Читаем без скачивания Дочь пирата - Роберт Джирарди

— «Амундсен, Ларс Олаф, — быстро зачитал ариец. — Родился в Эсбьерге, Дания, в 1945 году, натурализовавшийся гражданин США. Тридцать шесть лет действительной службы. Торговый флот». Здесь перечислены пятнадцать судов, в том числе большие лайнеры компании «Юнайтед Стейтс лайн». Второй помощник капитана на американском судне «Конститьюшн», 1967; первый помощник на американском судне «Индепенденс», 1972. Пять официальных благодарностей за добросовестное несение службы. Лицензия штурмана класса двойной звезды. Отличный послужной список. Перед нами первоклассный шкипер.

Сведения произвели на Пейджа большое впечатление. Он сложил руки на животе и задумался. Потом он приказал снять с Амундсена наручники. Капитан встал, потирая запястья. Пейдж предложил ему стакан апельсинового сока. Капитан отказался, хотя умирал от жажды.

— Тогда я перейду к делу, — сказал Пейдж. — Братству нужны хорошие капитаны вроде вас. Вы, наверное, представляете, одна половина наших людей — профаны, неспособные отличить шпигат от секстанта, а другая — вечно пьяные дикари из самых грязных уголков мира. В прошлом году, когда мы подцепили небольшой траулер в двухстах милях от берегов Патагонии, я видел, как мой человек пожирает сердце взятого им в плен моряка. Это было отвратительно. Я предлагаю вам вступить в Братство. Разумеется, на бессрочной основе. В качестве денежного довольствия обещаю вам такие богатства, о которых можно только мечтать. Рано или поздно все золото мира пройдет через наши руки.

Он дал капитану пять минут на размышления. Когда срок истек, капитан Амундсен выпрямился и отчеканил:

— Сатана в пустыне также соблазнял Иисуса. Он сулил Спасителю все царства мира в обмен на бессмертную душу. Я плюю на вас, как Господь Бог плюнул на сатану. — Он прочистил горло, и сгусток слюны упал на палубу.

— Мустафа, — позвал Пейдж, вздохнув. Мустафа вскинул винтовку и прицелился в капитана. Амундсен поднял руку:

— Подождите, я человек моря и, подобно вам, в определенных случаях консерватор. Я прошу доску.

Пейдж пожал плечами:

— Как вам угодно.

Капитан застегнул на все пуговицы рваный, заляпанный грязью парадный китель и сделал четкий поворот. Достигнув правого борта, он замер и устремил взор в морскую даль. Мустафа винтовкой ткнул капитана между лопаток.

— В этом нет необходимости, — спокойно произнес капитан.

Он поднялся на планшир и пошел по бирюзовой доске. На полпути он приостановился. Море бросало яркие блики на его китель; было два часа пополудни. Горизонт голубел как мечта.

— Мистер Уилсон, — позвал капитан. Уилсон поднял на него глаза.

— Мой отец живет в Эсбьерге. Ему сейчас девяносто шесть лет. Это епископ Ингмар Амундсен. Если вы выживете в этом страшном сне, передайте ему, что я умер христианином. И еще скажите, я сожалею о том, что сбежал.

Потом капитан сделал шаг и пропал. Он просто исчез, растворился в ярком солнечном свете. Уилсон даже не услышал всплеска воды. Мустафа быстро подошел к ограждению и несколько раз выстрелил, после чего наступила тишина. Уилсон склонил голову и произнес молитву неизвестному богу, который позволяет людям совершать подобные зверства, молитву о душе храброго человека, который только что покинул сей мир.

Теперь пришла очередь Уилсона. Солнце нещадно светило ему прямо в глаза. Во рту ощущался вкус пепла. Пораненные запястья под пластиковыми наручниками кровоточили. Нос горел: косметическое средство против загара, наложенное несколько дней назад, стерлось. Во время этого кошмара Уилсон ни разу не взглянул на Крикет. Но сейчас он не смог удержаться и оторвал взгляд от гробовых теней на палубе. Крикет смотрела на него во все глаза, хотя лицо оставалось бесстрастным, а зеленые глаза скрывались под солнцезащитными очками.

Удивленный Шлюбер застрекотал клавишами компьютера:

— Об этом парне нет ни одной записи. Он, должно быть, записался после Санта-Барбары.

— Это так, дочка? — спросил Пейдж.

— Да, — ответила Крикет без всякого выражения.

— Как вас зовут, мистер? — обратился пират к Уилсону.

Уилсон медленно поднялся, опершись кулаками скованных рук о палубу, при этом у него хрустнули колени.

— Я Уилсон Лэндер. Улица Оверлук, дом семьдесят семь, квартира на верхнем этаже. Район Рубикон, — сообщил он постепенно затухающим голосом.

— Тогда в чем дело? — удивился Пейдж.

— В списках моряков торгового флота его имя не значится, — сказал Шлюбер. — Я сейчас проверяю Американскую ассоциацию яхтсменов…

Компьютер пискнул отрицательный ответ.

— Да, ничего. Получается, он служит неофициально.

Пейдж нахмурился и погрузился в размышления. Вынырнув из оных, он поинтересовался у Уилсона:

— Кто вы такой? Интерпол? ЦРУ?

— Я человек. Такой же, как вы, — ответил Уилсон и поразился тому, насколько окреп его голос. — Я родился, как вы, и умру, как вы. Мир — очень странное место. Это все, что я хотел сказать.

Он взглянул на Крикет. Отливающие медью волосы развевал океанский бриз. Уилсону внезапно вспомнился пансионат на Азорах. Даже в этом ужасном окружении, при всей своей подлой, уродливой душе, Крикет была прекрасна.

— Какая-нибудь профессия у вас есть, попутчик? — задал наводящий вопрос Шлюбер. — Что-нибудь такое, что могло бы пригодиться Братству?

— У меня степень по сравнительной литературе. Кроме того, я не закончил стажировку по древней антропологии в Ашлендском колледже, Бьюфорт. И выдержал почти все экзамены на степень магистра археологии Американского континента там же. Я могу отличить хорошую книгу от плохой. Говорят, я умею ладить с детьми. И я способен датировать черепок эпохи до испанских завоеваний в пределах пары сотен лет.

— Достаточно, — прервал Пейдж. — Мы узнали все, что хотели.

Краешком глаза Уилсон видел тусклый винтовочный ствол и ритуальные шрамы на потном черном теле Мустафы. Он повернул голову в сторону моря и попытался вызвать чувство собственного достоинства. Но от страха горизонт показался ему красным, и он почувствовал, что сейчас грохнется в обморок.

— Уилсон!

Это был голос Крикет, вслед за ним раздался стук упавшего стула.

Уилсон взглянул перед собой. Крикет стояла у стола, позади нее лежал вверх ножками стул. Крикет склонилась над отцом, как богиня — над горгульей. Пейдж поскреб темечко:

— Что, дочка?

— Он мой, — сказала Крикет. — Я заявляю о своем праве на него.

Пейдж бросил на Уилсона злобный взгляд и грубо схватил Крикет за руку.

— Не пытайся разжалобить меня, девочка! — зашипел он. — Чувства опасны для людей нашего типа. И вообще, ты нарушаешь устав! Членство в Братстве не предоставляется по причине личных симпатий. У нас нет иного выбора, кроме как бросить этого человека акулам.