Читаем без скачивания Цена империи. Фактор нестабильности - Тарханов Влад

– Михаил Никифорович, вы абсолютно правы. И я с вами абсолютно согласен. Поэтому в программу гимназий и лицеев эти предметы входить будут обязательно. Но это будут привилегированные учебные заведения для детей аристократии и лучших представителей дворянства. Они должны получать качественно более высокий уровень образования и готовиться стать управленцами высшего звена. В империи должны сосуществовать одновременно три системы образования – массовое, которое должно решать краткосрочные проблемы государства, а посему быть бесплатным в своей основе, частное – которое реагирует на коммерческий спрос/предложение. Например, подготовка юристов, хочешь стать адвокатом – иди в частную контору, плати и учись. И элитное. Где образование – аванс твоим предкам, который ты должен отдать службой на благо государства. И прошу учесть, что мы не имеем права упускать нашу молодежь, которая, в силу несформированности морали и незрелости ума, падка на лживые посулы либерального толка. Если мы не сможем им дать достойное и правильное образование, этим займутся другие. Именно в среде студентов нигилисты набирают самую деятельную массу своих сторонников.

Дискуссия продолжалась еще не более получаса, после чего я отпустил делегатов, попросив остаться Каткова и Победоносцева.

– Господа, вас я попросил задержаться еще и потому, что хочу, чтобы вы занялись самым важным вопросом – идеологией нашего государства. Говорю это по простой причине: я совершенно согласен с вашими опасениями: грамотным человеком сложнее управлять. Сложнее, но это не означает катастрофу, господа. Просто мы должны научиться управлять по-новому.

– Константин Петрович! На каких компонентах, по-вашему, зиждется Российская империя?

– Самодержавие, православие и дворянство! – абсолютно спокойно рапортует оппонент.

– Сначала по поводу православия. Мой славный предок Петр Алексеевич подчинил церковь государству, лишив ее самостоятельности, фактически превратив служителей культа в государственных служащих, тех же бюрократов. И что мы видим? Православная церковь стала не столпом самодержавия, а ее поломанным костылем! Влияние ее очень быстро падает, подтачиваемое как нигилистическими настроениями молодежи, так и конкурентами – католической, мусульманской протестантской церквями. Церковь стала ленива и глупа. Поэтому отделение ее от государства и избрание патриарха – единственный способ вернуть ее к жизни и сделать более деятельной. Запретить? Но это не выход. У нас в стране около тридцати миллионов населения не православные. Я прошу сие учитывать. Можно запретить какую-то небольшую конфессию или секту, особенно если сия секта близка к сатанизму или язычеству, идолопоклонству. Но получить волнение в тридцатимиллионном населении – тут до революции останется всего один шаг. Дворянство слишком малочисленно, чтобы стать опорой самодержавию. Если бы все они служили, так нет у нас служивого дворянства. Слишком многие предпочитают праздную жизнь в кредит по заграницам служению своему Отечеству. К чему сие ведет? Или мне надо напомнить, кем были декабристы? Мы отменили указ о вольностях дворянских, но слишком многие не хотят служить, им и так хорошо! Следовательно, нам надо искать опору еще и в других слоях населения. Каких? Купечество? Продаст царя, как только им цену дадут. Промышленники и банкиры будут думать о том, как самим стать властью, чтобы получать сверхприбыли! Интеллигенция? Дерьмовая у нас интеллигенция, что смотрит на заграницу, а на свою страну плюет. В основном. Так называемый «средний класс» – возможно, они более всех заинтересованы в стабильной ситуации в государстве, ибо малейшие потрясения лишают их основы их небольшого дохода. Крестьяне и рабочие? Пока что они не опора державе, а дрожжи, на которых растут революционные настроения.

Нажимаю на звонок. Витте вносит заранее приготовленные две бутылки шампанского. Немного волнуюсь. У меня этот фокус далеко не всегда получается. Одна бутылка была заранее подогрета.

– Что вы предлагаете, господа? Заморозить ситуацию. Ладно, заморозив ее, мы не добьемся промышленного роста и, скорее всего, ближайшие войны с позором проиграем. Мы и турок одолели еле-еле, мне ли не знать. А военная катастрофа неизбежно отзывается волнениями в народе, где уже бродят революционные дрожжи. Война! Террор! Идеологическая обработка противника!

Откручиваю проволоку, что удерживает пробки обеих бутылок. Беру ту, что теплее, встряхиваю ее раз, второй, третий… Проделываю эту операцию над полом, придется пожертвовать уборкой паркета, да ничего… Пробка с грохотом вылетает из бутылки, вино разливается пенной струей по полу, брызгая на стену.

– И вот результат – революция! Консервация немного задержит ситуацию, но революционный взрыв неизбежен. Что предлагаю я?

В этом моменте, честно говоря, волнуюсь. Этот фокус удавался мне из трех попыток два раза. Я очень аккуратно начинаю шевелить пробку, чуть наклоняя ее. Моя цель оказывается достигнута: появляется незаметная дырочка, из которой начинает выходить газ! Если бы пробка была пластиковая вообще проблем не было, но тут она пробковая, пришлось потренироваться! Шипение прекращается, пробка почти без звука покидает горлышко бутылки.

– Путь реформ – это попытка стравить лишний воздух, не дать революционному брожению вырваться наружу, смести государство. Очень аккуратные реформы сверху или восстание снизу. А поэтому нам нужна новая идеология, идея, которая позволит направить все силы общества на его укрепление, а не разрушение.

Глава шестая. Студенческие волнения

Но есть только одна вещь, которая объединяет людей в мятежное волнение – это угнетение.

Москва. Московский университет

21 февраля 1881 года

ЕИВ Михаил Николаевич

1 февраля 1881 года студент Пригожин дал пощечину приват-доценту Павлову. Василий со товарищами устроили обструкцию молодому преподавателю, недавно переведенному из тверского реального училища на вычитку лекций вместо заболевшего профессора Г. И. Щуровского. Алексей Петрович Павлов был одним из учеников выдающегося ученого и ректора Московского государственного императорского университета[29], но уровень его первых лекций был недостаточно хорош для студентов, имевших образцом Григория Ефимовича. Пригожин мало того, что явился на занятие с большого бодуна, умудрился опоздать на одиннадцать минут, ввалиться в аудиторию, уже достаточно «нагретую» крикунами, да еще и нахамил преподавателю, в ответ на замечание об опоздании и совершенно неприглядном внешнем виде. Павлов, будучи человеком вспыльчивым, потребовал от наглого студента покинуть аудиторию. Пригожин на это предложение ответил пощечиной, от которой студенческое сообщество пришло в экстаз, поднялся крик, в лектора полетела бумага, огрызки яблок и прочая летающая мелочовка, не столько с целью ударить, сколько с целью унизить. Студенческое общество было весьма экстремистски настроено к любым преподавателям, что не разделяли их весьма экстравагантных политических взглядов. Павлов же был настроен дать знания, а не потакать общественным телодвижениям молодежи. Лекцию он прервал. А студент Пригожин был чуть позже задержан полицией. Кроме того, была проведена воспитательная беседа с несколькими самыми крикливыми студентами. Увы, не помогло. Арест Пригожина послужил искрой, из которой разгорелось пламя. Московские студиозусы объявили всеобщую забастовку, выставили требования отпустить арестованного, прекратить произвол, отменить устав 1863 года, заменив его еще более прогрессивным, с дарованием студенчеству свободы… по образцу чуть ли не самых либеральных университетов тех времен. На то время в МГИУ обучалось около полутора тысяч человек[30]. Полиция провела аресты восемнадцати активистов. Но молодежь успокаиваться не собиралась.