Читаем без скачивания Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века - Ада Петрова

Господи, дай мне душевное спокойствие перенести все, что сулит грядущий день…

На что уходит жизнь? По четвергам, каждую неделю, журналистов собирают в посольстве. Посол лично информирует об установках из Центра: как и что нужно писать, какие события освещать. Лещинского уже дважды грозились выслать из страны по настоянию афганцев даже за крохи правдивой информации об истинном положении дел. От посольства все мы живем недалеко – минут 5 – 7 пешком. Но ходить строжайше запрещено – опасно, только на машинах. У советских их тут тьма, все иномарки, особенно у разных служб КГБ. Инструктаж такой: если что, немедленно звонить в посольство и всем собираться там. Так вот, однажды, когда начался очередной сильнейший обстрел нашего жилого квадрата, жена кинооператора, которая, как это с нами часто бывает из-за командировок мужей, была дома одна, попыталась дозвониться в посольство. Ее там мягко послали. И вот, когда снаряды начали падать все ближе, она, схватив ребенка и собаку, побежала сама. На улице ей вслед летели камни и улюлюканье мальчишек.

Иногда не обращаешь внимания на эти бабаханья. Ко всему привыкаешь. А иногда – душа в пятки. Говорят, что душа-то находится между пятым и шестым ребрами. Если найти тот самый узелок и нажать на него, то все пройдет. Находила, пробовала… Но отчего она все равно ноет?

Отдельная история – это наше КГБ здесь. Разветвленная сеть по всему Афганистану. Они правят бал. Формируют правительство, органы власти, партийную структуру. В Кабуле существует официальное представительство Комитета. Ему подчиняются тысячи советников, которые присутствуют во всех мало-мальски значительных органах управления: от кишлака до столицы. Челноками мотаются из Москвы в Кабул высокопоставленные чины. Особое значение имеют визиты некоего Александрова. На самом деле это председатель КГБ Владимир Александрович Крючков. Об этом знают все. Бегают на цирлах. Не дай Бог прогневается. А уж охраны вокруг посольства в эти дни, сопровождения, если куда-то выезжает, – можно подумать идут воинские ученья. Хотя уж какие ученья на войне. Поговорить бы перед камерой с этим дядей с лицом Василия Теркина, этакий простачок (все разведчики, что ли, такие, наивно-безобидные внешне?)… Да разве ж к нему подберешься. Он сам, все его окружение, местные начальники лопаются от важности, лица таинственные. Мол, мы все знаем, но вам, ничтожным, ничего не скажем. Вспоминаются чеховские слова, что все знают и все понимают только дураки и шарлатаны…

По-моему, у Ольги Берггольц где-то есть: «Дни проводила в диком молчании, зубы сцепив, обхватив колени. Сердце мое сторожило отчаянье. Разум безумия – цепкие тени».

Проедешь метров триста от ворот и упираешься в длиннющую улицу Дарульаман. Направо – мимо крошечных полей, где растет чахлая зелень, морковка, огурцы, мимо оборванных грязных пацанов (бачат), играющих осколками снарядов и мин, стреляными гильзами, к советскому посольству. Оно окружено двумя высоченными бетонными стенами с колючей проволокой наверху, а перед ними еще широченный ров с водой. В сильно дружественной нам стране, а главное, «любящей нас, советских», КГБ удумало эдакую средневековую защиту. Как будто эту цитадель будут штурмовать таранами, а толпы атакующих полезут на стены по веревочным лестницам. Может быть, службой безопасности руководила безумная надежда, что снаряды, мины, ракеты просто застрянут среди этих стен, надолбов и колючей проволоки?

Дальше по Дарульаману – мимо разряженных яркими попонами, колокольчиками и лентами осликов и лошадок, запряженных в двухместные коляски, устланные провонявшей грязью и бараньим жиром кошмой. За денежки на них катают детей по короткой дорожке – туда-сюда, туда-сюда. Мимо угрюмой школы, хоть она и числится в образцово-показательных (все как у нас). Над школой шефствует польский посол. Мимо – череда зданий тоже за высоченным забором. Объект афганского КГБ (ХАДа). Мимо бесконечных драных палаток с пыльными овощами, фруктами, бараньими тушами, лепешками и огромным набором разных напитков: спрайта, кока-колы, пепси, тоника (наши дети такого не видели). Мимо, мимо – к той самой горе, где дворец бывшего афганского правителя Амманулы-хана. Он построен на наши денежки. Ленин когда-то купил лояльность соседа за русское золото, отобранное у нищего и голодавшего, ограбленного большевиками народа. Предполагалось, что это поможет бедствующим братьям-афганцам, но король построил себе два дворца. Теперь в одном из них – штаб нашей 40-й армии. Рядом, перед главным КПП, особняк представителя Министерства обороны СССР генерала армии Валентина Ивановича Варенникова. В Афганистане он старший воинский начальник. За особняком – поле. Там солдаты пасут коровок, сено косят. Коровки-то наши, российские. Прилетели на транспортном самолете. Обратно бедных не повезут. Не видать им больше России. А животинки хорошие, не в пример тутошним: низкорослым, худым, облезлым. Генеральских холят и лелеют, пока нужны, исправно доят, чтобы было свежее молочко, сливки, творожок да сметанка для Валентина Ивановича. Человек он в возрасте, не очень здоровый. В городе же ничего молочного покупать нельзя: грязь, инфекции, антисанитария. Армия вообще на месте ничего не берет. Только воду. Все возят самолетами да грузовиками через перевал Саланг. Так что в армии все, как на Родине, а значит, ничего вкусного и полезного нет: консервы, крупы, макароны, сахар да чай. А на боевых действиях в сухпайке иногда попадаются консервы с надписью «Завтрак туриста». Издевательство, право…

Помнишь, у Островского: «Живу день, живу два, а на третий думаю: а не удавиться ли?» Зачем нам все это? За что, господи? Отольется еще кровавыми слезами.

У Варенникова мы бываем довольно часто. Он тоже собирает журналистскую братию для информации и инструктажа. Однако по форме это, скорее, интеллигентные беседы с картами на стене, с документами в руках, с участием его помощников и военных аппаратчиков. По внешнему впечатлению Валентин Иванович почти западный дипломат, только в форме советского большезвездочного генерала. Все его окружение что-то строчит в блокнотах с озабоченным видом. Все, как говорится, чинно и благородно, словно в кабинете Министерства обороны рядом с Кремлем. И когда мы, журналисты, распаляемся и начинаем шипеть от этой постоянной недосказанности, вранья, когда желаемое выдается за действительное, когда же наконец правду будем говорить людям, все равно ведь от западных радиостанций многое знают – нам в ответ, не повышая тона и почти не раздражаясь: еще не пришло время, вы и так много себе позволяете, не надо зря волновать народ. Плюемся, отводим душу меж собой, чуть ли не воем от бессилия. Меж тем, за спокойненько сказанными словами так и слышится: отправим мы тебя, братец, отсюда с волчьим билетом, а вослед «телега» прогрохочет от самого гнусного и компетентного ведомства.

У нас тут поговорка появилась: ты меня Родиной не пугай. Еще как пугают. Разве уменьшилось хождение человека по мукам? Мы коленопреклоненные перед властями, перед послом. «Если бы не дырка в роте – жили бы в злоте». А с другой стороны, кто же услышит нас, кто опубликует? Не найдется таких. Внутренняя несвобода все заливает ядом. Хочу домой. Все хотят. Дорогой ценой мы оплатим это умолчание. Мы еще долго не вернемся отсюда даже после отъезда. При нынешних правителях, которые и несут за все ответственность, никому не нужна правда о том, что здесь происходит. Никого не проймешь, и никто не станет рисковать. Ни на родном телевидении, ни в прессе. Глядишь, потом еще тебя и обвинят во всем.

Когда думаю о себе, что бывает редко, вспоминаю глупые стишки: маленькая рыбка жареный карась, где твоя улыбка, что была вчерась? Тошно, противно… И все же: Это лучше, чем чума и скарлатина, Это лучше, чем холера и склероз, Это лучше, чем вино из нафталина, Это лучше, чем попасть под паровоз. За сим обнимаю тебя. «Хубасти-четурасти» – так афганцы спрашивают о жизни. Отпиши. Твоя верная подруга Ада.

Кабул

Здравствуй, Нюся!

Ты просишь: расскажи про свою жизнь в Афганистане. Ну, что тебе рассказать – жизнь из окна: дома, посольства, машины, из иллюминатора вертолета, люка БТРа. А еще вокруг все говорят о смерти. Как у Бунина: «живем в оргии смерти». Все же официальные речи как у нас: о «светлом будущем», которое должно вот-вот появиться из этого кошмара. Каждый день смотрим «революционно-демократическую» драму. Она разворачивается на глазах. Актеры подчас меняются, но режиссеры все те же – «шурави», советские. Пьеса явно затянулась.

Кому от нашего пришествия сюда стало лучше? Я таких не знаю. Всем только хуже. Афганцы пропитаны ненавистью 20 завоевательных войн в своей истории. Сейчас – 21-я. Она в генах, а потому русских сейчас ненавидят все поголовно. А ведь когда-то любили. Мы всегда были добрыми соседями. Даже во Вторую мировую войну, когда немцы всячески пытались перетянуть Афганистан на свою сторону, им это не удалось. Дружественная страна помогала снабжению нашей армии овчинными полушубками, орехами, сухофруктами. И вот мы стали оккупантами. Мы принесли сюда гражданскую войну, в которой воюем на одной прокабульской стороне, а вернее за нее против всего народа. Зачем? Чего достигли? Только одного: для афганцев теперь красная звезда означает то же, что для нас когда-то паучья фашистская свастика. Она – символ порабощения.