло — все это исчезло. Казалось, из всего ушла душа.

Должно быть, я бессознательно послал мысль с просьбой о помощи, потому что внутри моего сознания я услышал отзыв. Я едва не закричал, прежде чем понял, что ответ пришел из моего собственного мозга, какие-то воспоминания, вызванные ассоциациями.

Ты один из нас, — сказала мысль.

Почему я должен об этом помнить? Это напомнило мне о… Хобсоне. Хобсон и Нищие в Бархате. Ведь Мак-Ни не решил конечной проблемы.

Следующее сражение тайной войны произошло в Секвойе.

Должен ли я это помнить?

Холодное лезвие кинжала лежало у меня на запястье. Умереть будет нетрудно. Значительно легче, чем выжить, слепому, глухому и одинокому.

«Ты один из нас», — повторила мысль.

И моя мысль умчалась в солнечное утро, в город возле бывшей канадской границы, в напоенный холодом и хвоей воздух, в перестук людских шагов на Рэдвуд-Стрит — сто лет назад.

НИЩИЕ В БАРХАТЕ

Он словно наступил на змею. То, что было скрыто в свежей зеленой траве, извивалось под ногами, поворачивалось и злобно билось. Но мысль не принадлежала рептилии или животному; только человек был способен на такую злобность, которая была, по сути искажением интеллекта.

Темное лицо Беркхальтера не изменилось. Его легкий шаг не сбился. Но его мысль мгновенно отпрянула от этой слепой злобы, настороженная и готовая к действию, а тем временем Болди по всему поселению ненадолго прервали работу и разговор, когда их мысли соприкоснулись с сознанием Беркхальтера.

Ни один человек ничего не заметил.

В ярком утреннем солнечном свете Рэдвуд-Стрит весело и дружелюбно изгибалась перед Беркхальтером. Но оттенок тревоги скользил по ней, тот же холодный опасный ветер, который многие дни дул в мыслях каждого телепата в Секвойе. Впереди были несколько ранних посетителей магазина, несколько идущих в школу детей, группа, собравшаяся перед парикмахерской, один из докторов госпиталя.

«Где он?»

Быстро пришел ответ:

«Не могу засечь его. Впрочем, рядом с тобой.»

Кто-то — судя по оттенкам мыслей — женщина — прислал сообщение, окрашенное эмоциональным смятением, почти истерикой:

«Один из пациентов госпиталя…»

Мгновенно мысли других поддерживающе сомкнулись вокруг нее, согревая дружественностью и комфортом. Даже Беркхальтер нашел время, чтобы послать ясную мысль единства. Среди других он узнал спокойную, знающую личность Дюка Хита, Болди-священника-врача, с характерными психологическими оттенками, которые мог ощутить лишь другой телепат.

«Это Сэлфридж, — говорит Хит женщине, пока остальные Болди слушали. Он просто пьян. Я думаю, я ближе всех, Беркхальтер. Я иду.»

Над головой описывал дугу вертолет, за которым тянулись грузовые планеры, стабилизированные гироскопами. Он перевалил через западный кряж и ушел в сторону Тихого океана. Когда его рокот стих, Беркхальтер услышал глухой рев водопада, находившегося выше по долине. Он живо чувствовал перистую белизну водопада, низвергающегося со скалы, склоны, покрытые елью, пихтой и мамонтовыми деревьями, окружавшие Секвойю, далекий шум целлюлозных фабрик. Он сконцентрировался на этих ясных, знакомых вещах, чтобы подавить тошнотворную грязь, текущую из сознания Сэлфриджа в его собственное. Чувствительность и восприимчивость всегда были характерны для Болди, и Беркхальтер не раз удивлялся, как Дюку Хиту удается оставаться невозмутимым при его работе среди пациентов психиатрического госпиталя. Раса Болди пришла слишком рано; они не отличались агрессивностью, а выживание расы зависело от борьбы.