Читаем без скачивания Не лучше ли объясниться? - Шарлотта Лэм

Рут подняла руку, чтобы коснуться его щеки.

— Гораздо лучше. Говорят, через несколько дней я смогу вернуться домой. Меня оставили здесь для обследования и отдыха, но сердце работает уже хорошо.

Он подвинул к кровати стул и сел.

— Ты теперь должна беречь себя. Ведь ты же не станешь рисковать?

Она поморщилась.

— Конечно, нет. Терпеть не могу больницы, в них так грустно. Особенно в таких больших, как эта. Уж я постараюсь больше сюда не возвращаться. Да, Джеймс, большое тебе спасибо за цветы. Их пришлось расставить в три вазы! С тех пор, как проснулась, я только и делаю, что смотрю на них. Правда, они изумительно пахнут?

Он посмотрел на простые массивные вазы, расставленные вокруг кровати на тумбочке и на ближайшем подоконнике.

— Пахнут фрезии, но я помню, что ты любишь нарциссы.

— «Что распускаются до ласточек весенних и ветры марта с нежностью встречают», — мечтательно произнесла Рут.

Он нахмурился, тронутый явно знакомыми словами. Откуда это?

— Шекспир, Джеймс!

— Правда? А так современно звучит.

— На то она и классика. Только не думаю, что в его время в Англии были нарциссы. Они ведь здесь недавние поселенцы, как и тюльпаны. Сумасшествие с тюльпанами пошло от голландцев в семнадцатом веке, и это было настоящее безумие — тогда луковица нового сорта стоила целое состояние. Даже не верится.

— Ты знаешь интересные вещи — наверное, решаешь много кроссвордов. — Он очень многого не знал о своей матери.

Она рассмеялась.

— Как ты догадался? Пейшенс тоже любит кроссворды. — Показав на вазу с фруктами, мать добавила: — Это она принесла. Я совсем не ем. Жалко, что они пропадают. Возьми что-нибудь — лучше всего мандарин. Они такие вкусные.

Джеймс покачал головой.

— Спасибо, я только что пообедал. — Помолчав, он добавил с деланной небрежностью: — Пейшенс уже была здесь днем?

Мать пытливо заглянула ему в глаза.

— Да, забежала на минутку. Ей нужно было срочно возвращаться. Она выглядела подавленной. Вы не поссорились?

Чересчур волнуясь, он еле выговорил:

— Подавленной? Почему ты так решила? Что она говорила?

Мать положила руку на его ладонь, и прикосновение сухой, как бумага, кожи было приятно-успокаивающим.

— Ничего она не сказала, но я поняла — что-то случилось. Я очень люблю Пейшенс. Не обижай ее, Джеймс.

— Ни за что на свете! — Слова царапали пересохшее горло. Он шумно вздохнул, беря себя в руки. — Почему ты решила, что я могу ее обидеть?

Мать рассмеялась.

— Что здесь смешного? — Джеймс не выносил, когда над ним смеялись. Особенно если сам не понимал шутки.

— Спроси себя самого, Джеймс.

Он перевел разговор на другую тему:

— Когда ты выйдешь из больницы, ты хотела бы переехать ко мне или остаться у Пейшенс?

Она внимательно смотрела на него, сплетя морщинистые пальцы с его, большими и сильными.

— Я тронута твоим вопросом, Джеймс, но я не смогу снова жить в том доме — слишком я там была несчастлива, и призраки прошлого будут преследовать меня. А в «Кедрах» у меня много друзей. Это самый хороший дом из всех, где мне доводилось жить. Я хочу провести остаток жизни там.

Он не удивился такому ответу, но чувствовал себя обязанным предупредить:

— Но ты же понимаешь, что не можешь рассчитывать на это. Что, если Пейшенс больше не будет держать пансион? Выйдет замуж, например?

Мать рассмеялась.

— Она обещала детям, что им не придется покинуть дом, пока все они не повзрослеют, а Эмми еще только шесть. Вряд ли я буду жива, когда ей исполнится восемнадцать.

Джеймс нахмурился, глядя в пол.

— Но что, если Пейшенс не придется продавать «Кедры»? Что, если она выйдет замуж за человека с деньгами? Тогда ей не нужно будет держать пансион.

— Не представляю, что она откажет Лавинии, Джо и другим от дома. Ты это представляешь? Сколько бы денег ни было у ее мужа.

— Да, ты права. У нее слишком мягкое сердце.

— Не мягкое, Джеймс. Щедрое. Доброе. Любящее. Пейшенс — необыкновенный человек. Можно искать всю жизнь и не найти другую такую, как Пейшенс.

Их глаза встретились, и Джеймс поторопился встать, надеясь, что глаза не выдали его.

— Ну, мне пора в офис. — Он нагнулся и снова поцеловал ее в щеку. — Тебе что-нибудь нужно? Я навещу тебя завтра днем.

— У меня есть все, что нужно, спасибо, Джеймс, — сказала мать, тихонько вздохнув.

Выйдя из отделения, он подумал, что не может сказать того же о себе. Многие годы он плыл по течению, не задумываясь, что же ему на самом деле нужно, и уж тем более не понимая, как пуста его жизнь, лишенная любви и привязанностей.

Слишком поздно он осознал необходимость любви, слишком поздно понял себя. Он любит Пейшенс, но представления не имеет о ее чувствах к нему, он ее вообще не понимает. Почему он только теперь осознал, как мало знает о женщинах? Потеря матери в таком раннем возрасте сделала его слепцом во всем, что касается женщин. Он вырос, полагая, что женщины должны быть такими, как Фиона, — красивыми, элегантными и холодными, а правда заключается в том, что Фиона — полная противоположность тому, что ему нужно в женщине. Встреча с Пейшенс открыла ему правду, но он оставался беспомощным слепцом во всем, что касалось женщин, особенно Пейшенс. Он боялся сказать ей о своих чувствах, потому что не вынес бы отказа.

В конце коридора он услышал возбужденные голоса людей, в которых мгновение спустя узнал обитателей «Кедров». Лавиния в ярко-синей плиссированной юбке и подходящей по цвету кофточке, несущая плетеную корзину снеди, Джо в старом твидовом пиджаке и вельветовых брюках и все остальные возбужденно помахали ему, приближаясь.

— Как она?

— Пейшенс сказала, что ей гораздо лучше. Вы тоже так думаете? — спросила Лавиния. — Я испекла сухого овсяного печенья — это полезно для сердца.

— А я принес свои нарциссы, — сказал Джо с обычным своим недовольным видом. — Вы небось завалили ее дорогими магазинными цветами? А эти из нашего сада. И они ей понравятся гораздо больше.

— Она будет очень рада таким подаркам, — поспешил заверить Джеймс, переводя взгляд с Лавинии на Джо. — И рада будет видеть всех вас. Она уже вас вспоминала.

— Вы намерены забрать ее к себе после выписки? — спросил Джо, хмурясь. — Вы живете в каком-то шикарном доме, точно?

— Я действительно предложил ей переехать ко мне, — признался Джеймс и увидел, как у всех вытянулись лица.

— Нам будет ее не хватать, — сказала одна из женщин. — Ей с нами хорошо. Она обещала мне сшить новую ночнушку.

— Нам будет ее не хватать, — согласилась Лавиния. — Но, в конце концов, семья — это семья. Как можно осуждать ее за то, что она хочет жить с сыном? Мы бы все решили так же на ее месте.